«Вырезанных частей тела к нам не привозят». Жители села протестуют против работы предприятия, сжигающего опасные медицинские отходы

Оценить
«Вырезанных частей тела к нам не привозят». Жители села протестуют против работы предприятия, сжигающего опасные медицинские отходы
Фото Ксения Бирюкова
Жители села Широкое Татищевского района жалуются на соседство с мусоросжигающим предприятием. Промышленная площадка, где уничтожают опасные отходы, находится в километре от деревни.

По словам сельчан, от печей идет черный дым и едкий запах. Как утверждают жители, они не могут гулять с детьми и открывать дома окна.

Представители предприятия уверяют, что работают в соответствии с законом. Контролирующие организации не находят нарушений.

«Мы бы и в городе этого надышались!»

«Не зря наше село называется Широкое: улицы растянулись километра на два, — говорит местная жительница Светлана Попова. — По всему селу распространяется этот запах химии, нигде не укроешься!».

Жители собрались у закрытого на реконструкцию клуба. Это не первый сход, на котором обсуждается соседство с промышленным предприятием. Протестующие наперебой рассказывают о том, что по вечерам в селе нечем дышать. «На улице невозможно находиться. Нельзя даже форточку открыть! Пахнет горелым пластиком», — говорит блондинка в зеленой футболке.

Женщина в голубом платье рассказывает, что ее семья продала квартиру в Саратове и переехала в Широкое, чтобы жить на свежем воздухе. «Мы бы и в городе этого дерьма надышались, — говорит она. — У меня ребенок спрашивает: «А где костер жгут?». Горелым воняет невозможно!».

1
Фото Ксения Бирюкова

«Это не просто запах. Я по вечерам забираю ребенка из садика и, придя домой, чувствую, что на слизистых остался какой-то осадок», — рассказывает жительница Широкого, переехавшая в село из Саратова, где жила возле табачной фабрики.

«Мой дом стоит на краю села. У нас пахнет так, что слезы из глаз текут. У меня двое детей, шесть лет и четыре годика. Оба — аллергики. Что мне делать?» — говорит молодая мама Наталья Макеева.

«Моя внучка болеет почти год. Объездили платные и бесплатные больницы. Врачи говорят: это аллергия, но никто не знает, на что. Мне 56 лет, у меня никогда не было аллергии. Но в этом году и у меня начался аллергический ринит. Почему?» — задается вопросом жительница села Татьяна Богатова.

«Два года, пока была пандемия, все болезни списывали на ковид, — говорит Светлана Попова. — Как изменилось здоровье населения после открытия этого предприятия, никто не исследовал».

Проблема еще и в доступности медобслуживания. «Раньше в селе роды принимали, а теперь анальгин негде купить», — говорят женщины. От больницы в Широком остался ФАП. Нет даже аптеки. Фельдшер по заявкам пенсионеров привозит лекарства из райцентра. Чтобы сдать анализы или попасть на осмотр к специалисту, жители Широкого должны сначала добраться до амбулатории в Вязовке и взять направление. Затем нужно записаться на прием в районную больницу в Татищево. Очередь на обследования, например, на УЗИ — не меньше месяца. Автобус от Широкого до райцентра ходит два раза в день. Расписание составлено неудобно. Из Татищево сельчане вынуждены возвращаться через Саратов. На дорогу уходит по 500 рублей.

8
Фото Ксения Бирюкова

Рано радовались

«Мы не против бизнеса. Когда мы узнали, что рядом с селом появится новое предприятие, мы радовались: будут налоги, рабочие места!» — вспоминает Светлана Попова. Сельчане предполагали, что новые хозяева будут выращивать ягоды или фрукты, благо до Саратова всего 13 километров, а может, построят турбазу. «У нас экологически чистая местность. Никаких вредных производств здесь никогда не было», — поясняют жители.

Когда-то в Широком работал колхоз «Памяти Ильича». Действовали молочная ферма, свинокомплекс, конюшня, кошара, овощная плантация. Хозяйство строило жилье для молодежи и активно расширялось. «Рабочих даже не хватало», — вспоминают старожилы. В 1990-х колхоз разорился. Сейчас большинство жителей ездят на работу в Саратов.

4
Фото Ксения Бирюкова

В километре от села располагался военный гарнизон. По словам местных, это была часть ПВО, хотя некоторые сельчане слышали о существовании ракетной шахты. Жители были довольны тем, что военные шефствуют над школой. Но село опасалось, что излучение огромных радиолокаторов вредит здоровью.

В 2000-е часть расформировали. Жилой городок — дома, котельную, коммунальные коммуникации, — разграбили. «Там было всё — водопровод, газ, даже канализация. Почему это жилье не отдали нуждающимся очередникам?» — недоумевают сельчане.

