Табак как враг народа

«…вызвало в нем воспоминания о давно прошедшем, наполовину забытом времени, когда курение в школе и в детской внушало педагогам и родителям странный и не совсем понятный ужас. То был именно ужас. Ребят безжалостно пороли, исключали из гимназии, коверкали им жизни, хотя ни один из педагогов и отцов не знал, в чем именно заключается вред и преступность курения. Даже очень умные люди не затруднялись воевать с пороком, которого не понимали. Евгений Петрович вспомнил своего директора гимназии, очень образованного и добродушного старика, который так пугался, когда заставал гимназиста с папироской, что бледнел, немедленно собирал экстренный педагогический совет и приговаривал виновного к исключению. Уж таков, вероятно, закон общежития: чем непонятнее зло, тем ожесточеннее и грубее борются с ним. Вспомнил прокурор и двух-трех исключенных, их последующую жизнь и не мог не подумать о том, что наказание очень часто приносит гораздо больше зла, чем само преступление». (А.П.Чехов, рассказ «Дома», 1887)

Начну с себя. Лет пять как не курю, а до этого курил больше 40 лет. Не жалею, что курил. Не жалею, что бросил. Закон возраста – со многим приходится расставаться.

О вреде курения, как и каждый, кто читает эти строки, да и вообще каждый человек на белом свете, кроме индейцев и эвенков, знаю.

Я всю жизнь курил, а мои взрослые сыновья не курят и никогда не курили, несмотря на бывший перед глазами дурной пример отца. Почему? Не знаю: не нравится, не хотят. А кому-то нравится, кто-то хочет, хотя родители его и не курят.

Если продолжать алкогольную аналогию: Госдума в пандан к антитабачному законодательству приступила к жаркому обсуждению вопроса о запрете распития спиртных напитков в самолетах и даже запрете продажи алкоголя в дьюти-фри.

Я согласен с Дмитрием Козенко («Газета недели», №6), и к его прогнозам добавил бы еще следующее. Подобный запрет коснется, разумеется, лишь законопослушных граждан, не намеренных после глотка виски бросаться с кулаками на стюардов и пассажиров. А тот, кто заранее («уж если я чего решил, так выпью обязательно») намерен повеселиться на высоте десять тысяч метров, он уж, будьте уверены, хоть в резиновом изделии за пазухой, но водку на борт пронесет.

Но вернемся к борьбе с табакокурением.

Нет, я тоже полагаю, что надо всячески ограничивать распространение вредной привычки. Только вот как? У нас ведь в ходу одни меры – полицейские. Когда я слышу, как ужасно, что табачные изделия доступны детям, вспоминаю 1963-64 годы, когда благодаря неугомонному Никите Сергеевичу в средних школах ввели производственное обучение, и мы, старшеклассники, два дня в неделю радостно не учились, а как бы трудились на заводе «Сардизель». К этому надо вспомнить и то, сейчас как бы и невероятное обстоятельство, что каждую осень саратовская табачная фабрика вставала на ремонт, и папиросы и сигареты делались дефицитом (импортных практически еще не было). И вот мы, когда надоедало стрелять курево у наших трудовых наставников, которым самим было несладко, набирали с песочка в местах для курения окурков, прилаживались где-нибудь в заводском дворе и, раскрошив окурки, вертели из добытого табака самокрутки («козью ножку» и сейчас с закрытыми глазами сверну). Вот казалось бы – уж какое ограничение в табаке для детей, а дети выворачивались, потому как очень хотелось.

Все эти шумные кампании напоминают сказанное Львом Толстым про общества трезвости: «Вздор. Чтобы не пить, незачем собираться. А уж если собираться, то надо пить… Все вздор, ложь, подмена действия видимостью его…»

Вот объявят запрет на курение на экране. Меня тоже раздражает в ремесленных сериалах то, что, не имея драматургического материала, авторы в перерыве между мордобоями и перестрелками заставляют и бандитов, и полицейских то и дело закуривать. А как же быть с героями Достоевского, Чехова, Лескова, Горького, Платонова, Твардовского, Шолохова, Шукшина (все авторы курили) на экране?

Выпивку на экране в мрачные дни лигачевской авантюры уже искореняли. Помню, как замечательный русский писатель Евгений Носов жаловался на цензоров, предложивших переименовать его классический рассказ «Красное вино Победы»: «Что же, мне его «Красное ситро Победы» назвать?!»

