Записки из СИЗО. Игорь Плеве – об истории своего деда, сидевшего там же в 30-е годы прошлого столетия

Человек не для того создан, чтобы терпеть поражения.
Человека можно уничтожить, но его нельзя победить.
Эрнест Хемингуэй, «Старик и море»

«Не мсти слабым и не заискивай перед сильными.
Всегда оставайся собой», — Август Плеве

Жизнь многообразна и непредсказуема. Так получилось, что благодаря судье Ледневой из Октябрьского суда я оказался в СИЗО № 1 г. Саратова. Прикрываясь именем Российской Федерации, на основе лживых данных она приговорила меня к 4,5 годам общего режима.

А с февраля 1938 по апрель 1939 в этом же СИЗО по политической статье 58 часть 10 (антисоветская агитация) несколько месяцев находился мой дед Плеве Август Петрович. Он сыграл огромную роль в формировании моей личности, характера, мировоззрения и миропонимания. Находясь в камере, решил сделать несколько коротких зарисовок о нем и о наших с ним отношениях. Вот, что получилось

1

Дед родился 22 декабря 1896 года. Не буду писать о его жизни до 1915 года, чтобы меня не обвинили в стремлении вывести свою родословную на известных в России родовитых немецких дворянах.

Когда я учился на истфаке СГУ, на семинарских занятиях по краеведению и истории КПСС шли оживленные споры о том, каким путем победила революция 1917 года в Саратове: мирным или вооруженным. И впервые об этих далеких годах решил спросить у деда. Со слов отца, я знал, что Август Плеве был активным участником этих событий. Странно, что мы много о чем с ним беседовали, а эти эпизоды его биографии обошли стороной. Но, к моему большому удивлению, интересного разговора не получилось. Создалось впечатление, что дед многое переосмыслил и, несмотря на хорошую память, говорил односложно и безо всякого желания.

Небольшим отрядом, который он возглавлял, захватили накануне 25 октября 1917 года единственный в Саратове автопарк. После поступления сообщения о переходе власти к большевикам, целый день гонялись с красным знаменем по городу. Особой стрельбы не было.

С его слов, коренные жители Саратова к революции отнеслись, в большинстве своем, безразлично. А всем заправляли всякого рода инородцы, включая и нас, «чухню» (так называл себя дед). Дал краткие и емкие характеристики руководителям революции в Саратове. Высоко оценил человеческие качества Васильева-Южина и крайне негативно Антонова-Саратовского. Искренне винил себя и свой отряд в гибели «хорошего большевика» Алексеева, чье имя выбито на памятнике «Борцам революции 1917 г.» Очень коротко рассказал об участии в 1918 г. в расстреле восставших, голодных фронтовиков, не пожелавших записаться в Красную Армию. Им предложили мирно покинуть казармы на Ильинской площади, а потом безжалостно расстреляли из пушек на Казачьих островах. И все. Новые и новые попытки вывести деда на новый разговор заканчивались безрезультатно. Тогда я решил с молодым напором студента-историка рассказать деду, как победила революция в Саратовской губернии. Через несколько минут дед отсек мой задор одной фразой: «Думай, думай, думай и анализируй, прежде чем делать скоропалительные выводы о людях и событиях». Больше мы к этой теме не возвращались.

2

В начале 1923 года дедушка Август случайно зашел в интернат для глухонемых детей на Цыганской улице (ныне Кутякова) между Радищева и Горького. Там он встретил жгучую брюнетку с вьющимися волосами и большими, на пол-лица глазами. Это была моя бабушка Агата (Агда) Каспаровна Герстнер. В голодном 1921 году была вывезена в Архангельскую область, возвращаться в родной Мариенталь она не захотела и осталась в Саратове. Молодая немка сразила сердце моего деда. Через несколько месяцев они стали жить вместе. Со своей женой по первому браку и дочерью Валентиной дед поддерживал хорошие отношения до своей смерти.