В 2014-м по селу пошли слухи о том, что новые хозяева территории займутся сжиганием отходов. «На первом сходе представители предприятия общались недружелюбно. Отвечали в духе: не ваше дело, для чего мы купили эту землю, — вспоминают сельчане. –Сказали, что здесь будет логистический центр». Никаких видимых работ на участке не происходило, и село успокоилось. В 2017-м здесь появились рабочие. Они рассказали местным, что ставят печи для крематория. В 2020-м над бывшим гарнизоном появился дым.

«Какой объем отходов туда привозят? Какого класса опасности? Конкретных ответов мы не слышали», — говорит Попова. Жители подозревают, что недогоревшие остатки мусора закапывают на месте. Люди опасаются, что вредные вещества могут попасть в сельский водопровод и соседний пруд.

2
Фото Ксения Бирюкова

«Черная дыра»

По сведениям Росреестра, в 2012 году земельный участок был передан от Минобороны в собственность Татищевского района. В 2014-м собственником стал Михаил Морозов.

Годом ранее, в 2013-м, ООО «Экорос», директором которого был Михаил Морозов, подписало госконтракт на ликвидацию «Черной дыры» в Нижегородской области. Это шламонакопитель завода «Оргстекло» города Дзержинска, внесенный в Книгу рекордов Гинесса как самый грязный водоем в мире. Контракт стоил 1,6 миллиарда рублей.

Всю сумму саратовская фирма освоить не успела. Как выяснило следствие, «Экорос» получил 45,8 миллиона рублей на подготовку к проектированию, но предоставил заказчику фиктивный отчет. Морозова признали виновным в мошенничестве и приговорили к трем годам колонии. После обжалования приговора реальный срок стал условным.

В 2015 году жители Саратова пожаловались в Росприроднадзор на стойкий неприятный запах, ощущавшийся по всему Ленинскому району. Ведомство выяснило, что запах идет с территории «Экороса» — арендованного участка муниципальной земли у Сокурского тракта. Здесь находились отработанный глиняный карьер и металлический ангар для уничтожения медицинских отходов. Как оказалось, фирма приняла на утилизацию сернистые стоки с Сызранского НПЗ.

Примечательно, что и эта история закончилась ничем. «Экорос» успешно оспорил в суде штрафы, наложенные Росприроднадзором и Роспотребнадзором. Очисткой полигона, по словам тогдашнего заместителя главы городской администрации Дмитрия Федотова, занимались муниципальные и областные власти.

Участок у Широкого в 2015 году перешел к Андрею Крупину. Андрей Иванович возглавляет экологическую комиссию областной Общественной палаты, состоит в общественных советах при региональном ГУ МВД и министерстве здравоохранения, а также в региональном совете сторонников «Единой России».

В 2016 году хозяйкой участка стала аудитор Счетной палаты Елена Цуненко. Как писали саратовские СМИ, чиновница — дочь известного саратовского общественника Александра Ландо. Ландо никогда публично не комментировал эту тему.

7
Фото Ксения Бирюкова

С 2021 года владельцем земли значится Илья Михайлович Морозов. Он же является учредителем и руководителем ООО «Экохим-ПИЭТИ», которое, по словам местных жителей, работает на участке.

Сельчане жаловались на дым и неприятный запах в Роспотребнадзор, Ростехнадзор, районную и природоохранную прокуратуры. Проверка, проведенная в декабре 2020 года, не нашла нарушений. Жители считают, что мусоросжигателей предупредили о проверке и контролеры приехали к остывшей печи.

Администрация Идолгского муниципального образования, к которому относится Широкое, придерживается позиции, описанной в пословице о крайнем месторасположении хаты. Как заявил на сходе глава МО Дмитрий Киселев, у местных властей нет полномочий для проверки предприятия. «Торги по земельному участку проводила районная администрация. Это было давно, я тогда еще не работал. Не знаю, предлагали ли эти земли местным фермерам», — сказал Дмитрий Алексеевич.

«Мало ли что лежит на частной территории»

Муниципальный глава молод, по-офисному одет, говорит без запинки, глядя куда-то поверх голов собравшихся. «Если у вас есть вопросы, вы могли бы обратиться в администрацию, и мы проехали бы на территорию предприятия», — слегка укоряет он земляков, отчего-то не ценящих заботу начальства. Земляки немедленно принимают приглашение.

Глава, кажется, попадает в затруднительное положение. Говорит, что не помнит наизусть номер телефона директора «Экохима». Номер записан в документах в администрации, но позвонить туда Дмитрий Алексеевич не может — телефон разрядился. Земляки выручают–кто-то из сельчан отдает главе свой мобильник. Руководство предприятия сразу дает разрешение посетить промышленную площадку.

