«Ты готов выстрелить в человека? Тебе, на самом деле, слабо это сделать»
Мать саратовского школьника, которого ФСБ обвиняет в подготовке массового убийства, уверена: в деле участвовала взрослая женщина-провокатор.
На входе в бомбоубежище пахнет гарью. Лестница, ведущая вниз, завалена обломками бетонных плит. От гермоворот остался металлический косяк, впаянный в бетонную толщу. Остальной металл из убежища № 9 саратовского авиазавода — одного из крупнейших в регионе сооружений гражданской обороны — давно выпилили и сдали в чермет.
Территория над бомбоубежищем
Через шахты грузового лифта вниз проникает достаточно света. Видны кучи битого кирпича. При строительстве новых микрорайонов на месте завода убежище пытались разрушить или переделать в подземный паркинг. Но полутораметровые стены, рассчитанные на прямое попадание бомбы, не поддались.

Центральный коридор плотно исписан граффити, шифрами уличных игр и рекламой интернет-магазинов наркотиков. На полу — битые бутылки, черный пепел свежих костров. Объект давно известен и легко доступен даже для начинающих экстремалов.
Именно здесь 24 февраля 2020 года задержали двух школьников — 15-летнего Игоря Шустова и 14-летнего Евгения М. По версии ФСБ, подростки случайно нашли и хранили в этой заброшке обрез, который намеревались использовать для массового убийства детей. Спецслужба разослала по редакциям видео, в котором задержанные рассказывают, что незадолго до окончания учебного года в одну из майских суббот планировали расстрелять в школе 40 человек из соображений мести.
Следственный комитет возбудил уголовное дело о приготовлении к убийству двух и более лиц, совершенном группой по предварительному сговору. Дальнейших сообщений о расследовании не поступало. В новостях говорили только о ковиде. Город, прокляв «колумбайнеров» в соцсетях, быстро забыл о происшествии.
«Только не давай сдачи!»
Комната Игоря очень маленькая. Слева — диван, справа — стол. На столе — книги о Великой Отечественной и коллекционные солдатики. «Игорь с самого детства болеет армейской темой. У него даже тапки камуфляжные», — смеется мама подростка Наталья Ким.

К ковру над диваном прилеплен тетрадный листок, на котором синим фломастером нарисован домик с треугольной крышей. Это Игорю подарил младший брат Леша. «Они с Игорем как две половинки. Только Игорек домой зайдет, Лешка на нем виснет. У нас большая семья, пятеро детей. Мы все очень тесно друг с другом связаны», — Наталья плотно сжимает раскрытые ладони.
Комната Игоря
В узкой кухне жарко от натопленной печки. Семья живет на первом этаже старинного дома. Здесь низкие потолки и толстенные двери. «Не смотрите, что мы живем в старом жилфонде. Мы не бедные! Мы просто не успели сделать ремонт», — повторяет Наталья.

У Натальи — розовые волосы, пирсинг, тату с котиками и розами. «Неформалю с 1990-х. Носила цепи, кожанку, играла в группе на гитаре, у меня даже мотоцикл был», — улыбается она. По профессии Наталья — мастер ногтевого сервиса. Муж — прораб в реставрационной компании.
Три года назад, когда семья приехала в Саратов из Красноармейска, семиклассника Игоря и третьеклассника Витю записали в школу № 14. «В августе я два раза ходила к школьному психологу, просила позаниматься с Игорем, всё-таки подростковый возраст, — вспоминает Наталья. — В конце сентября меня вызвали в школу «на беседу». Но это больше походило на линчевание. Меня и Игоря поставили у доски. Учителя сидели. Психолог кричала, что мои дети — недоучки и лентяи. Никакой работы с Игорем она не проводила».
Игорь понял, куда попал, еще во время летних каникул, когда пошел в школу на отработку: «На второй день я увидел, как некоторых учеников в классе обзывают и толкают».

Травили не только новичков. В классе издевались над несколькими девочками, «за то, что они некрасивые», и над Женей М. — за неопрятность. Мать Жени пьет. Мальчик жил у дедушки в поселке Увек и каждое утро по два часа добирался до школы. Перевести внука в школу поближе к дому не удавалось, так как к учебному заведению прикрепляют детей по месту прописки родителей или опекунов, а опеку деду не давали.
Наталья
«Однажды, еще в начальных классах, Женю толкнули с лестницы. Ребенок сломал руку и ногу. Администрация школы не вызвала «скорую», а позвонила деду, чтобы он забрал мальчика и сам отвез в травмпункт», — рассказывает Наталья.