В 1924 году у Августа и Агаты родился сын Адольф, а в 1927 — мой отец, Рудольф. В этом же году дедушка стал членом ВКПб. За 10 лет пребывания в партии, его дважды исключали и дважды восстанавливали в партии. Бабушка рассказывала, что он вечно лез не в свои дела, добиваясь справедливости. Семья бабушки деда приняла, но относилась крайне настороженно. Для них он был в первую очередь коммунистом. А в памяти оставались кровавые события Мариентальского восстания 1918 года. Отец вспоминал, что в 1937 году его в очередной раз на лето отправили в Мариенталь. Ему там всегда было интересно, хотя местные ребята посмеивались над его плохим немецким. Однажды его бабушка подвела к груше. «Рудольф, эту грушу посадил твой отец, а эта птица (видимо, горлинка) садится только на это дерево и, послушай, она кричит «Пальшевик, Пальшевик», — говорила она.

В 1931 году Август Плеве был в числе первых студентов созданного в Саратове Автодорожного института. Этот список был в музее Политеха. Не знаю, есть ли он сейчас. Не мог и представить дедушка Август, что через 80 лет его внук станет ректором этого вуза.

В середине 1930-х годов дедушка работал начальником инструментального цеха завода «Серп и молот». Намечалось серьезное повышение. Но наступил 1938 год.

3

Переломным в судьбе деда и всей семьи стал февраль 1938 года. По доносу дедушку арестовали и предъявили обвинение как врагу народа. Он был сразу помещен в 3-й корпус (сейчас его в народе называют «Третьяком») Саратовской тюрьмы. Между домом (Астраханская, 118) и тюрьмой было всего два квартала. Но семья о деде и его судьбе узнала только в начале 1946 года. Как-то, когда мы с дедом в начале 1970-х годов проходили мимо этого здания, он рассказал, что из третьего корпуса было только два выхода. Если после серьезной физической и моральной обработки человек ломался и подписывал всякий бред, то выход был через подвал (расстрел). А для тех, кто не ломался — через первый, на этап и в ГУЛАГ.

Семье было тяжело. Отца исключили из пионеров. Даже на классном фото в сентябре 1939 года отец и еще несколько ребят стоят чуть в стороне — дети врагов народа. Осталось мало тех друзей и знакомых, кто помогал бабушке Агде с детьми выжить, особенно в первый год после ареста деда. А в сентябре 1941 года — депортация, трудармия и шахты Прокопьевска.

А дедушка Август путешествовал по Северу: от Мурманска до Нарьян-Мара. Бросил курить, а свою пайку табака обменивал у уголовников на хлеб. К ним было несколько иное отношение, чем к политическим. Один из начальников лагеря, как вспоминал дед, называл уголовников заблудшими детьми Советской власти, а политических — ее врагами. Не хочу описывать эти годы жизни деда, хотя он об этом рассказывал много. К 1945 году дедушка Август потерял все зубы (цинга) и начались проблемы со зрением (затемнение роговиц). После победного мая 1945 года уголовники писали коллективные заявления на амнистию. Под смешки политических дед тоже вписывал свою фамилию со своей политической статьей. И какое было у всех удивление, когда Август Плеве попал под амнистию. Скорее всего, амнистию подписывали списками. Случай или просто повезло? Приехав в Саратов, у соседки Клавдии Васильевны он узнал, где сейчас его семья, и кто на него написал донос. Им оказался ее бывший муж, который признался в этом «по пьяни» накануне войны. Он просто помог знакомому НКВДшнику выполнить план. Она его выгнала, а в начале августа 1941-го пришла на него похоронка.

За восемь лет дед пережил многое, но жажда воли и сила духа позволили Августу Петровичу выжить!

4

Оказавшись в Сибири, дед поставил себе и семье главную задачу — вернуться на Волгу. Но в обозримом будущем в это пока верилось с трудом. Указом 1948 г. немцев определили на вечное поселение в Сибири.

