«Как будто просверлили дыру в темени, залили туда кислоту, а потом еще и топором треснули». Реабилитанты центра «Новая жизнь», где в конце февраля погиб пациент, рассказывают о жестоких пытках
Сейчас бывшие пациенты проходят по делу как подозреваемые, хотя прошли через такие же пытки, как и погибший.
Путь в рехаб
Александра Конопатова поместили в реабилитационный центр «Новая жизнь» 31 июля прошлого года. В квартиру к матери Конопатова по её заявке приехали трое крепких ребят с наручниками, дождались, пока Александр выйдет из ванной, скрутили его и увезли.
Для Конопатова это уже вторая реабилитация за последние десять лет. В первый раз родители отправили сына лечиться в Тольятти. После этого Александр не употреблял почти десять лет. Сорвался примерно год назад.
— Он стал худой, как щепка, — рассказывает мама Конопатова Екатерина. — Мы боялись, что он или умрёт, или попадёт в тюрьму, если ничего не делать.
— Нам подсказали, что есть этот центр «Новая жизнь», — рассказывает Ольга, сестра Александра. — Мы зашли на сайт, посмотрели описание, ролики, фотографии. Нашли информацию в телеграм-канале центра. Там были фото с занятий, из бани, с тренировок по боксу. Дмитрий Кречин рассказывал, что с его пациентами работают квалифицированные специалисты: психологи, медицинские работники. Что ребята там проходят программу «12 шагов», им читают лекции о возвращении к нормальной жизни.
Нам показалось, что это приличное место. Мы заключили договор с Дмитрием Кречиным. Он с ребятами приехал и забрал Сашу на лечение.
За выздоровление сына Екатерина платила 35 тысяч в месяц. Кроме того, еженедельно Кречин просил у неё от полутора до двух с половиной тысяч на посещение бани, тренировок по боксу, групповые занятия.
Раз в две недели Александр звонил домой, рассказывал, что у него всё хорошо. О том, в каком аду живёт их сын и брат, ни Екатерина, ни Ольга не догадывались. Все звонки домой реабилитанты совершали по громкой связи и в присутствии Кречина и его сотрудников. При первой же попытке пожаловаться, связь прерывалась.
Только второго марта 2023 года, когда Александр смог дозвониться до матери из следственного комитета, женщины узнали, куда отправили реабилитироваться родного человека.
Жизнь в аду
В «Новой жизни» реабилитировали не только наркозависимых. Там лечились и алкозависимые, и зависимые от азартных игр. Всех ждала программа «12 шагов», работа с чувствами и отработка последствий за проявление болезни. 25 постояльцев центра были встроены в жесткую иерархическую систему. Новички на подчинённых позициях, те, кто близок к выписке — ходили в приближённых у начальства и могли помыкать остальными.
День начинался с подъема в 7.45 утра. После подъема — молитва, медитация, зарядка. Потом завтрак. Потом общее собрание и работа с чувствами.
— Во время общего собрания каждый из нас должен был выступить перед всеми, записать на доске три позитивных события за прошедший день и три негативных, — рассказывает пациент Егор. Он также проходит подозреваемым по делу. — Это называется «положняк»: ты обязательно должен записать на доску действия других пациентов, которые вызвали у тебя негативные чувства. А кто-то обязательно запишет твои. И все, абсолютно все, получат свои последствия. Не написать негатив нельзя. Это считается саботажем, за это тебя тоже накажут.
Последствия были в виде «тренингов», а были «письменные».
— Например, консультанту центра показалось, что я сделал что-то неправильно, — вспоминает Александр. — И мне дают прописать «своеволие»: «Своеволие — это презрение или сопротивление любым идеям, которые не согласуются с нашими собственными». Эту фразу я должен был написать 200 раз. Пока не напишу, не имею права идти спать. Давали нам писать разные определения, «субординацию», «Герберт Спенсеров».
«Письменные последствия» давались либо одному человеку, либо всей группе. Иной раз пять тысяч фраз реабилитанты писали по пять-шесть часов.
— Если ты выражал протест, приходили ребята, брали тебя под руки и вели в душевую, — объясняет Конопатов. — Я садился в джакузи на корточки и меня проливали по темечку ледяной водой. Купание занимало от 20 минут до полутора часов.
