«Моральные террористы»: матери погибших в Беслане детей подвергаются травле
Сегодня, 3 сентября 2020 года, исполняется ровно 16 лет со дня штурма школы № 1 в Беслане. Всего за три дня в захваченной заложниками школе погибли 334 человека, из них 186 детей; около 700 были ранены, многие остались инвалидами.
За открытие и распространение как можно более полной информации о теракте уже годы борются «Матери Беслана». И с первых дней они сталкиваются с колоссальным давлением. Казалось бы, что может быть естественнее, чем поддержать людей, переживающих горе.
Почему-то в социальных сетях это не работает. О травле в социальных сетях корреспонденту ИА «Свободные новости» рассказали несколько матерей, потерявших детей в бесланской школе. Не все готовы были говорить под диктофонную запись. Согласилась поговорить сопредседатель комитета «Матери Беслана» Анета Гадиева.
Вот как ее описывала корреспондент газеты «Коммерсант» Ольга Алленова в книге «Форпост. Беслан и его заложники».
«Анета Гадиева. Красивая молодая женщина с опухшими от слез веками. Она смотрит перед собой остановившимся взглядом. Кажется, ничто вокруг не может ее разбудить. В школе она была с двумя детьми — грудной дочерью Миленой и старшей, 9-летней Аланой. Муж Анеты — турецкий гражданин, мусульманин, но Алану в 2002 году крестили. Во время захвата Алана потеряла крестик, и Анета успокаивала ее: «Я куплю тебе новый». Не купила. 2 сентября Руслан Аушев вывел Анету с младшей дочерью, старшая шла за матерью, но боевики ее развернули назад. Анета думала, что отнесет младенца домой и вернется, но в школу ее больше не пустили. Алана погибла».
Сегодня Анета Гадиева пришла на траурную акцию в школу № 1. В первые дни после штурма школу хотели снести, чтобы ничто не напоминало о страшном событии, но «Матери Беслана» воспротивились этому. В 2016 году зданию и спортзалу был присвоен статус объекта культурного наследия.
Гадиева стоит со свечой посреди спортзала бесланской школы. Спортивный зал, где погибло наибольшее количество людей, так и остался без крыши, с выбитыми окнами — как и был, но теперь он заключен снаружи в круглый павильон, предохраняющий его от разрушения. Оконные проемы завалены мягкими игрушками, дыры в деревянном полу зацементированы живыми цветами. Повсюду стоят бутылки с водой (именно воды остро не хватало заложникам со второго дня захвата), как будто погибшим можно что-то компенсировать. Стены покрыты надписями — Калининград скорбит, Тамбов скорбит, и выше других надписей, выше обгоревшего баскетбольного кольца, белым кирпичом, очень крупно: МАХАЧКАЛА. Анета согласилась рассказать об обвинениях, которые свалились на нее после трагедии.
«С самого начала, постоянно. Почему-то все знают, как надо горевать, почему-то все примеряют на себя наше горе. Наверное, так происходит, если они так обвиняют. Это было постоянно. С одной стороны, и власти не выгодно поддерживать родственников. Не тот случай, о котором стоит постоянно рассказывать и транслировать, и людям тоже больше хочется удовольствий, чем страданий. Мы даже сами порой не понимаем, почему они это делают, а они это делают, потому что сами не хотят ходить в состоянии страдающего, хотят, чтобы был праздник», — говорит она.
Я включаю диктофон, и тут же рядом с нами в зале начинает страшно рыдать женщина в зеленом платье. Она стоит перед стеной детских фотографий и сквозь плач причитает на неизвестном мне языке. Я не могу отойти — мне кажется, это будет проявлением неуважения к ее горю. Анета Гадиева тоже остается.
Все обвинения, с которыми она сталкивалась, оставлял кто-то в социальных сетях. В глаза такого никто не говорил.
«Поначалу это очень больно, потом привыкаешь, потом даже начинаешь понимать, что это за люди, и понимаешь, что это убогие люди, — говорит она и прибавляет. — Я считаю, это моральные террористы».
На мой вопрос, какие именно обвинения ей адресовали, Анета Гадиева уже не смогла ответить — она с трудом сдерживала слезы. Она извинилась и окончила интервью. Очевидно, это до сих пор причиняет ей боль.
Обвинения, которые сыпались на матерей Беслана, можно найти в социальных сетях самостоятельно. «Пиарятся», «наживаются на компенсациях от государства», «не отличаются примерным поведением», «что-то не особенно горюют» или «горюют слишком напоказ» — такие обвинения, как под копирку, появляются и в обсуждениях и любых других трагедий. Такие же обвинения получала мать убитой девятилетней Лизы в Саратове.
Не все обвинения оставляют ноунеймы из вконтача. В 2009 году Виктор Шендерович в статье «Угол отражения» написал, что матери Беслана виновны в трагедии в той же мере, в какой в 1945 году был виновны матери Берлина. А в 2016 году обвинение, но уже судебное, прилетело из противоположного конца политического спектра — членов комитета оштрафовали за появление перед журналистами в футболках «Путин — палач Беслана».
Необходимо защитить материей Беслана от нападок вне зависимости от того, каковы политические взгляды нападающего и его мнение о заказчиках теракта. Можно было бы призвать на помощь закон о кибербуллинге — он разрабатывается и на федеральном уровне, и даже в нашей Саратовской области — но жаль, что от неадекватных судебных процессов он матерей не защитит.
Статья подготовлена по итогам участия в Семинаре по вопросам противодействия ксенофобии и этнической нетерпимости на примере памяти о Холокосте и жертвах террора, проведённого Центром «Холокост» с использованием гранта Президента Российской Федерации, предоставленного Фондом президентских грантов.