Выжившим немцам разрешалось вернуться только в места выселения: Урал, Сибирь, Казахстан, где находились их родственники. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР № 133/12 д. № 111/45 от 26 ноября 1948 года все выселенные в годы ВОВ были приговорены к ссылке навечно, с наказанием в виде 20-летней каторги за побег с мест обязательного поселения.

Поэтому, после войны и лагерных бараков трудармии дедушка Август с сыновьями построил дом в районе Ясная Поляна, на окраине Прокопьевска. А в 50-е годы еще два дома для каждого сына. А жить они с бабушкой стали у младшего, Рудольфа. Обзавелись хозяйством. Но все мысли были только о Саратове. В 1957 году, за год до моего рождения, мечта чуть-чуть, но осуществилась. Его пригласили приехать в Саратов. Обком КПСС собрал немногих оставшихся после сталинских лагерей саратовских коммунистов. Была организована теплая встреча и интересные мероприятия. В завершении для всех были заготовлены новенькие партийные билеты. Но дедушка в третий раз возвращаться в партию отказался, ссылаясь на возраст и слепоту. Из Саратова он привез документы, по которым стал получать пенсию 22 рубля, и корешки яблони «Антоновки». В Сибири этот сорт не рос. Но забота и внимание деда сделали свое дело. Антоновка стала стелиться над землей, а в осенние заморозки обогревалась теплым воздухом и дымом. Яблоки бережно снимались с дерева и ждали своего часа. А на Новый год вся семья ела вкусные, как говорил дед, саратовские яблоки.

К 50-летию Октября, в 1967 году деду бесплатно были сделаны зубные протезы. По этому поводу он собрал сыновей с семьями и устроил грандиозное, по тем временам, застолье. Как сейчас помню, первый тост дед поднял за Советскую власть, что вернула ему через 25 лет зубы. Но его зрение так и осталось в лагерях ГУЛАГа.

В 1968 году началась подготовка к переезду на Волгу. В отпуск отца съездили в Саратов. Приценились к жилью и определились с районом. Мне никуда уезжать не хотелось. Здесь в Сибири были мои родные и друзья. Я не мог понять, почему мы должны уезжать. Но говорить с отцом на эту тему не хотел, а точнее боялся. Решил свое беспокойство обсудить с дедушкой. К моему удивлению, он со мной разговаривал, как со взрослым. Много рассказал о красоте Волги, чистоте Саратова, о старом университете. О том, какой вкусный саратовский калач с красным сахарным арбузом. А в конце монолога сказал, что очень хорошо понимает, как тяжело уезжать с родины. «Но мы с бабушкой, как и твои папа с мамой, не хотим умирать в ссылке, а хотим жить на родине. Когда вырастешь, сам решишь, где тебе жить. А пока — в Саратов», — подвел итог разговора дедушка Август.

5

3 мая 1969 г. наша семья вернулась в Саратов. Купили маленький домик с двориком в районе Сенного базара. Тогда это был микрорайон частной деревянной застройки рядом с Глебучевым оврагом. И контингент населения тоже был своеобразный. Первый мой выход на улицу закончился разбитым носом и «фонарем» под глазом. Бабушка запричитала, а дед отозвал в сторону и запретил «хлюпать» носом. Я пытался рассказать, как буду по отдельности мстить за разбитый нос. Но он быстро меня прервал. «Не мсти слабым и не заискивай перед сильными. Всегда оставайся собой», — говорил дедушка Август. А мне что делать в этой ситуации? И дед мне посоветовал забыть о сегодняшней неприятности, а завтра прийти к этим ребятам и не вспоминать о конфликте. Предложить какую-нибудь сибирскую игру, о которой не знали в Саратове. И действительно все проблемы ушли, и я быстро стал своим парнем. Много лет назад, вспоминая эту ситуацию, понял, что таким образом дедушка меня, мальчишку, учил «держать удар».

