«Заглубили тему». В Саратове фестиваль для молодых инвалидов открыли длинной дискуссией о патриотизме на фоне СВО

18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ПШЕНИЧНОЙ АННОЙ ЭДУАРДОВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ПШЕНИЧНОЙ АННЫ ЭДУАРДОВНЫ.
Неделей ранее руководитель саратовского отделения ВОИ Александр Низовцев предлагал депутатам организовать футбольную команду из ампутантов СВО.
В Саратове собрались десятки людей с инвалидностью из 12 регионов ПФО.
Про участников
Из республики Марий-Эл до Саратова Виталий Курзенёв добирался на собственной машине — это 770 километров пути. Виталию уже за сорок, и у него врождённый недуг — недоразвитие нижних конечностей и, как следствие, первая группа инвалидности.
Всё его детство — это приюты и детские дома — Брянская область, потом Орловская, потом Марий-Эл. Осел Курзенёв в итоге в Йошкар-Оле. Но страсть к путешествиям осталась. Видимо, родом из детства. Говорит, в Саратов ехал с интересом, чтобы посмотреть, действительно ли «огней так много золотых» на наших улицах. У Виталия отменное чувство юмора, а еще — звание чемпиона Европы по жиму штанги лёжа. В 90-х он серьезно увлекался спортом. Но чемпионом стал, смеется, «неожиданно для себя».
Виталий поездил по Европе, завёл семью, у него есть собственное дело — он занимается перетяжкой мягкой мебели. Сам купил себе машину, сам выплатил за неё в кредит. Сам добрался до Саратова.
Его коллега по команде Александр Ермаков тоже приехал в наш город на собственном автомобиле — это 950 километров. Он живёт не в Йошкар-Оле, а в отдаленном марийском селе, где до ближайшей поликлиники в райцентре 45 километров. В инвалидном кресле он уже 12-й год.
— Мне было 18, когда я попал в ДТП, — рассказывает он. — В результате травма позвоночника.
Саше немного за 30, и у него тоже первая группа инвалидности. Первое время было тяжело привыкать к новому себе. Но благодаря друзьям он справился. Оборудовал дом. Освоил автомобиль. Сейчас устроился на работу. В обществе инвалидов состоит больше десяти лет.

У Анастасии Каркиной из Удмуртии похожая история.
— Мне было 16 лет, я училась в Кирове, — объясняет она. — Мы жили в общежитии, и из юношеского бунтарства, что ли, после закрытия общаги вылезали из окна по простыням. Я упала. Причем было невысоко — всего второй этаж. Врачи сказали — просто не повезло.
Анастасии 32 года. Она замужем, растит дочку — девочка в этом году идет в школу, в кадетский класс, поскольку с трех лет мечтает служить в полиции и сажать в тюрьму преступников. У неё тоже свое небольшое дело — Настя занимается пошивом конвертов и комбинезонов для новорождённых. А ещё ведёт активную социальную жизнь.
Про меры поддержки
Саратов встретил участников жарой. О чем в приветственном слове не преминул сообщить председатель саратовской облдумы Михаил Исаев.
— У нас сегодня тепло, уютненько, — сказал он.
А потом много говорил о важности таких мероприятий — «это обмен опытом и практикой»
— Мы в региональном парламенте создали специальный совет с общественными организациями, — объяснял он участникам. — Обсуждаем с ними вопросы разного характера, в основном житейские. Изучаем опыт других регионов, в частности — какие меры поддержки надо внедрять на территории нашей области.
О том, что меры поддержки нужны, говорил не только Михаил Исаев. Но и, например, зампред областного правительства Сергей Егоров, когда вспоминал программу «Доступная среда», действующую в регионе с 2012 года. О том, какая именно поддержка оказывается людям с дополнительными потребностями, и что делается в регионе в рамках программы «Доступная среда», он, увы, не сказал.
Надо заметить, что раздел программы на сайте министерства труда и социальной защиты не обновляется с марта 2022 года. А ссылка на форум, где можно обсудить доступность транспорта, различных учреждений и так далее, не работает.
Между тем вопрос доступной среды для людей с инвалидностью остаётся первым среди насущных.
— У меня частный дом, но он высокий, — рассказывает Анастасия Каркина. — Благодаря неравнодушным гражданам мы установили в моем доме лифт.
Оборот «благодаря неравнодушным гражданам» чаще всего означает благотворительный сбор, когда простые люди скидываются по «сколько кому не жалко» на улучшение качества конкретного человека с инвалидностью.