Игорь и Женя подружились. На уроках сидели за одной партой. На переменах — на лестнице, ведущей на чердак. Ходить по школьным коридорам было рискованно.

«Сначала ставили подножки. Потом толкнули меня с лестницы. Потом нас с Женей стали бить — за школой, в гардеробе, в классе, когда не было учителя. Потом и при учителях. Однажды нас с Женей прижали к стене на втором этаже. Мимо шла социальный педагог. Она всё видела и отвернулась». Игорь перечисляет случаи избиений буднично, это было привычным.

Маме он рассказывал малую часть происшествий, «чтобы не расстраивалась».

«Я умоляла: только не давай сдачи! Тронешь одного, они всей толпой подкараулят тебя по пути домой», — говорит Наталья.

Она обращалась за помощью к директору. «Владимир Анатольевич [Каширин] сказал, что в их коллективе такого не может быть. И велел, когда Игорю исполнится пятнадцать лет, забрать его в вечернюю школу».
«Событие достаточно грустное»
Снег на школьном дворе посерел, из-под забора льется широкий ручей. На стене здания — черная табличка с надписью: «В годы войны здесь располагался эвакогоспиталь».

Поднимаемся по разбитым ступенькам крыльца. Охранник с наколками на пальцах щелкает пистолетом-градусником, отправляет на третий этаж. Рыжая краска на школьных стенах потрескалась. На потолке над верхней площадкой лестницы видны желтые разводы.
Школа № 14
За нами, отстав на пролет, следует женщина в растянутой вязаной кофте. Приглушенно говорит в телефонную трубку: «Владимир Анатольевич, к вам пресса!» Из кабинета выскакивает директор, натянув маску до глаз.

Из окна директорского кабинета открывается великолепный вид. Яркое мартовское небо, крыши частных домишек в Глебовраге, блестящие купола собора и башенки новостроек вдалеке. На полу кабинета — советский мелкий паркет, под окнами — чугунные батареи, на стене — часы с портретом Путина и Медведева на циферблате.

«Событие, конечно, достаточно грустное», — говорит Каширин об истории с его учениками. Никакого буллинга в школе, по его утверждению, нет. «Если бы я знал, что были какие-то предпосылки для этой ситуации, какие-то недоработки с моей стороны, то произошедшее стало бы для меня меньшим шоком. Мама Игоря приходила в школу по поводу успеваемости. Если бы она пожаловалась на отношения между детьми в классе, мы бы сразу во всем разобрались».
Владимир Анатольевич
Владимир Анатольевич откидывается в кресле и добавляет: «Если бы что-то такое подтвердилось, следствие уже по-другому со мной разговаривало».

Вопрос о переломах Жени М. директор оставляет без комментариев: «Журнал травматизма изъят, а я не хочу быть голословным».

Спрашиваю, что изменилось в жизни школы? Может быть, учителя пытались поговорить с детьми, обсудить, что они думают о случившемся? «С учащимися следователи разговаривали», — разводит руками Владимир Анатольевич.

Единственное новшество — классным руководителям дано указание мониторить страницы учеников «ВКонтакте»: «Если мы видим, что они что-то куда-то не в ту сторону, сразу просим убрать. Или до родителей доводим информацию». Школьная психолог уволилась в прошлом году. На вакансию было два претендента—выпускница университета и психолог из детского сада. Обе передумали, потому что зарплата (12 тысяч рублей) не покроет расходов на проезд.
Доклад на свободную тему
Раз в неделю в школе проводятся занятия по проектной деятельности. Это так называемая «внеурочная занятость», введенная в рамках одной из образовательных реформ. Зачем эта занятость нужна, реформаторы никому не объяснили. На этом уроке детям обычно задают готовить доклады на свободную тему. Вести невнятный предмет, как правило, поручают учителям, у которых мало нагрузки по основным дисциплинам. В школе № 14 проектную деятельность преподает учительница биологии без опыта работы и квалификационной категории.

