Система убивает лучших
В Москве скончалась Лариса Семеновна Чернозуб. Василию Андреевскому, ее внуку, отбывающему непомерный срок в 10-й колонии Саратова, оставалось меньше полутора лет до освобождения. Лариса Семеновна очень его ждала. Не дождалась. Не хватило здоровья, истребленного годами переживаний, неоправданных надежд, неизгладимой горечи.
Я познакомилась с Ларисой Семеновной летом прошлого года в Санкт-Петербурге вскоре после поездки в Саратов, где включилась в качестве защитника в процесс по условно-досрочному освобождению Андреевского. Кировский районный суд уже отказал в УДО, и мы подали на кассацию.
На меня произвела впечатление изысканная интеллигентность Ларисы Семеновны, ее доброта, как будто сквозящая в каждом движении, какая-то лучезарная кротость. Столкнувшаяся с грубым произволом системы, с жесточайшей несправедливостью, Лариса Семеновна вопреки всему сохраняла возвышенную уравновешенность, ни к кому не испытывая злобы и ненависти.
Она вела меня к своему дому от автобусной остановки и по пути показывала садик, куда ходил Василий в детстве, школу, где он учился в младших классах, где первоклассником получил первую серьезную травму от старших ребят – за то, что призвал их не курить и не сквернословить.
Она шла медленно, периодически останавливаясь и переводя дыхание, а когда стала подниматься на третий этаж своей пятиэтажки, я увидела, как она задыхается. Проблемы с сердцем появились у Ларисы Семеновны уже давно, но когда 11 с половиной лет назад в Москве арестовали Василия, переживания резко усугубили болезнь, а последующие годы стрессов и нервных потрясений добавили множество других болезней, которых она не знала раньше.
В квартире, обставленной скромно, но утонченно, все как будто дышало ожиданием внука: его фотографии на стенах, в основном детские, его вещи, книги... Как будто и не меняла она ничего в обстановке той комнаты, где он школьником делал уроки.
Покойный муж Ларисы Семеновны был художником, дочь стала балериной и хореографом. Но отнюдь не тепличным существованием творческой городской семьи ограничивалась жизнь Ларисы Семеновны. Искусствовед по специальности, она в течение восьми лет ходила в плавание с ихтиологами, знакомясь со всеми испытаниями и трудностями морских экспедиций. Несколько полок в ее доме искусно воспроизводили красоту морского дна. Причудливые кораллы, морские ежи и звезды, прочие диковины она добыла когда-то своими руками, ныряя с аквалангом вместе с научными сотрудниками экспедиций.
Лариса Семеновна много рассказывала мне о Василии, о его ранних годах, когда она общалась с ним больше, чем мама, у которой много времени отнимала работа. Когда Василий вместе с мамой переехал жить в Москву, Лариса Семеновна жила ожиданиями приездов внука на каникулы. И радовалась, когда, успешно окончив школу, Василий поступил учиться на тренера-педагога. Но в его 19 лет произошла трагедия, грубо перевернувшая жизнь семьи.
Арест Василия, нелепое и абсурдное обвинение в убийстве близкого человека – мамы девушки, за которой он ухаживал, пытки, зверские избиения, самооговор, выбитый с помощью угроз жизни и здоровью маме и любимой девушке, судебно-следственный произвол – все это Ларисе Семеновне пришлось перенести вместе с внуком в глубоких сопереживаниях ему.
Через детство Ларисы Семеновны прошла блокада Ленинграда. Но, рассказывая об этом, она не любила излагать подробности ощущений голода и холода. Все-таки это было детство, не лишенное и детских радостей. У нее была любимая кукла, коротая однажды осталась в руках злоумышленника. Прибежав домой, девочка плакала: злой дядя куклу отобрал. Ужаснувшиеся взрослые утешали ее, говоря, чтобы радовалась, что сумела вырваться и осталась жива. Декларируя героическую выносливость города-героя, советская пропаганда умалчивала о том, как и для чего похищали детей в блокадном Ленинграде те, кто жаждал выжить в этом кошмаре любой ценой.
Но самой тяжелой полосой не блокадное детство прошло через судьбу Ларисы Семеновны. А заключение внука в наше вполне, казалось бы, мирное время. Шок приговора, произнесенного вопреки всем свидетельствам о невиновности, вопреки всем алиби. Ежедневная тревога за внука, колония в Саратове, прожекторы и вышки, регулярные поездки на каждое положенное свидание, и эта бесконечная, годами длящаяся несправедливость, с которой невозможно ни свыкнуться, ни смириться.
Сначала Лариса Семеновна надеялась на кассационный суд. Потом – на Страсбургский. Когда тот принял решение в пользу Василия, но его не выпустили, надежда оставалась только на УДО. Но и она из раза в раз не оправдывалась...
