Частный случай из деревни Колояр. Как великая держава не может помочь маленькому человеку
Саратовец, купивший у Евгения Вениаминовича дом, не отдал часть суммы по договору. Суд постановил взыскать недоплату. Единственное, что сделали приставы, — взяли с должника исполнительский сбор.
Наплевательское отношение к гражданину со стороны федеральной службы приставов — частный случай, отражающий состояние государства. В жизни семьи Цыгановых история с долгом за дом — не первый эпизод, в котором государственные структуры не смогли или не захотели помочь жителям маленького села.
«Я понял, что ждать больше нечего»
«Дом я на своем пупке построил. Каждую дощечку, каждый кирпичик клал своими руками. Сам пилил лес, возил. Пять лет работал. Руки в мозолях до сих пор», — вздыхает Евгений Вениаминович.
О доме он рассказывает, как о живом существе, ласково. Прихожая, две комнаты, зал, кухня. «Двери сам делал. Простые, как раньше в деревне. Но в каждую вставил по фигурной дощечке!». Деревянная баня с предбанником. Сарай под гараж со смотровой ямой. Евгений Вениаминович придумал, как соорудить его из некондиционного профиля и профлистов. «Я так-то рукастый мужик», — говорит он тихо и по-детски краснеет.
Дом на окраине Саратова на улице Песчано-Уметской он строил для сына Антона, уехавшего в Москву работать. Но сына не стало раньше, чем закончилась стройка.
В 2016 году Цыганов выставил дом на продажу. Риэлтор привел покупателя — Евгения Есина. Первую часть денег — 1,3 миллиона рублей покупатель отдал сразу наличными. Еще часть суммы погасил материнским капиталом. Третью часть — 649,9 тысячи рублей — обязался перечислить в течение двух месяцев по графику, подписанному вместе с договором.
Прошел месяц. Потом второй. Деньги не приходили. Евгений Вениаминович поехал в Саратов (вышки сотовой связи рядом с Колояром тогда еще не было, решать важные вопросы по телефону было тяжело). «Он мне говорил: обожди, урожай соберу, и расплачусь. Потом опять убеждал: погода подвела, я сгорел, обожди, машину продам. Я всё верил, верил», — машет рукой Евгений Вениаминович.
Должник нашел подход к пожилому сельчанину, потерявшему сына, — общался уважительно, подвез в стоматологическую клинку, когда у Цыганова сломался зубной протез, посоветовал автомастера, когда понадобилось ремонтировать машину. Евгений Вениаминович не мог поверить, что такой обходительный и небедный мужчина (у Есина были две иномарки и земля в Екатериновском районе) его обманет, и ждал больше года.
«Наконец я понял, что ждать больше нечего. Никаких грубых слов я ему не говорил. Сказал только: раз ты денег не находишь, я подам в суд. Тут он резко изменил тон и заявил: куда хочешь подавай, я все равно тебе платить не буду!» — вспоминает Цыганов.
«Ненаступление результата не свидетельствует о бездействии»
В мае 2018 года Ленинский районный суд вынес решение взыскать долг в пользу Цыганова. «Что сделали приставы? Первое — взяли исполнительский сбор, — загибает пальцы собеседник. — Второе — наложили запрет на регистрационные действия с машиной, но не арестовали ее. Дальше дело не двинулось».
Евгений Вениаминович пробился на прием к начальнику отдела судебных приставов по Ленинскому району. Дама в большом кресле развела руками: должника не удается застать дома. Но искали Есина не по месту жительства в новом доме, а по месту прописки у родителей на улице Пионерской.
«Я дежурил у своего бывшего дома две ночи. Выяснил, что он там живет, ничуть не прячется. Звоню приставам: машина у двора, хозяин дома, вы приедете? Мне отвечают: у нас в плане сегодня нет выездов, и вообще не звоните в неприемные часы!».
Каждый месяц, получив пенсию, Цыганов заправлял машину и ехал за 200 километров в Саратов в отдел судебных приставов. «В отделе все время очередь. С людьми разговаривают грубо. Я немного недослышиваю, поэтому на меня кричат постоянно. За 2,5 года мое дело четыре раза передавали от одного пристава к другому и ни один его, кажется, не читал. Каждый раз спрашивают меня: «Цыганов? А вы кто — должник или взыскатель?». Я пытаюсь им рассказать историю с начала, но они минуты через три указывают на дверь, мол, рабочий день скоро заканчивается».