Очередь делать доклад дошла до Шустова в ноябре 2019 года. Игорь выбрал тему скулшутинга.
Наталья показывает грамоты Игоря
«На тот момент исполнился год расстрелу в Керченском колледже. В Саратове после убийства школьницы Лизы распространился фейк о том, что, если не отпустят Туватина, будут нападения на школы. Игорь решил подготовить презентацию о том, что толкает стрелков на преступление и как детям спастись в такой ситуации», — рассказывает Наталья.

Педагоги не участвовали в работе над проектом. На вопрос «Свободных» директор Каширин ответил, что учителя не обязаны разбираться, «кто как понял собранную информацию».

Мама, как она утверждает, сидела за компьютером вместе с Игорем. Они посмотрели художественный фильм «Класс», снятый в Эстонии в 2007 году по мотивам реальных событий в школе Колумбайн. Фильм находится в свободном доступе. Наталья рассказывает, что они собирали информацию в поисковике и общедоступных группах ВКонтакте. «Я читала и пыталась понять, где взрослые упускают момент, на что обращать внимание дома и в школе. Мне казалось, получится полезный просветительский проект».

Игорь говорит, что презентацию в классе смотрели молча.

«Сыну в ВК начала писать некая Лиза Аувинен (Пекка-Эрик Аувинен — финский убийца, совершивший массовый расстрел в своей школе в 2007 году, прим. ред.). В соцсети она зарегистрировалась в ноябре 2019 года — именно тогда, когда мы собирали информацию для презентации. Сначала девушка утверждала, что ей 17 лет, потом — 19, и настойчиво набивалась в друзья. Игорь согласился общаться», — рассказывает Наталья.

Страница Аувинен доступна только для друзей. Последний раз пользователь был в сети 24 февраля, в день задержания школьников.
Ищите женщину и Кима
Когда Лиза звонила (на сегодня ее номер недоступен), Игорь говорил маме, что идет на встречу с Женей. О том, что у него появилась девушка, он рассказал старшей сестре 19-летней Дарине. «Меня насторожило, что эта подруга настолько старше Игорька. Ему тогда не было даже пятнадцати лет! Чего взрослая девушка хочет от ребенка? С нами она не хотела знакомиться, не приходила в гости. Я посоветовала ему быть аккуратнее», — вспоминает Дарина.

Лиза назначила первое свидание 25 декабря на Театральной площади. Уже 26 декабря сотрудник ФСБ пишет рапорт об «обнаружении неустановленного лица, причастного к незаконному приобретению оружия».
«В течение трех месяцев, до дня задержания эта девица значилась в материалах ОРМ неустановленным лицом. Но носила на себе микрофон и делала скриншоты переписки», — говорит Наталья.

Судя по распечатке прослушки, Лиза хотела говорить только о скулшутинге. Уже на первой встрече она настойчиво выводит Игоря на тему школьных неприятностей. Спрашивает об одноклассниках: «Они тебе мешают?.. Что с ними делать?.. Как они исчезнут?.. Ты готов выстрелить в человека? Тебе, на самом деле, слабо это сделать».

Игорь, как обычный восьмиклассник на свидании, заводит разговор о музыке, об одежде, о погоде, предполагает, что у Лизы замерзли руки, предлагает ей свои перчатки. Но Лиза жестко дает понять, что согласна продолжать общение, только если он будет говорить о расстрелах:
«Ты уже это планируешь? Как ты решил всё провернуть?.. Чего ты ждешь? Ты всё продумал, даже до одежды?.. Ты планируешь стрелять по всем подряд или выборочно? Только по нерусским?.. Ты застрелиться хочешь? Что тебя толкает на суицидальные мысли?.. Думаешь, власти внимание обратят? Ты хочешь, чтобы из-за этого нерусских больше в школу не принимали?» (вопросы Лизы, цитата по расшифровке прослушки).
Лиза восхищается «грандиозными планами» и чрезвычайно оживляется, узнав, что у Игоря есть друг Женя. «То есть ты всё-таки не один? То есть твой товарищ с тобой решился на это? И что, ты типа главный в вашей этой группе из двух человек?» (цитата по расшифровке прослушки).

Экспертиза подтвердила, что в разговорах с Шустовым именно Лиза «определяет направление хода диалога». «Коммуникативным намерением Шустова является поддержание и развитие межличностных отношений с Семеновой. Коммуникативным намерением Семеновой является побуждение собеседника к обсуждению интересующей ее темы — вооруженного нападения на школу. Для достижения данной цели Семеновой были использованы приемы психологического воздействия», — сказано в экспертизе.