Реабилитант Илья, проходивший в центре лечение от алкогольной зависимости, так описывает ощущения от «купания»: «Вода зимой у нас сколько градусов? Примерно четыре? Когда её льют на одно место, нет никакого ощущения холода и бодрости. Есть ощущение, что тебе это место просверлили, залили кислотой, а потом ударили туда топором. Темя немеет, немеют суставы, холод и боль простреливают всё тело насквозь. Когда процедура заканчивается, ты не можешь встать: конечности отказывают. Сидишь, как таракан, на которого брызнули дихлофосом. Руки ходуном ходят, замок застегнуть не можешь, попасть в рукав кофты не можешь, так рука трясется».
«Бомж», «ковёр», «лестница»
В качестве последствий за проявления болезни пациентов «Новой жизни» заставляли проходить так называемые тренинги.
Тренинг «лестница».
— Внизу лестницы ставили одно ведро с водой, наверху — другое ведро, пустое, — объясняет Конопатов. — Тебе давали стакан. Ты в абсолютном молчании должен был ходить туда-сюда, переливая воду стаканом из одного ведра в другое. И так 10 часов подряд.
— Меня однажды наказали так: примотали к телу огромные бутылки с водой и заставили меня ходить «лестницу» 16 часов подряд, — рассказывает реабилитант Женя.
По словам Егора, останавливаться было нельзя даже для того, чтобы поправить спустивший носок или подтянуть шорты. За это сразу вели «купать», а после снова ставили на лестницу.
Тренинг «бомж». Провинившегося реабилитанта одевали в грязное, рваное тряпье и отправляли на несколько дней жить под лестницу, на картонку. Давали пить. Кормили объедками с общего стола. Общаться с другими было нельзя.
Тренинг «пальма». С кровати снимали матрас. На деревянное основание реабилитант ложился в «позу Ленина». Шевелиться нельзя, закрывать глаза нельзя. Нужно лежать и несколько часов смотреть в одну точку.
— Рядом сажали второго пациента, который должен был поливать первого водой, если тот закрывал глаза, — объясняет Илья. — Если «Ленин» три раза закрыл глаза, его вели «купать». Когда меня сажали смотрящим, я отказывался поливать водой «Ленина», потому что считал, что это издевательство. За неподчинение меня вели «купать». А теперь меня записывают в подозреваемые!
Тренинг «ковер». Провинившегося заматывали в ковер, для надежности ковер закрепляли скотчем. Человека не кормили, только иногда давали попить. Если начинал засыпать, то его поливали водой. Пациент мог пролежать в ковре несколько дней. Все это время в туалет он ходил под себя. Именно в ковре и погиб пациент Руслан.
— Ещё до Руслана у нас лежал один парень, которого так же закатали в ковер, — рассказывает Женя. — Когда он лежал двое суток, приехал на вечернее собрание Дмитрий Кречин, и со своей фирменной садисткой ухмылочкой спрашивает: «Как дела, ребята? Сколько наш выздоравливающий уже лежит в ковре? Двое суток? Так бог любит троицу, пусть еще денёк полежит». Когда того парня развернули, он был весь в пролежнях. Собственная моча начала разъедать ему кожу. Он был весь белый и опухший как утопленник.
Ну не убьют же здесь
Кроме тренингов и письменных последствий, по словам пациентов, в рехабе «Новая жизнь» довольно часто били. Об этом говорят и Александр Конопатов, которого избивать начали сразу после прибытия в центр, и Егор, и Женя. Побоями обходили только Илью. Он — владелец собственного бизнеса, в отличие от других реабилитантов, он пришел в центр сам, и сам за себя платил.
— Ко мне побои не применяли, — говорит он. — Но я готов подписаться под каждым словом Жени и Егора. Лично меня Кречин не бил, но рядом тела падали справа и слева.
— Меня в центр привезли в августе, — рассказывает Женя. — Первые три дня я лежал в комнате, приходил в себя. Потом спустился в группу. Тогда мне в первый раз назначили письменные последствия, написать пять тысяч «гербов» (высказывание английского философа Герберта Спенсера), и мои иллюзии развеялись. С того дня я встал в отрицание. Меня наказывали практически постоянно.
Среди последствий было так называемое наказание за обжорство. По словам реабилитантов, кормили в «Новой жизни» из рук вон плохо. Продукты закупались самые дешевые, плохого качества. По воскресеньям на группу из 25 человек варили плов из одной курицы. Есть хотелось постоянно. Добавки просить было нельзя.