В октябре 2019 года в ответ на письменные обращения ФССП прислала Цыганову двухстраничный отчет о своей ударной работе: «Местонахождение автомобиля Мерседес Бенц, зарегистрированного на имя должника, не установлено. Неоднократными выходами по адресу, указанному в исполнительном документе, установить должника не представилось возможным».
Евгений Вениаминович исписал поля документа собственными комментариями: «Почему исполнительное производство ведется только в отношение Евгения Есина, хотя дом оформлен в долевую собственность с его супругой Ольгой? Почем у приставов не значился автомобиль «Ауди», хотя Есин катался на нем полгода после суда? Куда испарились 500 гектаров земли в Екатериновском районе?».
«Разъясняем, что судебный пристав-исполнитель обращает взыскание только на официальный доход должника. Материалы свидетельствуют о принятии судебными приставами-исполнителями мер, предусмотренных действующим законодательством. Ненаступление результата в виде фактического исполнения производства не свидетельствует о бездействии пристава», — сообщает в письме служба.
«Вы работаете в защиту ответчика», — ответил на это Евгений Вениаминович на полях.
Сельчанин жаловался на приставов в полицию, прокуратуру, в областную общественную палату и, как водится, президенту. В ответ, как это обычно бывает, пришли отписки.
В декабре 2020 года Цыганов нанял адвоката. Только после этого приставы завели производство на Ольгу Есину, имеющую официальное место работы. «Она начала платить: по 400 рублей, по двадцать, а то и по одному рублю».
Однажды Евгению Вениаминовичу пришла смс-ка с требованием погасить долги, подписанная тремя буквами — КВС. «Я у всех в деревне спрашивал: что это? У молодежи смартфоны есть, они мне объяснили, что теперь так называется водоканал». Не успел сельчанин разобраться со странной аббревиатурой, как с его карточки, где копилась пенсия, сняли 20 тысяч рублей. Оказалось, новый хозяин дома не платил за коммуналку и даже не перезаключил договор с поставщиками услуг.
Примечательно, что коммунальные монополисты смогли получить свои деньги без всяких затруднений.
Цыганов сам съездил в Саратов, переоформил документы. Требовать возврата списанных с карточки денег не стал. «Может, пожалел себя. Я и так уже перестал спать. Через каждые 15 минут вскакиваю, жду не дождусь, когда ночь пройдет».
Сельчанин обратился в прессу, чтобы «привлечь внимание к несправедливости»: «Зачем существуют полиция, прокуратура и суд? Любое судебное решение может остаться ненужной бумажкой, если пристав не захочет работать».
В списках не значился
В жизни семьи Цыгановых это не первый случай, когда государство не справляется со своими обязанностями.
Старший сын Евгения Вениаминовича Станислав проходил срочную службу в Краснодарском крае. В конце 1994 года его должны были демобилизовать. Один декабрьский день сменял другой, но сын не приезжал. Мобильных телефонов тогда не было, письма в войсковые части шли долго. Родители успокаивали себя тем, что дембеля не всегда торопятся домой, отмечая окончание службы у армейских друзей в других городах. В январе Цыгановым позвонили из воронежского госпиталя.
«Пап, а кто нас спрашивал?» — скажет Станислав отцу позже, когда снова сможет говорить. По его словам, осенних дембелей задержали в краснодарской части. В декабре срочников построили на плацу, поименно вызвали 30 человек и отправили в Моздок. Никаких документов о желании участвовать в войне «добровольцы» не подписывали.
Солдат погрузили на БТРы. Станислав ехал на броне. Это последнее, что он помнит. Колонна то ли нарвалась на мины, то ли попала под обстрел. Выжили единицы. Станислав очнулся на обочине, в ледяной грязи. Ползти не мог, нижней половины тела не чувствовал. Через несколько суток его нашли местные жители, сообщили военным. В госпиталь солдат попал с опозданием, в раненом позвоночнике начался абсцесс.
Евгений Вениаминович с женой дежурили в палате по очереди. Родителям раненых разрешали отдыхать на кушетках в коридоре, но Цыганов не мог уснуть. «Это старый госпиталь, работал еще в Великую Отечественную. Я ходил на вертолетную площадку. Смотрел, как разгружают раненых. В вертолетах даже настилов не было. Солдаты лежали прямо на брезенте. Этот брезент примерзал к металлу, санитары с треском его отрывали».
Через четыре месяца, когда Станислав смог сидеть, его разрешили забрать домой. «Привезли его на своей машине. Через друзей, неофициально достали коляску из психоневрологического интерната. 20 лет ему было тогда. Первый год он пил. Я с ним воевал. Потом взялся за ум. Сошелся с девушкой, зажили, открыли ларек».