6

Летом того же 1969 года в наш дворик зашел пожилой мужчина, несмотря на жару, в красивом костюме и галстуке. Дед с ним как-то запросто поздоровался и отвел к столику в углу двора. К принесенной бутылке водки дедушка сам принес закуску, так как бабушка не выходила. Они вели тихую беседу практически без эмоций. Я ушел гулять, а когда возвращался вечером домой, на трамвайной остановке увидел деда, провожающего нашего гостя. Прибежал домой, чтобы у бабушки узнать об этом загадочном человеке. Отвечая, бабушка перешла на немецкий (так она делала, когда сильно злилась). Если перевести коротко — «сволочь последняя».

Дедушка вернулся, молча выпил чай и рано пошел спать. Через несколько дней я все же расспросил его о госте. «Он был моим другом, — сказал дедушка Август, — и одно его слово могло спасти меня в 1938 году, но он струсил». И на всю жизнь остались в памяти непонятные тогда слова деда, что людьми правит страх. Больше я не видел у нас Дмитрия Дмитриевича Серова (кажется, так звали нашего гостя). В ноябре мы пошли на первую праздничную демонстрацию в Саратове. Дедушка просил внимательно посмотреть на трибуну, где был и наш «летний гость». Но я этого не сделал, не захотел смотреть на того, кто ради места на трибуне предал дружбу.

7

Важным источником информации для деда было радио. Он с интересом слушал новости и познавательные передачи. Не оставались без внимания и, как тогда говорили, «вражьи голоса». В конце 60-х годов по ряду западных радиостанций стали читать страницы романа А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», запрещенного тогда в СССР. Дедушку это очень заинтересовало, и он попросил меня подключить к нашему приемнику «Урал 57» магнитофон и записывать все эти передачи. Несколько раз в неделю мне приходилось вставать в 5 утра («глушилки» в это время почти не работали). В суть того, о чем там читалось, я не вникал и не понимал. Дед слушал молча, только что-то бухтел и вздыхал, а я в это время дремал на диване. А через 20 минут шел спать. Таким образом записали несколько кассет…

В 10 классе мне случайно попал в руки литературный журнал начала 60-х годов с повестью Алдана-Семенова «Барельеф на скале». Начальник одного из гулаговских лагерей в Сибири решил на скале, что нависла над лагерем, к 7 ноября выбить барельеф Сталина. И как смертями и увечьями удалось это сделать, рассказал автор.

На меня эта повесть произвела сильное впечатление. Тогда я решил ее прочитать и деду. Он внимательно и с интересом послушал. Но сразу вспомнил о записях шестилетней давности и сказал, что у Солженицына это было сильнее. После долгих поисков нашел чудом сохранившиеся кассеты. Теперь мы их с дедушкой Августом слушали вместе, как говорится «с чувством, с толком, с расстановкой». Он часто давал свои комментарии, переслушивали отдельные фрагменты. Где-то он не соглашался с Александром Исаевичем, а где-то очень хвалил за понимание ситуации. Слушая записи и дедушкины замечания и реплики, я невольно учился видеть главное в любом тексте.

Прошли десятилетия. И когда я начал читать это произведение в книжном варианте, то на полях многих страниц всплывали слова, эмоции, душевные переживания деда. Только тогда начал понимать, как много чего мне не удалось спросить у дедушки Августа, как много я упустил в те годы…

В августе 1979 года дедушки не стало. Он прожил сложную жизнь. Но всегда сохранял живой ум, стремление узнавать все новое, быть полезным родным и близким. Для деда не было такого понятия, как депрессия. Никогда не сожалел и не каялся за совершенные в жизни поступки. И только за час до смерти попросил прощение у бабушки Агды за все свои прегрешения.

Многие черты его характера передались мне на генетическом уровне. С годами я стал осознавать роль дедушки Августа в формировании меня как внука. Гораздо позже начал понимать, как много почерпнул и воспринял от деда. То, чего я добился в жизни, это благодаря и его усилиям.

Этими краткими заметками я просто хотел рассказать об этом простом, но удивительном человеке и его роли в моей жизни.