«Город мертвый, черный». Очевидцы рассказывают о зиме в Мариуполе
По оценке ООН, в Мариуполе повреждено 90 процентов многоэтажных и больше половины частных домов. Около 350 тысяч из 426 тысяч жителей были вынуждены покинуть город. Международная организация считает доказанными смерти 1348 человек, в том числе, 70 детей, погибших в результате воздушных ударов, танковых и артиллерийских обстрелов, применения легкого и стрелкового оружия в ходе уличных боев. Общее число жертв, как полагает ООН, может достигать нескольких тысяч человек.
Следственный комитет РФ подсчитал, что на восстановление Мариуполя понадобится 176 миллиардов рублей. Глава ДНР Денис Пушилин заявил телеканалу «Россия 24», что через три года город «будет выглядеть лучше, чем до боевых действий».
Жительница Мариуполя и врач, побывавший в городе в командировке, рассказали «Свободным» о том, что увидели своими глазами.
«На глазах у сына разорвало свекра со свекрухой»
«Мне 44 года. Я всю жизнь прожила в Мариуполе. Торговала обувью на центральном рынке. Работала санитаркой в отделении детской хирургии, — рассказывает жительница Мариуполя Светлана. — Судьба складывалась так, что я еще до всего этого потеряла многих близких. Несколько лет назад в автокатастрофе погибла моя сестра. Папу ограбили и сильно избили на улице, он потерял сознание и замерз насмерть.
У меня было пять замерших беременностей. Все говорили, что дело в экологии, — в городе работали два металлургических комбината. Дышать было нечем. На окнах оседало столько налета, что приходилось мыть стекла каждый день. Шестую беременность я от и до провела в больнице. Родился сынок Алексей.
Ему уже 19 лет. Он закончил училище по специальности сварщик и слесарь-ремонтник. Успел поработать только три месяца. 24 февраля утром ушел на работу. В 13.00 позвонил: «Мама, завод бомбят, нас всех отпустили».
Мы жили в Приморском районе, недалеко от порта. Наш дом был двухподъездным, потолки — 3,2 метра. Но отопление печное, вода и удобства на улице. В Великую Отечественную в наших домах работала школа радисток.
Мы сидели в квартире, старались никуда не выходить. Магазины, общественный транспорт, связь уже не работали. Через несколько дней пришел бывший муж. У него был частный дом в другом районе. Сын пошел с ним, чтобы взять закрутки, ведь мы не успели запасти продуктов. Обратно не пришел. Четыре месяца я о нем ничего не слышала.
Мы остались вдвоем с мамой. Мама родилась в 1942 году в селе в Донецкой области. В 15 лет после училища приехала в Мариуполь, 45 лет работала на стройках маляром-штукатуром. Мама очень боялась обстрелов. У неё подскакивало давление. Ходить она могла только по квартире.
Мы сидели дома до последнего. Совсем не осталось еды. Варили гречку — по ложке в день на двоих.
Приморский район оставался под Украиной, бомбили нас хорошо. Снаряд попал в соседний подъезд, сгорели летние кухни и дровяные сараи. Мы перебрались в подвал ДК моряков. ДК был хороший, там раньше учили танцевать, много было кружков, концертов. В подвале сидели 170 человек.
В ДК попали два снаряда. Ребята не смогли затушить. Подвал начал гореть. Три человека не смогли выбраться. Остальные разбежались кто куда. Мы кучкой из десяти человек пошли в район 2-й горбольницы, где стояли ДНР. Идти далеко, несколько километров. Маму я волокла на себе. В больнице нас поселили в коридоре. Было холодно. Там мы прожили месяц.
Я пыталась искать сына. Думала: если он жив, то обращался на пункт выдачи гуманитарной помощи. Но там не было сведений о нем.
Знакомая подсказала, где можно поймать связь. Я дозвонилась бывшему мужу. Узнала, что сын жив. Когда они прятались в доме, началась бомбежка, на глазах у сына разорвало свекра со свекрухой. Потом муж с сыном сидели в подвале на железнодорожном вокзале. Однажды вышли за водой. Мужа ранили в ногу, сын шел сзади. Потом на вокзал пришли военные из ДНР, предложили вывести их в район магазина «Метро». Оттуда уходили эвакуационные автобусы на Володарск.
«Мне кажется, мы все чокнутые»
В мае мы с сыном выехали в Нижний Новгород, жили в пункте временного размещения. Сын нашел вакансию на заводе металлоконструкций в Энгельсе. Мы переехали в Саратовскую область. Волонтеры помогли мне попасть в ПВР в санатории «Сокол». Но тут из Мариуполя позвонили и сказали, что у мамы нашли рак глаза в четвертой стадии.
Если бы не мама, мы бы не поехали сейчас в Мариуполь. Город мертвый. Черный. Вот я сейчас смотрю в окно, передо мной — девятиэтажка полностью разрушенная. Так стоишь, смотришь и плачешь.