— В тот кон я, кажется, попросил еще кусок хлеба, — вспоминает Женя. — Мне сварили огромный таз перловки и заставили весь его съесть. Пока не съешь, вся группа никуда не пойдет. Ни в туалет, ни курить. Приходилось всё это набивать в себя и выблёвывать, пока весь этот таз через себя не прогонишь. Сашка так отказался, его повели «купать» прямо с этим тазиком. Лили на него воду и заставляли есть.
Сбежать из центра было невозможно, сговориться и свалить охранников — тоже. Круговая порука заставляла всех пациентов центра периодически сдавать друг друга консультантам и Кречину.
— «Что-то Женька грустно в окно смотрит, наверное, сбежать хочет», — говорил консультант, и, не разбираясь, его тащили в душевую, — вспоминает Илья. — Ни сказать вслух нельзя было о побеге, ни даже подумать — тело выдает.
— Если ты стоял рядом, когда кто-то даже заикнулся о побеге, тебя тоже накажут, — объясняет Егор. — Раз не сдал товарища, значит, не выздоравливаешь.
Несколько человек пытались нанести себе самоповреждения, чтобы сбежать хотя бы через больницу. Один реабилитант во время дежурства по кухне воткнул нож себе в живот, рассказывают бывшие пациенты «Новой жизни». Ему не вызвали скорую. Перевязали рану, положили в кровать, к которой привязали, и он там лежал, пока не смог вставать. Позже, говорят ребята, его в последний момент успели вынуть из петли.
— Мне было так плохо, — вспоминает Женя. — Каждое утро ты просыпаешься и понимаешь — лучше не будет. Будет только хуже. Сбежать нельзя, по телефону сказать нельзя, записку передать нельзя. Мне так хотелось хоть что-нибудь с собой сделать, только чтобы больше не мучиться.
Женя в один из дней сбежал в туалет и выпил там половину бутылки отбеливателя.
— Это увидел консультант и сразу побежал к Дмитрию, — говорит Женя, — Меня начали избивать. Потом подняли меня на второй этаж, в душевую, прямо в одежде кинули меня в джакузи. Один держал мне голову, второй лил мне в рот воду. Две канистры в меня так залили, чтобы мне желудок промыть. Чтобы врачей не вызывать. И чтобы это всё никуда не ушло. После промывки меня «купали» в ледяной воде где-то час. И били. По голове, по телу. Потом меня достали мокрого в одежде и прямо так закатали в ковер на сутки. Сутки я потом лежал в ковре без воды и еды.
За каждый такой проступок потом получала свои последствия вся группа. За попытку попросить о помощи по телефону могли на месяц зарубить звонки всей группе, например. Или связать всех одной верёвкой и заставить так жить несколько дней. При этом ходить в туалет, мыть унитазы, дежурить по кухне, стирать бельё все должны были всё равно без нарушения графика.
— Я думал, наверное, при звонке деловому партнёру я мог бы заорать «Помоги, SOS!», и он бы приехал и вытащил меня оттуда, — делится впечатлениями Илья. — Но мне страшно представить, что за это было бы с группой. Я всё это время думал: «Ну не убьют же».
А потом погиб Руслан.
Смерть в рехабе
По словам реабилитантов, Руслан долгое время был на хорошем счету у Дмитрия Кречина. У него был опыт разных реабилитаций. И как попасть в приближённые, Руслан знал хорошо. Однако после какого-то инцидента доверие директора рехаба Руслан утратил. Мало того, Кречин постоянно срывал на нем свою злость, говорят реабилитанты.
— В эту ночь с 26 на 27 февраля мы ездили в баню, — вспоминает Илья. — В центре был такой обычай: 6-10 человек раз в неделю возили в баню в качестве поощрения. Вроде бы надо было радоваться, но все сидели и боялись пикнуть: лишнюю ложку сахара в чай положишь и будешь обвинен в обжорстве. Дмитрий делал дежурную фотографию, потом ее выкладывал на сайт. Из бани мы вернулись часа в два ночи. Мы с Егором остались дежурить до семи утра. В центре была такая обязанность: ночью обязательно два пациента не спали. Мало ли, вдруг кто-то лунатит или что-то ещё. То, как лупили Руслана в ванной, было слышно. Окна были закрыты, чтобы его криков никто не слышал. Руслана наверху лупили, потом обливали, потом снова лупили, потом снова обливали. Потом его в таком состоянии спустили в групповую, где скотчем привязали к основанию кровати, к решетке. Рот был залеплен малярным скотчем, в котором была пробита дырка, чтобы можно было его напоить.