— В Ижевске наше общество активно подключает власти к решению подобных вопросов, — объясняет Каркина. — В Балезино — это посёлок, в котором живу я — взаимодействие с властями идёт туговато.
Впрочем, Анастасия считает, что это решаемый вопрос. Главное, не сдаваться.
Виталий Курзенёв считает, что в создании доступной среды нужно исходить не только из собственных интересов.
— Не можете вы попасть в магазин, не надо сразу писать в прокуратуру, — уверен он. — Попробуйте сначала договориться с владельцем. Может быть, он просто не знает, для чего нужен пандус.
На втором месте, конечно, обеспечение техническими средствами реабилитации. Например, у Виталия Курзенёва костыли, которыми он в основном пользуется — ещё советского производства.
— Они из цельного дерева, — объясняет он, крутя их в руках. — Сейчас же все костыли делают, в основном, из фанеры. Один раз в лужу костылем встал, фанера сразу расслоилась. Ненадежно. Алюминиевые костыли мне не подходят, я пробовал.
Коляской Виталий пользуется редко. Только, как он шутит, на выездных мероприятиях. Одно время он получал протезы, но с тех пор, как ввели закупки средств реабилитации на конкурсной основе, протезами он не пользуется.
— Мне один раз выдали такие, я ими кожу в кровь стёр, — вспоминает Курзенёв. — Всё-таки, тут при оказании поддержки целью должен быть индивидуальный подход, а не экономия бюджета. Мы же в магазин как ходим? Приходим и выбираем то, что нужно. А не закупаем пару сумок чего подешевле, чтобы половину потом выкинуть в помойку, потому что кто-то одно не ест, кто-то другое, а что-то уже испортилось.
Анастасия Каркина подтверждает эту нехитрую мысль: те коляски, которые можно получить от фонда социального страхования (теперь он вместе с пенсионным фондом входит в Социальный фонд России), чаще всего не подходят людям, ограниченным в движении.
— Я покупаю себе коляску за свой счёт, а потом просто сдаю чек и мне часть суммы компенсируют, — объясняет она. — Понимаете, коляска — это же фактически твои ноги. Поэтому она должна быть максимально удобной. И лучше переплатить пять-десять тысяч, но купить то, что тебе действительно подходит.
Ещё одна проблема, с которой сталкиваются наши герои — большой временной разрыв между получением травмы и присвоением группы инвалидности.
— В аварию я попал в октябре, а инвалидность мне дали весной, — рассказывает Александр Ермаков. — Операция, первичная реабилитация, которая критически необходима в первые три-четыре месяца после травмы, коляска, костыли в первые полгода — траты на всё это ложится на родных и друзей. Мне мои друзья очень помогли, собрали необходимые деньги.
Кроме того, необходимость постоянно подтверждать на медико-социальной экспертизе свой диагноз радости не добавляет. Александр считает, что ему ещё в некотором смысле повезло — в первый раз комиссия присвоила ему инвалидность на два года, а во второй раз уже пожизненно. Его дядя с ампутированной ногой проходил комиссию несколько раз.
— Они вот почему сразу не дают пожизненно группу? Думают, что у него за год нога отрастёт? — возмущается Александр.
Каждая комиссия для людей с инвалидностью — обязательный полный медосмотр. Для людей, живущих в глубинке, это дается тяжело.
— Сегодня ты приезжаешь — невролога нет, назавтра есть невролог, нет терапевта, — объясняет Саша. — А это 45 километров в одну сторону. Попробуй-ка поезди без ноги. Так бывает: приезжаешь к неврологу, она тебе обещает написать направление на реабилитацию, говорит — приезжайте через два дня, я всё оформлю. Ты приезжаешь, а она не оформила. И начинает тебя «завтраками» кормить. Главврачу пожалуешься, так невролог потом тебя вообще замечать не будет.