К бывшему гарнизону ведет грунтовка. Земли между селом и мусоросжигающим предприятием отведены под участки для многодетных семей, которые должны выдаваться по президентской программе. Правда, пока здесь построилась только одна семья. Справа от дороги — беленое здание фермы. Слева — поле подсолнечника. В полукилометре, под холмом — пруд, куда приезжают купаться многие горожане.

На опушке дубовой рощи дорогу перегораживает красно-белый шлагбаум. Территория части заросла молодым лесом и одичавшими абрикосами. На месте домов — груды мелких кирпичных осколков.

Дорога упирается в производственные помещения. Бытовка, желтые пластиковые контейнеры во дворе, металлический навес, под которым стоит черно-оранжевая печь. От металла идет жар.

3
Фото Ксения Бирюкова

Мужчины в рабочей одежде оттаскивают сторожевых собак. Достают мобильники и снимают приехавших сельчан на видео. С посетителями общается Вячеслав — крепкий мужчина в кепке и кирзачах. Жители называют его деревенским старостой. Вячеслав настаивает, что официально работает здесь один: «Я и рабочий, и охранник».

«Предприятие называется «Экохим-ПИЭТИ». Занимается утилизацией медицинских отходов класса Б. Это шприцы, системы, перчатки, маски, пузырьки, простыни. Вырезанных частей тела к нам не привозят», — рассказывает Вячеслав. По его словам, за смену приходят две машины по 200-300 килограммов. Если допустить, что предприятие работает без выходных, получается 146-219 тонн отходов в год. Сельчане уверяют, что больше всего печи дымят по вечерам и ночью. Вячеслав уверяет, что официально предприятие работает только днем.

По санитарным нормам, к медотходам класса Б относятся предметы, подвергавшиеся инфекционному воздействию и загрязнению биологическими жидкостями — инструменты, расходные материалы, непригодные к использованию лекарства и вакцины, органические пищевые отходы и т. д. Отходы этого класса образуются в инфекционных, кожно-венерологических, реанимационных, хирургических, стоматологических, патологоанатомических отделениях больниц.

Вячеслав не знает, откуда именно привозят мусор. Документы учета «есть, но не у нас» — нужно звонить некоей сотруднице, которая занимается бумажными формальностями.

Судя по сведениям системы СПАРК, фирма специализируется на госконтрактах. В 2020 году «Экохим-ПИЭТИ» выиграла 32 контракта на 13,4 миллиона рублей. В 2021-м — 27 контрактов на 16,7 миллиона. Основным заказчиком стал областной онкологический диспансер. Кроме того, в Широкое вывозят отходы марксовской, балтайской, саратовской, красноармейской районных больниц, ожогового центра, медсанчастей медико-биологического агентства и службы исполнения наказаний.

Вячеслав говорит, что фильтров на печи нет. Он уверен, что вредных выбросов здесь не бывает. «Я здесь работаю, и мне ничем не пахнет. А если кто-то говорит про запах, — Вячеслав внимательно смотрит на приехавших женщин, — я к вам домой могу прийти, вместе понюхаем!».

5
Фото Ксения Бирюкова

Обгоревшие остатки из печи ссыпают в яму на заднем дворе. Яма выстлана белой клеенкой. Рядом воткнута деревянная табличка с надписью «Карта временного хранения зольного остатка». Ни крышки, ни навеса нет. По словам Вячеслава, раз в год золу вывозят на специальный полигон в Самаре. Правда, названия он не помнит.

Под деревьями стоит облупленный «Урал» с буровой установкой. На вопрос о машине Вячеслав реагирует неожиданно нервно: «Это частная территория, мало ли что здесь лежит!». Работник спорит с сельчанками о том, что никаких подземных сооружений на территории части не могло быть.

6
Фото Ксения Бирюкова

Слева от цеха — еще одна яма с обгоревшими пузырьками. Даже без клеенки на дне. Чуть дальше — два ряда пустых ям, похожих на укороченные могилки. «Яблони буду сажать», — поясняет Вячеслав.

В бурьяне кучей свалены пластиковые мешки. Судя по всему, лежат давно. В дыры виден спекшийся кусками серый пепел. «Часть земли находится в аренде. Это их мешки, не знаю, чьи», — не теряется Вячеслав. Под поросшим ковылем земляным валом сложены огромные черные упаковки, похожие на боксерские груши. Что внутри, непонятно. На упаковках — белые надписи «Omsk Carbon group». Это название одного из крупнейших предприятий по выпуску технического углерода, который применяется при производстве шин, пластиковых изделий, электрокабелей и т. д. Любопытно, что омские СМИ писали жалобах горожан на черную пыль и неприятный запах в кварталах вокруг сажевого завода.

9
Фото Ксения Бирюкова