Наш дом сгорел, жить там нельзя, развалины пока не снесли. Я встала на квартирный учет в районной администрации, подала документы на компенсацию за имущество и на предоставление общежития (муниципальные власти планируют приспособить для временного жилья 14 общежитий и гостиниц, пять из них предполагается отремонтировать в этом году — авт.). Ждать ответа нужно 70 дней. Говорят, в последнее время многим отказывают.
У меня даже есть мысль написать президенту Путину, хотя это, может, и не очень хорошо. Он говорит, что в Мариуполе построены новые дома. Почему же нас туда не заселяют?
Мы сейчас живем в чужой квартире. С хозяйкой познакомились совершенно случайно. Она шла по улице и искала, кто бы присмотрел за её квартирой. Мы подписали расписку о том, что хозяйка разрешает нам пожить в квартире до весны, и она уехала. Дом пострадал от обстрелов. Стены посечены осколками, нет окон и дверей, мы одеялами завесили. Третий день нет света. Холод, темень.
Сын устроился на работу. Как все в Мариуполе, на стройке. Ставит окна, но вместо зарплаты пока — одни обещания. Я беру подработки, но, в основном, ухаживаю за мамой.
Людей в Мариуполе стало много. Кто-то живет в подвалах, но их уже стали закрывать. Кто-то — в брошенных квартирах, которые уцелели. Кто-то — в своих сгоревших. Затягивают окна пленкой, забивают фанерой.
Мы стали совсем другие. Мне кажется, мы все чокнутые. Даже животные в городе злые, не говоря о людях. У сына после того, что он видел, глаз дергается. Он кричит по ночам.
Моему внуку — два месяца. Сейчас малыш заболел, температура 39 градусов. Лекарства дорогие. Цены на рынке — невозможные. Упаковка памперсов стоит две тысячи рублей. Покупаем поштучно.
Есть ли будущее у Мариуполя? Не знаю. Боюсь, как бы опять не началось. Я хочу, чтобы дети отсюда уехали».
«Я просто доктор, откуда мне знать, зачем это?»
«Я работаю врачом в Москве, — рассказывает Василий. — Мне предложили поучаствовать в программе диспансеризации на новых территориях. Я согласился. Не с восторгом. Но это, как говорится, было предложение, от которого трудно отказаться.
Почти до самой отправки было неизвестно, куда именно едем. Говорили о Луганске, Донецке или Херсоне. В конце октября сказали: в Мариуполь. Отслеживал ли я до этого информацию об СВО? Ну, что-то я, конечно, просматривал. Знал, что Мариуполь сильно разрушен. Представлял, что увижу не просто запущенный провинциальный город.
Перед отъездом нас предупредили, что во всех сферах будут проблемы — с электричеством, водой, питанием. У меня есть туристический опыт. Поэтому я взял с собой спальный мешок, теплую одежду, запас средств личной гигиены. И наличные. В дороге нам рекомендовали не покупать в Мариуполе спиртное, оно некачественное. Сказали, что в городе много отравлений алкогольными суррогатами и синтетическими наркотиками.
Из Ростова нас везли на специальном автобусе. Каким было первое впечатление от Мариуполя? Город территориально растянут. Это несколько районов, находящиеся далеко друг от друга. Есть большой частный сектор. Между микрорайонами—холмы, поля. Может, из-за этого разруха не так бросается в глаза, нет ощущения концентрированной катастрофы. Я работал только на правом берегу. Говорят, что на левом, где были заводы, хуже.
Нас направили в городскую больницу № 2 в 17-м микрорайоне. Поселили в пустующих палатах. Кормили три раза в день. Я во многих больницах пробовал казенную еду, могу сравнивать. В Мариуполе врачей кормят очень съедобно и даже вкусно. Котлеты с мясом, суп приличный. Кстати, первым делом нас вывезли к морю на шашлыки.
Местных врачей в городе почти не осталось. В основном, вахтовым методом приезжают медики из ЛНР, ДНР и центральных регионов. Это не только командировочные, но и волонтеры, которые работают за еду. Я получаю достойную зарплату в Москве, поэтому вопрос заработка в этой командировке был для меня не на первом месте. Для меня это стало важным в плане опыта, испытания себя в экстремальных условиях.
Всю «расходку» мы привезли с собой из Москвы. Мариупольская больница получает много гуманитарной помощи — белье, медицинские изделия. Есть сложности с местной инфраструктурой. Отопления в здании не было, хотя в ноябре в Мариуполе +5 градусов. Часто отключали воду и свет. В операционных стоят генераторы.
В здании восемь этажей. Лифт не работает. Я каждый день смотрел, как больные, хромые старички с одышкой идут по ступенькам. Очень смиренно. Не жалуются, не ноют. Это как-то мотивирует. Жизнь продолжается, надо двигаться вперед.