При этом, как отмечают оба участника из Марий-Эл, если человек был ранен на СВО, то процесс идёт быстрее.
— Моего одноклассника сын на мине подорвался, — рассказывает Виталий. — Так его быстренько в госпиталь, протез ему отличный сделали, реабилитацию организовали. И все за счет министерства обороны. Никакие родители никуда не бегали, денег не собирали, порогов не оббивали. Значит, можно организовать процесс? Вопрос — почему не для всех?
Про патриотизм
На этот вопрос выступающие перед командами людей с инвалидностью со всего Приволжского федерального округа так и не ответили. Зато много говорили про воспитание патриотизма среди молодёжи. Пленарное заседание было объединено с заседанием Общественной палаты Саратовской области.
Сначала цифрами статистики сыпал председатель ОП Борис Шинчук, сокрушаясь, что всего 66% опрошенных в возрасте от 18 до 24 лет помнят дату начала Великой Отечественной войны. Затем он перешёл к ранжированию патриотов, используя стиль речи, сегодня очень популярный среди российской политической элиты. Например, у Дмитрия Медведева.
Шинчук заявил, что помимо нормального патриотизма существует патриотизм экономический. Меркантильный. И «казус ЧВК» показал, кто настоящий патриот, а кто «гниль псевдопатриотическая». Вторые — это те, кто «сначала раньше рубаху на себе рвал», чтобы все заметили какие они патриоты, а во время «казуса ЧВК» «оканарились» или «омальдивились».
Затем гости и участники фестиваля прослушали доклады трёх саратовских министерств о том, как именно те воспитывают патриотизм среди молодого поколения и как взаимодействуют в этом смысле с общественными организациями. Читая выверенные тексты, написанные чиновничьим языком, все представители министерств в два-два с половиной раза перебрали регламент. Через час работы усталость ощущали гости без особых потребностей. Кто-то из участников, прислонив костыли к стене, спал на диванчике в коридоре. Люди на колясках осторожно, пытаясь не помешать ходу пленарного заседания, выкатывались из зала по нужде.
В середине заседания слово дали герою России Александру Янкловичу, который явился на открытие в военной форме. Он много и долго рассуждал о патриотизме, о том, что посещения музеев боевой славы должны проходить в принудительном порядке, о поколении ЕГЭ, воспитанном на чужой идеологии, чужеродных фильмах, комиксах и героях.
— 12,5 тысяч бойцов от Саратовской области принимает участие в СВО, — говорил он. — Половина из них награждены. Почему никто не знает их имён?
Янклович долго рассказывал про то, как караваны гуманитарной помощи идут на помощь саратовским мобилизованным и добровольцам. Про то, как депутаты облдумы покупают спутниковые тарелки в полки мобилизованных. Про телемосты с родными военных, которые проводятся регулярно. Про то, как губернатор Роман Бусаргин с первого дня мобилизации встречается с предпринимателями и фермерами, которые помогают воюющим.
А в конце выступления рассказал историю:
— Когда началась специальная военная операция, первое место, куда мы поехали, был Гостомель, — рассказывал Янклович. — Перед заходом туда мы были в Беларуси. Ночь мы просидели с этими мальчишками-разведчиками у костра. Это сейчас средний возраст участников СВО поднялся. А тогда это были мальчишки 25-27 лет. Это их я называю «поколение ЕГЭ». Я всю ночь с ними разговаривал, задавал каверзные вопросы. А я умею неудобные вопросы задавать. Мне было интересно знать, что они думают про патриотизм. И у меня возникло ощущение, что я разговариваю с ветераном той войны. Настолько были глубокие ответы. Настолько с них слетела эта шелуха. Настолько было понимание сегодняшнего момента. Я хочу заверить, что сегодня там бойцы истинные патриоты. Там куется будущая элита страны.
Отвечая на вопрос, как патриотизм помогает в воспитании молодёжи, глава Всероссийского общества инвалидов Михаил Терентьев, заметил, что патриотизм — это любовь к Родине, а она невозможно без знания истории страны, города, семьи и организации, в которой ты состоишь. И рассказал об истории ВОИ, которая, хоть ей и исполняется всего 35 лет, существует почти с самого основания Советского Союза.
Завершая выступление, Терентьев заметил, что ВОИ открыла уже 85 региональных организаций. Две последние были образованы в Луганске и Донецке.

— Я туда сам выезжал, общался, — рассказал он. — Ребята, конечно, устали от той ситуации, которая сложилась там после 2014-го года (в 2014-м году прошли референдумы в Крыму — присоединении к России — и в Донецкой и Луганской областях — об объявлении независимости их от Украины — прим. ред.). Конечно, это всё надо было закончить. И эту ситуацию мы сейчас завершаем, благодаря началу СВО 24 февраля 2022 года. Ребята в Донецке и Луганске активные и позитивные. Я думаю, они сделают существенный вклад в нашу организацию.
Буквально пару недель назад Александр Низовцев, глава саратовского отделения ВОИ, тоже надеялся, что участники СВО сделают существенный вклад в развитие организации. И из них можно было бы собрать команду футболистов-ампутантов.
Но, по признанию участников фестиваля, за последние полтора года в региональных отделениях ВОИ хоть и прибавилось народу, но пока не за счёт раненых в СВО.
— Нужно определённое время, чтобы адаптироваться к новому себе, — объясняет Анастасия Каркина. — Не все готовы называть себя инвалидами, считать себя инвалидами. Нужно время.
О том же говорят и оба участника из Марий-Эл. И все трое согласны, что мероприятие получилось очень затянутым.
— Мне кажется, слишком уж заглубили тему патриотизма, — смеётся Виталий Курзенёв. — Достаточно было и одного доклада.
— Мне не нравится такое к нам отношение, как к дурачкам, которые света белого не видят, — говорит Александр. — Как будто мы из пещеры вышли и не знаем ничего про СВО. Да у меня там куча родных и друзей. И все они рассказывают, что происходит. Мы всё-таки приехали на фестиваль. Мы хотели позитивных эмоций, общения. Если бы мы хотели политики, мы могли бы остаться в номере и включить телевизор. Там ровно то же самое говорят.