В уголовном деле 20 томов. Наталья листает талмуды, помеченные разноцветными стикерами и маркерами. «Вот здесь Игорь хвастается, что часто тренируется с дядей на стрельбище. Наверное, думает, что грамотно ездит по ушам хорошей телочке, — смеется Наталья. — Действительно, у меня есть старший брат, ветеран Афганистана. Но он живет в Ейске и на тот момент лежал в больнице после инсульта.

Что делает ФСБ? Ищет дядю со стороны моего мужа — Алексея Викторовича Кима. Находит в Саратове некоего Виктора Кима 1942 года рождения. У него даже нет отчества, потому что он реальный Ким (мужчина — уроженец Кореи, прим. ред.). Он нам не родственник, просто однофамилец. Выясняют, что у Виктора Кима есть дочь и сын, Сергей Викторович. Пишут, что Сергей Викторович Ким является родным братом моего мужа Алексея Викторовича Кима. Стоп, назад. У Виктора Кима есть дочь и сын, откуда же еще один брат?»

Это было бы смешно, но у 78-летнего Виктора Кима провели обыск. Искали «огнестрельное оружие, из которого Шустов производил стрельбу в целях повышения своих навыков». Пенсионер пояснил, что его сын Сергей Викторович живет в Кургане и трудится в сфере общепита. «Шустова я никогда не видел, и кто он такой, не знаю», — заявил Ким.
Черный ящик
Наталья утверждает, что Игорь встречался с Лизой восемь раз.

«ФСБ представила следствию материалы только по шести встречам. На одной из «выпавших» встреч Лиза говорит, что знакомый дал ей пневматический пистолет, — в остальных беседах она утверждает, что пистолет ее собственный, — рассказывает женщина. — На второй не представленной следствию встрече она приглашает Игоря пострелять. Они идут на пустырь за ТЦ «Оранжевый» 25 января. Лиза показывает вход в заброшенное бомбоубежище и предлагает поискать банки для мишеней. Именно тогда Игорь наткнулся на ящик, в котором лежали книги (какая там была литература, осталось неизвестным, так как подросток книгами не заинтересовался, прим. ред.) и две непонятные трубки. Он потянул за трубки и вытащил обрез. Поиграл с ним и положил на место. В тот же день он в ВК рассказал о находке Жене».
Открытый вход в бомбоубежище
Девушка 24 февраля заключает с ФСБ соглашение о сотрудничестве и становится секретным свидетелем, получив псевдоним Семенова Елизавета Александровна. Свидетельница заявляет, что школьники готовятся к совершению массового убийства, «в целях оказания воздействия на принятие ряда решений органами власти РФ».

Семенова снова приглашает Игоря в бомбоубежище и просит взять с собой Женю. Накануне вечером Игорь отказывается ехать. Она уговаривает: «Я думала, мы договорились. Я и планы свои уже отменила ради вас. Хотелось бы тебя видеть». Говорит, что приготовила для Игоря подарок.
«Если сопоставить время, выходит, что в тот момент Семенова сидит на опросе в здании ФСБ и оттуда продолжает зазывать Игоря на место. По-моему, все очевидно», — разводит руками Наталья.
Семенова приходит на встречу с двумя скрытыми видеокамерами. «Игорь открывает ящик. Удивительное дело: убежище легко доступно, за месяц там могло побывать немало народу, книги исчезли, но обрез остался на месте. Семенова в показаниях утверждает, что Игорь и Женя собирались унести обрез с собой. Но на записи никто таких слов не произносит. Встреча закончилась тем, что в помещение ворвались люди в штатском. И в нашей жизни начался ад».
Внутри бомбоубежища
Ад в деталях
Игорь уехал на встречу с девушкой примерно в 11 часов утра. «По дороге он позвонил мне, сказал, что всё нормально. Я не беспокоилась», — Наталья занималась с собакой во дворе. В 14.00 в калитку (она никогда не запирается) вошли люди в штатском. Показали бумажку. Растерянная Наталья разобрала только слово «обыск».

Мать пыталась позвонить Игорю. Он не брал трубку, потом номер стал недоступен.