Видя состояние здоровья Ларисы Семеновны, я думала, что никуда за пределы своего квартала она уже не выезжает. Каково же было мое удивление, когда вскоре после нашей встречи она поехала в Москву, а оттуда – в Саратов, в колонию, на трехдневное свидание к Василию!
А в середине августа было кассационное заседание в Саратовском областном суде. Изложив все доводы в защиту Василия Андреевского, я стала рассказывать судьям о его бабушке. Казалось бы – какое это имело отношение к делу Андреевского? По закону не было никаких оснований отказывать Василию в УДО: три четверти срока прошло (по закону и двух третей достаточно), ни одного взыскания в колонии, множество поощрений... Но, изложив все эти чисто юридические доводы, я рассказала судьям о Ларисе Семеновне – женщине той утонченной интеллигентности, какой, возможно, и не встретим мы уже в новых поколениях. О блокаде Ленинграда, о том, что Лариса Семеновна считается участником войны, о состоянии ее здоровья и о том, как она ждет горячо любимого внука. Я призывала судей к милосердию.
Судебная коллегия тогда отменила решение Кировского районного суда об отказе в УДО, однако не выпустила Василия, а направила дело на повторное рассмотрение в тот же районный суд. Там 31 октября 2012 года я снова говорила о Ларисе Семеновне, искренне призывая суд учесть в своем решении состояние здоровья пожилой женщины, для которой каждый день заключения внука – это непосильное испытание. Однако на следующий день судья Кировского районного суда Гришина вновь вынесла решение об отказе Василию Андреевскому в условно-досрочном освобождении.
В феврале 2013 года здоровье Ларисы Семеновны резко ухудшилось, она перенесла инсульт. Дочь перевезла ее в Москву. А 16 февраля 2013 года новая коллегия областного суда Саратова оставила повторное неправедное решение Кировского суда в силе. И это стало, как оказалось, окончательным приговором здоровью Ларисы Семеновны.
Однако в мае она вернулась в Петербург, а летом снова поехала с дочерью на свидание к внуку, в самую жару, и провела в колонии три дня со 2-го по 5-е июля. У нее хватило на это силы воли, хоть реально она уже была в состоянии лежачего больного.
Лариса Семеновна мечтала о том, чтобы внука перевели на режим колонии-поселения. Тогда бы она приехала и жила бы с ним в колонии, в каком бы состоянии ни была. Но и в этом суд отказал Василию Андреевскому.
У Ларисы Семеновны был крепкий, закаленный организм. У нее была внутренняя сила. И конечно, она была бы жива сегодня, если бы Василия выпустили условно-досрочно. В середине сентября у нее началось прободение язвы, нажитой годами переживаний. Врачи не сумели ее спасти. 21 сентября ее не стало. Ей было 75 лет.
А ведь каждый из этих судей мог заглянуть в приговор Андреевскому и увидеть, что никаких реальных доказательств вины Андреевского нет, что дело шито белыми нитками и откровенно сфабриковано. И не отпустить в такой ситуации человека, давным-давно заработавшего УДО, даже если бы и был виновен, – это абсурд. Они, наконец, могли посмотреть и на самого Андреевского, интеллигентного, образованного парня из порядочной семьи, и отдаленно не похожего на убийцу и уголовника.
Но у судей другие мерки. Что им до пожилой блокадницы, до ее повседневного душевного страдания за внука? Они смотрят на все по-другому. Андреевский не признает вины – это раз. Он отказывается платить взятку – это два. Он – о ужас! – сделал заявление на суде о том, что его склоняли к взятке за УДО…
Дело об этом преступлении расследовано не было. Зато сам Андреевский был оставлен досиживать срок «до звонка», а Лариса Семеновна – фактически убита.
Василий Андреевский лишен был возможности проводить свою бабушку в последний путь. Это – дополнительный штрих неумолимой жестокости системы. Заключенные не имеют у нас возможности провожать в последний путь скончавшихся в их отсутствие родных.
Двумя неделями раньше, истерзанная тревогами о сыне, скончалась в Москве Нина Васильевна Косенко, мама Михаила Косенко, узника 6 мая. Сыну не дали возможности проститься с ней, несмотря на то, что и осужден он еще не был, и обвинение его в суде на глазах разваливается, и в другой город не нужно было его везти.
Бывший политзаключенный Сергей Аксенов, напомнив о трагическом случае нацбола Владимира Линда, которому не дали проститься с умирающим от рака отцом, призвал граждан добиться законодательного разрешения заключенным хоронить своих родственников.
Это, конечно же, очень важно, и работа в депутатских комиссиях могла бы посодействовать этому. Но куда важнее добиться, чтобы не сажали у нас в тюрьмы людей без вины.
Чтобы настало хотя бы малое потепление в этом хаосе беззакония и всеобщей апатии, равнодушия и хладнокровной жестокости.