Подмена действия видимостью его…

В Саратове существует региональная общественная организация трезвости и здоровья, расположившаяся в уютном особняке, и бессменно возглавляемая с 1986 года Натальей Корольковой. Кто-нибудь, включая саму Королькову, может утверждать, что благодаря четвертьвековой деятельности организации саратовцы стали пить и курить меньше? Но сама Королькова – она везде, где президиум, где пресса, где телеобъективы. Что ж, на всем можно сделать карьеру, господа, на всем, даже на пристрастии россиян к винопитию, как поощряя его изготовлением напитков, так и борясь с их потреблением.

…Вот стоит в торговых рядах рядовая труженица прилавка, перебирая замерзшими пальцами свой доступный бедным товар, думая свою невеселую думу – а у кого, кроме чиновников и депутатов, они сейчас веселые? – и время от времени припадая к сигарете, как к другу и утешителю. Отнимем у нее сигарету – решили премьер и депутаты! Фу! Пускай вместо банан кушает! А банан почему-то не утешает…

…Вот сели погреться к огоньку утомленные трудом и жизнью работяги, скажем, строители, достают сигареты… Не моги! Кушай банан! А они не хотят банан. Это, может быть, премьер и депутаты хотят банан, а рабочий человек поколениями привык перекурить…

…А трудовая интеллигенция? Чего требует от верной Зины булгаковский профессор Преображенский, совершив свою небывалую операцию: «Папиросу мне сейчас же, Зина. Все свежее белье и ванну». Он же после обеда курит сигару. Курил и создатель «Собачьего сердца». И вообще я был бы благодарен тому, кто назовет мне великого русского писателя, который бы вовсе чуждался вина и табака. Мне очень нравится фотография Льва Николаевича: он стоит в дверях в блузе, в правой руке держит блюдечко со стаканом чаю, в левой – папиросу. Толстому 59 лет.

Но, бросив курить, в 1906 году напишет статью «Для чего люди одурманиваются?», где между прочим задается вопросом: «Но отчего же люди непьющие и некурящие находятся часто на умственном и нравственном уровне несравненно низшем против людей пьющих и курящих? И почему люди пьющие и курящие часто проявляют самые высокие и умственные, и душевные качества? Ответ на это, во-первых, тот, что мы не знаем той степени высоты, до которой достигли бы люди пьющие и курящие, если бы они не пили и не курили. Из того же, что люди духовно сильные, подвергаясь принижающему действию одурманивающих веществ, все-таки произвели великие вещи, мы можем заключить только то, что они произвели бы еще большие, если бы они не одурманивались».

Это «если бы» – прелестно. А «если бы» нет? Но пройдет еще три года, и Лев Николаевич вновь вернется к волнующей его теме. Курить бросил, а все тянуло его если не покурить, так порассуждать о табаке. В «Разговоре с прохожим» крестьянин отвечает автору на совет бросить курить и подумать о душе: «Верно это, старичок. Верно ты говоришь. Об душе первое дело. Первое дело об душе. (Он помолчал.) Спасибо, старичок. Верно это. (Он указал на трубку.) Это что, одни пустяки, о душе первое дело, – повторил он. – Верно ты говоришь. – И лицо его стало еще добрее и серьезнее». Толстого восхищают эти слова.

Да все проблемы, связанные с курением, все же пустяки в сравнении с главным в жизни. А курят русские люди зачастую, как объясняет собеседник Толстого, «от скуки». Заметим – не от безделья, а от скуки, под которой русский человек зачастую имел в виду душевную и житейскую неустроенность, безысходность, отсутствие цели, возможности самореализации. Ну и тогда – хоть покурить.

За вредной привычкой стоит образ жизни, улучшить который власть не в состоянии, но что-то делать вроде как надо? Тогда, по выражению Толстого, создать видимость, в данном случае заботы о здоровье граждан. И это при неуклонном росте цен на лекарства и медицинские услуги, которые для многих становятся недоступны. При чудовищной экологической обстановке, суррогатных продуктах питания для рядовых людей. Так вот же новый враг народа – табак!

Интересно, что услышал бы инициатор столь яростной борьбы и его думские сподвижники, выйди они не с экрана, а напрямую к народу, скажем, к шахтерам? Слова благодарности за заботу об их здоровье, которая, оказывается, не в том, чтобы обеспечить безопасность труда, а в том, чтобы отнять у них минутную радость перекура? Или совсем-совсем другие слова скажут сограждане, например: «А ваша деятельность, г-н премьер и г-да думцы, полезна для здоровья россиянина?»