Несколько лет Минобороны отказывалось признавать искалеченного молодого человека инвалидом боевых действий. Мать Станислава ездила в Краснодар, где располагалась часть, и в Нижний Новгород, где открылось президентское полпредство, но найти документы, подтверждающие участие «добровольцев» в чеченской войне, не удавалось.
Помогло телевидение. За 20 лет, прошедших с тех пор, Евгений Вениаминович забыл, какой именно канал приезжал снимать Станислава, но помнит, что именно в то время премьер-министр Владимир Путин совершал визит в Чечню (это был конец 1999 года).
После телерепортажа пострадавшему солдату назначили пенсию, выдали квартиру в Вольске и инвалидную «Оку». «Извинилось ли Минобороны? Да нет», — отмахивается Евгений Вениаминович. Станислав продал квартиру в райцентре и купил дом в селе Черкасское. Возит товар для своего магазинчика, по очереди с женой стоит за прилавком, «наловчился костылями ящички открывать». Внук Илья мечтал стать офицером, но, поучившись в кадетской школе, передумал и поступил в академию госслужбы.
Дело не раскрыто
Средний сын Цыганова Антон работал в Москве в автобусном парке. Выбился из водителей в бригадиры. Собирался купить машину. «Это был день зарплаты. Я с ним разговаривал по телефону. Сказал: если тебе не хватит до нужной суммы, не стесняйся, скажи, я тебе добавлю». Сослуживцы подвезли Антона почти до дома. Ему оставалось дойти до подъезда 100 метров.
Молодого человека нашли грибники. В больницу его привезли еще живым. «Когда я приехал, он уже умер. Тело не так просто было забрать. Помню, улицы в Москве были перекрыты. Митинг какой-то был».
«Жена два раза ездила в Москву, пыталась узнать, как идет следствие, но так ничего и не добилась. Дело осталось не раскрытым», — говорит Евгений Вениаминович.
Дочь убитого Настя выросла у бабушки по материнской линии в Черкасском, закончила школу с золотой медалью. Сейчас она студентка.
Младшая дочь Цыганова Дарья тоже работала в Москве. После родов приехала с малышом домой. В девять месяцев Витя заболел. «Два дня плакал, поднялась небольшая температура. Мы пошли по бабушкам — ну, как в деревне принято, может, заговорят. На третий день поехали в Вольск в больницу. Там ребенку начали колоть антибиотики — один, второй, третий. За трое суток сменили три вида. Дочь звонит: ребенку хуже, перестал есть, всё время кричит. Вечером мы под расписку взяли дитя, на своей машине повезли в Саратов. Нашли земляков. Они помогли попасть в областную детскую больницу. Это был уже час ночи. Витю посмотрели. Я слышал, как врач звонила в Вольск, ругалась на районную больницу: вы что сделали с ребенком, вы его убили!».
У мальчика развился церебральный паралич. «Дочь писала жалобы в минздрав, да толку не было». Муж Дарьи сказал, что не может постоянно работать на ребенка, и ушел. Дарья подала на алименты, но судебные приставы и в этом случае ничего не смогли сделать.
«Главное, не падать духом»
«Иной раз думаю: за что всё это нам? Я в жизни, вроде, никого не обидел. Не могу даже петуху голову отрубить», — пожимает плечами собеседник.
В Колояр он приехал 50 лет назад. Работал директором аптеки. В 1997 году его назначили заведующим социально-реабилитационным центром (проще говоря, это приют для брошенных стариков).
Отделение решили разместить в здании вспомогательной школы-интерната. «Она уже лет восемь-девять не эксплуатировалась. Ни окон, ни полов. Первым делом мы сделали простейшие обогреватели — труба с теном и вилкой, чтобы включать в розетку, — и принялись за ремонт. Соцзащита выдала нам ГАЗ-53, а стройматериалы мы получали взаимозачетом. Я оформлял в Вольске зачет, брал бетон и цемент с «Большевика» и завода АЦИ, а государство давало им за это электричество. Сетку рабицу тоже брали зачетом на метизном заводе. Саратовское «Техстекло» давало стекло. Но нам большая партия не нужна, мы стеклим наши окошки, а остатки везем в Ульяновск, где бартером берем ГСМ».
Цыганов вспоминает, как с лозой искали место, где проходил старый школьный водопровод. «И канализацию сами делали. А уж теплотрассу как копали! Вручную. Электрик, я, завхоз — сколько мужиков было».