Обыск шел четыре часа. Силовики (удостоверений они не показывали) изъяли альбом с рисунками Игоря, школьные тетрадки и дневник.
«13 августа, 21.50, моя первая запись. Мне больно. У меня болит душа. Мне хочется любви. Хочется нормальную дружбу. Но я интроверт, не умею находить друзей. Не могу найти себе девушку. Я каждый день тоскую в одиночестве и каждую ночь плачу», — говорилось в дневнике.
«Одиночество. Сколько же надо заплатить за веселую жизнь? Наверное, очень много, у меня не хватает. Богу жалко дать мне хоть кусочек счастья. Я гуляю один, хожу-брожу по улицам и вижу, как все ходят за ручку. Я удивляюсь, как у них получилось обрести хоть какое-то счастье», — пишет Игорь в дневнике без указания даты.

За время обыска трехлетний Леша проголодался и плакал. Матери не разрешили ни покормить ребенка, ни даже выйти к нему в детскую из кухни. Вечером родителей увезли в ФСБ, оставив малыша одного дома.

«Я ничего не успела, ни включить ему мультики, ни налить воды в бутылочку. В здании ФСБ нас завели в кабинет, велели ждать. Прошел час, второй. Меня трясло, поднялось давление, я твердила, как сумасшедшая: ребенок дома один, пожалуйста, отпустите к нему мужа! Я плакала, дошла до того, что встала на колени», — рассказывает Наталья.

Игорь видел это. Он сидел рядом с матерью на соседнем стуле. Разговаривать им запретили.
Внутри бомбоубежища
В 22.00 начался допрос. «Старший лейтенант спросил: «Игорь, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили? Давай порепетируем». Включилась видеокамера. Игорь сказал, что готовил убийство. Я пыталась вмешаться. Педагог-психолог, которая сидела в кабинете, начала кричать, чтобы я замолчала, потому что я плохая мать и не следила за ребенком. Игорь посмотрел на меня и сказал: «Мам, я сам разберусь», — вспоминает Наталья.
В 1.00 ночи задержанных повезли в Следственный комитет. «По закону несовершеннолетних нельзя допрашивать больше трех часов и в ночное время. В ФСБ написали, что все, происходившее без адвоката, было не допросом, а опросом. В СК адвокат по назначению посоветовала со всем соглашаться».

Игорь не сразу смог повторить свои показания. «Все идут курить, а Игорь — умываться», — скомандовал следователь по особо важным делам. Сотрудник ФСБ сводил подростка в туалет, после чего он сказал всё, что требовалось.

«В 6.00 нам объявили, что детей увезут в энгельсский ИВС. Велели привезти умывальные принадлежности, сменное белье, обувь, вынуть шнурки... Я была оглушена. Я несколько раз переспрашивала и не могла осознать», — говорит мать Игоря.

На следующее утро на допросе в ИВС подростки отказались от своих показаний. В тот же день информацию о задержанных — фамилии и номер школы — слили в СМИ. У здания Волжского суда, который должен был вынести решение о мере пресечения, Наталью ждали телекамеры. Процессы с участием несовершеннолетних проходят в закрытом режиме, но на этот раз прокурор ходатайствовал о допуске аккредитованной прессы. Судья не возражал.

Школа дала Шустову и М. отрицательные характеристики. Именно на этом основании, как и в других регионах, где ФСБ разрабатывала школьников, суд вынес решение об аресте.

Муж Натальи, ждавший в машине у здания суда, обзванивал знакомых с просьбой посоветовать адвоката.

«За ночь нам нужно было найти на оплату юридических услуг 50 тысяч рублей. Коллеги мужа скинулись. Мы не понимали, что адвокат нам будет нужен не месяц, не два и не три», — говорит Наталья
В комнате у Игоря
Страшно и дорого
Родственник в тюрьме — это не только страшно, но и дорого. Существуют несколько сервисов, которые доставляют электронные письма в исправительные учреждения. Каждое письмо стоит 50 рублей за страницу. Фотография — еще 50 (снимки в учреждении распечатывают на черно-белом принтере на обычном листе бумаги). Электронная корреспонденция, как и обычная почта, попадает к цензору учреждения. Проверка длится дня три. Одобренное письмо доставляют в камеру. Заключенный вручную пишет ответ. Его сканируют и отправляют на волю.

Через день Наталья возила Игорю передачки (старший сын Данила, работающий продавцом, отдал на это всю зарплату).