Мы обследовали детей из садиков и школ (по сведениям ООН, были разрушены 23 из 66 городских школ, по подсчетам мэрии Мариуполя, к сентябрю подготовили десять школ, до конца года планируется восстановить 34 объекта образования — авт.). В Украине не проводят регулярные диспансеризации, как в России. Некоторые дети оказались на осмотре у врача впервые за несколько лет. У кого-то обнаружились диагнозы. Но тяжелых мы не находили.
Родители относились к нам по-разному. Кто-то распустил слух, что мы чуть ли не на органы детей отбираем. Чувствуется работа украинской пропаганды. Некоторые родители понимают, что это шанс воспользоваться помощью компетентных специалистов. Но их меньше. Недоверие со стороны местных есть. С агрессией в отношении русских я не сталкивался.
Я не могу сказать, что Мариуполь производит впечатление мертвого города. На улицах — люди, ходит общественный транспорт, тут и там копошатся рыночки. У больницы вдоль дороги стоит длинный ряд палаток — типичный рынок из 1990-х, я в детстве такое видел. Приятной находкой стал полноценный супермаркет сети из ДНР, он недавно открылся. Цены обычные, во всяком случае, по сравнению с московскими. Много белорусской продукции хорошего качества. В городе работает банк, компания мобильной связи из ДНР, нам дали местные симки. В больнице есть аптека.
Мы не преследовали цель глубоко изучать город и искать лишних приключений. Ходить по темным улицам не хотелось однозначно. Не могу сказать, есть ли в Мариуполе полиция, но военных в полном обмундировании, с оружием встречается много.
В Мариуполе я пробыл месяц. Предлагают поехать еще. Я подумываю. Вдруг за это время линия — как её нужно правильно называть? — передвинется?
Что я думаю о спецоперации? Я просто доктор. Откуда мне знать, что там и зачем? У меня профессия — лечить людей. У кого-то—контролировать судьбу страны, может быть, всего мира. Задумываться мы можем о чем угодно, но мы не владеем всей информацией».
«До окончания трагедии Мариуполя еще очень далеко»
По заявлениям Следственного комитета РФ, «украинские военные повредили в Мариуполе порядка 70 процентов домов, 20 процентов из них не подлежат восстановлению». Как сообщает пресс-служба Единого заказчика в сфере строительства, планируется отремонтировать больше 1,5 тысячи многоэтажек и почти 150 социальных объектов. Восстановлением занимаются 15 российских компаний. По словам заместителя председателя правительства РФ Марата Хуснуллина, на стройках заняты больше 30 тысяч рабочих из России.
Сейчас в Мариуполе строится семь жилых комплексов. Один из самых крупных ЖК — 12 пятиэтажек и медицинский центр — возводит Министерство обороны РФ.
Первые три дома были сданы в сентябре в микрорайоне «Невский», построенном Военно-строительной компанией Минобороны. Ключи получили 278 семей. В ноябре ввели в эксплуатацию еще один ЖК в Приморском районе.
Летом Минстрой РФ обещал до конца года заселить в Мариуполе около 2 тысяч квартир. В октябре планы скорректировали: по словам вице-премьера Марата Хуснуллина, до января горожанам бесплатно передадут «не менее 1000 квартир». В министерстве строительства ДНР полагают, что все жители будут обеспечены жильем «в ближайшие год-два». Сейчас, по подсчетам муниципальных властей, в городе живут около 200 тысяч человек.
Согласно мастер-плану, подготовленному Единым институтом пространственного планированияпо заказу Минстроя, к 2025 году в Мариуполе будет 350 тысяч жителей, к 2035-му — 500 тысяч. Приоритетной отраслью городской занятости останется металлургия. Как отмечают эксперты, в документе не указано, за счет чего предполагается увеличить население разрушенного города более, чем в два раза.
Как подсчитали «Ведомости», с августа по ноябрь заявления об утрате жилья подали 5600 мариупольцев. Большинство из них хотят получить новую квартиру в городе. Менее 300 согласны на жилищный сертификат, позволяющий купить жилье в ДНР (с ценой до 36 тысяч рублей за квадратный метр). 2,2 тысячи горожан подали заявления для получения компенсации на капитальный ремонт — по 6 тысяч рублей за квадратный метр. Министерство труда и социальной политики ДНР сообщило изданию, что выплачено уже почти 40 миллионов рублей.
«До окончания трагедии Мариуполя еще очень далеко, — считает верховный комиссар ООН по правам человека Мишель Бачелет. — Со временем город можно восстановить, но страдания гражданского населения оставят неизгладимый след и отразятся на жизни будущих поколений».
P.S. Героине этого текста Светлане, её сыну Алексею и крошечному внуку, вынужденным зимовать в Мариуполе, помогают волонтеры саратовского телеграм-чата t.me/Saratov_Help. Поддержать семью можно, переведя деньги в волонтерскую копилку на карту куратора Жени — Сбербанк, 89172112298 Евгения Александровна М., с пометкой «Света Мариуполь».