При отделении заведующий завел огород, пасеку, свинарник. «Еды у наших всегда было вдоволь, не как в других интернатах в то время», — с удовольствием отмечает Евгений Вениаминович.
Предполагалось, что отделение обеспечит постояльцам «временное пребывание». «Но это же обездоленные люди. Девать их некуда. Временное стало постоянным».
В отделении оказались очень разные люди — от бомжей до бывших директоров заводов. «Бывало, приедут родственники. Привезут старику тортик, сладкую водичку. Он радуется, как дитя. И подписывает бумажку на квартиру. А потом про него забывают», — вспоминает бывший заведующий.
Одному из постояльцев, отставному генералу, потребовалась офтальмологическая операция. Врачам нужно было заплатить 50 тысяч рублей — гигантские по тем временам деньги. Работники отделения написали сыну генерала. «Он пригрозил подать на нас в суд за то, что мы не обеспечиваем ветерану полноценное медобслуживание. А денег не дал. Генерал практически ослеп».
Отставных военных в то время в отделении было особенно много. «Пенсия у них в те годы была маленькая. В новой жизни не все себя нашли. Люди спотыкались, спивались».
Девять лет назад оставшихся бабушек перевели в дома престарелых в Алексеевку и в Белогорное. Бывшая вспомогательная школа вновь понадобилась молодым — здесь открыли ПНИ. Еще два отделения работают в соседних Спасском и Черкасском. «Сейчас в систему поступают дети 1990-2000-х, нужны всё новые места», — отмечает собеседник.
Полвека назад, как вспоминает Цыганов, в Колояре было 3 тысячи жителей. В селе работали кирпичный завод, мельница, пекарня. Вокруг центральной колхозной усадьбы располагались девять приселков с животноводческими фермами. «От Колояра до Спасского 12 километров. Между ними были Золотовка, Минеевка, Марьевка, Елыкла… Всего шесть деревень, одна кончалась, другая начиналась».
Сейчас в Колояре осталось около 600 жителей. Держатся участковая больница и аптека. Построили новый детский сад и школу. Правда, в прошлом году выпускник был только один. Большинство молодых жителей уезжает на заработки в Москву и на Север.
Цыганов вкусно рассказывает, как держит огород — «небольшой, но чтобы хватало и пирогов напечь, и банки закрутить». Разводит кур и пчел, а «кроликов убавил, потому что здоровья нет». Уже несколько месяцев у Евгения Вениаминовича случаются головные боли и на лбу растет странная шишка. В районной больнице ему предложили лечь на операцию и даже денег не потребовали. «Вроде, доктор — женщина обходительная. Я поверил ей почему — у нее в кабинете Боженька висит. Как правило, врачи такие положительные».
Как говорит Евгений Вениаминович, «самое главное — психологически не упасть»: «Как бы жизнь не складывалась, надо учитывать, что на свете много хороших людей. Когда сыну нужно было лечиться в Петербурге, чтобы встать с коляски на костыли, у меня была зарплата 600 рублей в месяц. Но люди нам набрали с миру по нитке 800 тысяч рублей! — говорит собеседник. — И в повседневных ситуациях есть, чему удивиться. Недавно у меня заглохла машина на трассе. Остановился незнакомый парень: что случилось, отец? Свозил меня на заправку и обратно, бесплатно. Ну как можно веру потерять! Пусть хоть один человек на сотню, но попадаются порядочные».
P.S. Редакция «Свободных новостей» направила запросы в областную прокуратуру и управление ФССП о причинах бездействия судебных приставов.
Заместитель руководителя УФССП Александр Старцев сообщил, что ведется исполнительное производство в отношении Ольги Есиной, «обращено взыскание на заработную плату».
Областная прокуратура об исполнительном деле в отношении супруги должника ничего не пишет.
Начальник управления по надзору за исполнением федерального законодательства Олег Петров рассказал, что в 2020 году прокуратура уже проводила проверку по жалобе Цыганова, адресованной президенту (письмо переслали в прокуратуру из приемной главного федерального инспектора по Саратовской области). Главному судебному приставу внесли представление. Но делу это не помогло.
На сегодня арестована принадлежащая Евгению Есину комната в квартире его родителей, «направлена заявка на реализацию данного имущества». Найдены банковские счета должника, но денег там нет. Отыскать автомобиль Есина судебные приставы не смогли даже после вмешательства прокуратуры. Зато сам должник нашелся: «На сегодня Есин Е.В. отбывает наказание в ИК-33. По информации Пенсионного фонда должник официально не трудоустроен», — пишет Олег Петров.