«В камерах принято делиться продуктами. Мы не знали, сколько человек сидит с Игорем, поэтому каждый раз собирали посылку не меньше, чем на 4 тысячи рублей. На сайте ФСИН указан один перечень разрешенных продуктов, в СИЗО — другой. Приходится прямо перед окошком переупаковывать продукты. Сзади возмущается очередь, сотрудников не слышно. Однажды нам пришлось обдирать 20 рулонов туалетной бумаги — оказывается, с них нужно снять упаковку и завернуть каждый в прозрачный пакет. Ободрали, уложили, подали в окошко — и их вышвырнули обратно! Нужно было заворачивать в два пакета», — рассказывает Наталья.

В марте подростков выпустили под домашний арест. «Когда мы приехали домой, и Игорь заснул, я смотрела на него и понимала, что это больше не ребенок. Детскость ушла», — говорит мать подростка.

Почти сразу подследственных забрали в психиатрическую больницу на экспертизу. За месяц не дали ни одного свидания.

Следующие десять месяцев Игорь просидел в своей комнате с электронным браслетом. Прогулки не разрешались. От нервного напряжения подросток начал терять слух.

В ноябре 2020 года все ограничения удалось снять. По официальной формулировке школьники «отпущены под присмотр законных представителей».
«Оказалось, что в стране творится полная задница»
Игорь заканчивает 9 класс в той же школе № 14, обучаясь по индивидуальному плану. На занятия ходит два раза в неделю. В остальное время работает на стройке. Пытается разобраться в своей новой картине мира.

«Раньше я думал, что люди в погонах — чистые, честные. И тут такой шлак. У нас с Женькой был четкий план: закончить 9 классов, отучиться в училище на сварщика, вместе пойти в военкомат и заключить контракт. Я мечтал защищать свою страну. И тут оказалось, что в стране творится полная задница», — пожимает плечами Игорь.
Младший брат Игоря Витя нарезает бутерброды. Мальчика пришлось временно отправить жить и учиться к дедушке в деревню. Домой его забирают на каникулы и выходные. Леша после обыска два месяца кричал по ночам. Спать он соглашается только с родителями и до сих пор боится чужих. У Дарины развились панические атаки и депрессия. В торговом центре, где работала девушка, знали, что Игорь Шустов — ее брат. После новостей об аресте Дарину уволили, гражданский муж ушел.
Наталья говорит, что с ней перестали общаться почти все подруги. Исчезли клиенты. Пришлось отдать знакомым любимого сенбернара Ерофея, которого подарил Наталье муж, собаку стало нечем кормить. Чтобы оплатить адвокатские услуги, семья продала машину и всю бытовую технику, кроме стиралки и холодильника.

«Хотели продать квартиру, переехать куда-нибудь на окраину, но не нашлось покупателей. У нас появилась первая кредитная карта, потом вторая, третья, четвертая. Сейчас их пять», — говорит женщина.

Семья задолжала адвокату больше 200 тысяч рублей. Обвинительное заключение Наталья получала уже без защитника. Дело передано в Заводской районный суд. Обвиняемые потребовали коллегию из трех судей, надеясь, что силовикам будет сложнее надавить на троих, чем на одного (присяжные несовершеннолетним не полагаются). Сейчас мать и сын самостоятельно готовятся к предварительному слушанию.
Наталья писала председателю СК Александру Бастрыкину и президенту Владимиру Путину, доказывая, что школьников обрабатывал взрослый провокатор.
«Я ахнула, когда увидела первые кадры оперативной съемки Семеновой. Ей не 17 и не 19 лет. Это тетка с обвисшими брылями! У нее походка и голос взрослого человека, только одежда детская», — рассказывает Наталья.

На очной ставке секретная свидетельница, сидевшая за ширмой из простыни, зачитывала показания по бумажке. Семенова пояснила следователям, что интересовалась скулшутингом, так как «увлекалась психологией» и хотела изучить «психотипы людей, которые поддерживают идеологию «Колумбайна». Девушка утверждала, что, убедившись в серьезности намерений юных знакомых, она немедленно обратилась в правоохранительные органы. В возбуждении уголовного дела в отношении девушки по факту пособничества и подстрекательства к преступлению следственный комитет отказал.

Текст – Надежда Андреева
Иллюстрации – Матвей Фляжников
Верстка – Матвей Фляжников
Опубликовано – 30.03.2021