В семь утра Егор и Илья разбудили следующих дежурных, среди которых оказался Женя. И ушли спать. Утром, по словам Александра Конопатова, Кречин велел завернуть Руслана в ковер и вынести его в курительную комнату. Там он и умер.
— В следственном комитете говорят, что смерть наступила от переохлаждения, — говорит Егор. — Но как мне кажется, такое маловероятно.
Обнаружил его один из реабилитантов, когда вышел покурить. Из курилки он сразу побежал к дежурным и сказал, что Руслан не подает признаков жизни.
— Я и еще один пациент пытались откачать Руслана, — рассказывает Женя. -Когда мы содрали пленку и развернули ковер, он был ещё теплый. Умереть в курилке от переохлаждения невозможно: там теплые полы. В то утро по распоряжению Дмитрия, там были закрыты все окна. А курить мы туда выходили в шортах и футболках. Я начал делать массаж сердца. От нажатия на грудную клетку внутри у Руслана всё хлюпало, а через четыре-пять нажатий изо рта и носа пошла коричневая жидкость со сгустками — кровь. Мне кажется, у него внутри были отбиты все органы. Его спина вся была в ссадинах, на спине и боках были синие и красные пятна.
По словам реабилитантов, скорая и полиция приехали далеко не сразу. В 11 утра, когда Руслана обнаружили мёртвым, Кречина в центре не было. Один из консультантов не стал звонить в скорую, сначала позвонил Кречину. Сначала прибыл он. А полиция и медики только к пяти вечера.
— До приезда полиции в центре уничтожались все списки, все дипломы, которые висели на стенах, наручники, в которых привозили реабилитантов, — рассказывает Егор. — Уже после того, как приехали оперативные сотрудники, несколько человек, особенно избитых, Кречин отправил на машине в другие центры. Хотя они тоже были как бы свидетелями.
В первый раз пациентов «Новой жизни» отвезли на опрос в следственный комитет в тот же день. Но тогда им не дали ни выйти, ни позвонить домой. Второй раз их повезли опрашивать уже второго марта. В тот день Александр Конопатов дозвонился до матери, и она забрала его домой.
Родственники просят огласки
— Из следственного комитета Саша выходил в качестве свидетеля, — говорит его сестра Ольга. — А теперь он подозреваемый и ему вменяют статью 127, часть третью УК РФ.
Статья 127 подразумевает незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением, с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, совершенные организованной группой лиц, либо повлекли по неосторожности смерть потерпевшего или иные тяжкие последствия. Наказывается лишением свободы на срок от четырех до восьми лет.
— Одна из родительниц, с которой мы на днях созванивались, говорит, что разговаривала с Кречиным недавно, — объясняет Ольга. — Она просила его вернуть деньги, которые были оплачены за март. И, по её словам, он ей весело так сказал, что он за это сидеть не будет, а будут сидеть те, кто это совершил. Но мой брат вышел из этого рехаба с синяком под глазом, ссадинами, сломанными ребрами и пиелонефритом. Он сам ежедневно страдал от издевательств Кречина. Почему же он подозреваемый?
Ни один из реабилитантов не согласен со следствием. Все как один они говорят, что не доверяют следователю Костенко.
— Адвокату удалось получить материалы дела, — говорит Екатерина Конопатова, мама Александра. — Так оттуда пропали Сашины выписки из больницы, где указаны все его травмы, с которыми он вышел из этого центра.
Семьи реабилитантов боятся, что следствие будет предвзятым.
— Оттуда в ноябре выписался сын моей знакомой, — объясняет Екатерина. — Он сказал мне тогда: «Тётя Катя, заберите Сашку оттуда. Там бьют и пытают». Я не поверила. А он написал заявление в полицию, и участковый ходил их проверять. Так они с Кречиным вместе чаю выпили, он походил, посмотрел на этот центр и ушел. Как будто всё хорошо.