«Мат – это привилегия, а любую привилегию надо заслужить». Как саратовская молодая учительница пытается внедрить новые методики преподавания в школу
Еще недавно журналист учила китайских детсадовцев азам английской речи, до этого преподавала русский язык в Израиле, перенимала опыт по педагогике в особой экономической зоне «Елабуга» в Татарстане, оттачивала остроту слога в Британии. Но сегодня она предпочитает жить и работать в 25-тысячной Бутурлиновке Воронежской области.
В рамках общественной программы «Учитель для России» (разработанной в соответствии с образовательным стандартом и при поддержке экспертов Высшей школы экономики) Мадина пытается передать своим пятиклассникам не только знания по предмету, но и мотивирует на образование, расширяет круг их интересов и учит поверить в себя. Ее подход и методы преподавания не всегда понятны жителям глубинки и поначалу вызывали недовольство у некоторых родителей и чиновников. Местное общество пыталось объяснить не только чему и как учить детей, но и как педагогу выглядеть и жить.
Многие фрилансеры грезят идеей жить в тихом провинциальном городе, имея столичную зарплату. Мадина это желание начала реализовывать в обратном порядке — она решилась на переезд в Санкт-Петербург, а параллельно более года продолжала трудиться удаленно в саратовском СМИ. Но потребности в северной столице оказались ощутимо выше, чем в Саратове, поэтому, несмотря на хорошую зарплату, девушка активнее взялась за свое любимое хобби — преподавание.
«Я не забывала о своей специальности в Саратове, продолжила подрабатывать частными уроками и на новом месте, параллельно штудируя интересные проекты не только в журналистике, но и образовании. Тогда и попалась возможность, которую я не могла упустить — преподавать русский язык в Израиле», — вспоминает девушка. Успешно завершив этот «жизненный квест», она решила принять участие в программе «Учитель для России», запущенной пять лет назад Аленой Маркович. Но, уже получив приглашение в проект, Мадина отважилась на еще одно приключение. Прошла многоэтапный конкурсный отбор и отработала по контракту учителем английского в двух китайских детских садах.
Отстающий Саратов
Отсутствие типичных учительских стереотипов как нельзя лучше подошло для участия в проекте «Учитель для России». Но и тут девушке пришлось изрядно понервничать. Работать ей предстояло в небольшом райцентре Воронежской области.
«До участия в проекте последний раз в Воронеже я была восемь лет назад. Тогда он мне показался даже хуже Саратова. Но за эти годы город преобразился, развивается. Много грантов и проектов, куда идут не только государственные, но и частные деньги. Даже в Бутурлиновку, где я работаю.
Размером она меньше Петровска. Но в 25-тысячном городе за спонсорские деньги пять лет назад была построена современная школа на тысячу мест. Поэтому сомневаюсь, что подобный проект — «Учитель для России» — можно повторить у нас в регионе: финансово Саратовская область, заметно отстает», — объяснила свой выбор преподаватель.
Тем более что в Саратове даже строительство школы за счет бюджета преподносится как большое достижение. Но Мадина уверяет, что и помимо школы в райцентре есть на что посмотреть.
«Дороги и поликлиники можно построить за счет бюджета, и Бутурлиновка не исключение. Но впечатление от них множится за счет обилия частного бизнеса. Работают достойные кофейни, заведения с хорошим выбором роллов, суши и пиццы, которую, кстати, постоянно едят школьники. А местной выпечкой и десертами не стыдно угостить и любителей пышек из Питера. Тут зоомагазины продают редкие виды кормов для породистых домашних питомцев, а не пшено и зерно для скота, как в моих представлениях о сельмаге. Магазины цифровой техники, книжные с неплохим выбором современной литературы. И на фоне любого города Саратовской области здесь поражает чистота на улицах», — делится своими наблюдениями Мадина.
После первого урока я со слезами смотрела на свой кабинет
Учитель признается, что российские пятиклассники заставили ее понервничать сильнее иностранных детей: «Мне достались дети после начальной школы. Среднее звено, много разных педагогов меняется каждый день. И всех учителей сравнивают, проверяя на прочность и авторитет. Выясняют, где границы дозволенного. И не обязательно со зла.
Например, дети любят не просто перекусить, но прямо — объесться. И делают это постоянно, даже на занятиях. После первого урока я со слезами на глазах смотрела на свой кабинет. Еще 40 минут назад он был чисто прибранным, а его превратили в помойку. Раковина забита пакетами с пиццей, куски под партами, по углам. И это моя вина, не поставила границы и поплатилась.
Следующий урок мы начали с правил. Но важнее не продекларировать, а объяснить правило. Я спрашивала детей, приятно ли им сидеть за партой, под которой мусор? Зачем пачкать чистую одежду крошками и масляными пятнами? Мешает ли еда концентрации на уроке. Они выражали свое мнение. Мы спорили, вырабатывали правила вместе», — объясняет педагог, признавая, что соблюдать даже собственные правила ее воспитанники стали не сразу.
Детям нужно время, чтобы привыкнуть. Угрозы и наказание не продуктивны. Педагог призналась, что у одной из нарушительниц установленного правила ей пришлось забрать печенье и выкинуть в мусор. Но после этого ребенок закрылся, а потом, выполняя задание «пишем открытку», прислал следующее послание: «Я хочу свои печеньки назад!!!!!!!!!!»
«Мне было стыдно, я купила Ксюше новую пачку и вернула с условием, что она не будет есть печенье на уроках. И после этого у нас наладились отношения, девочка стала участвовать в работе», — признала свой промах педагог, но заметила, что на ее уроках теперь не едят, хотя коллеги до сих пор жалуются.
Настенное творчество и мат как привилегия
Педагог признается, что ей повезло с учениками. В ее классах детей, требующих индивидуального подхода, лишь половина. В других школах программы «Учитель для России» нередко приходится преподавать русский и литературу классу, состоящему из детей мигрантов курдов — как в селе Демьян Бедный, или румынских цыган. Учителям приходится преподавать в России русский как иностранный, преодолевая культурный барьер.
«Своих хулиганов сначала я стала завоевывать через творчество. Купила крафтовую бумагу, наклеила ее на стены класса и разрешила рисовать и писать всё. И самые сложные дети оказались наиболее инициативными. Или, может быть, идея рисовать на стенах класса показалась им еще одним проявлением бунтарства», — предположила Мадина, заметив, что в это время старалась понять их интересы и устремления. Дети рассказали про компьютерные игры, и следующий урок прошел по Майнкрафту (серия видеоигр. — Ред.). А контрольную по лексике сделали с мемами. Именно такие мелочи помогали детям расслабиться во время сложного теста.
Отдельная история противостояния сложилась у педагога в связи с нецензурной лексикой, которой дети из небольших городов овладевают чуть ли не лучше, чем всеми остальными прилагательными и глаголами вместе взятыми.
Но запрещая материться на уроках, Мадина не отвергает мат, а, наоборот, объясняет уместность или неуместность для учеников: «Мат — это привилегия, а любую привилегию надо заслужить, и я считаю, что у моих учеников в теории должно быть право его использовать, если они так захотят выразить свою экспрессию. Но в будущем, в более сознательном возрасте.
А сначала стоит заслужить такое право, освоив литературный русский. Пушкин, Есенин или Маяковский, могли выражать мысли и даже использовали в творчестве все многообразие языка, в том числе и обсценную лексику. Думаю, никто не преуменьшает талант и заслуги гениев русской словесности», — рассуждает педагог, обещая детям, что когда-нибудь, возможно, одобрит табуированную лексику в творчестве тех, кто преуспел в освоении предмета.
«В нашей семье тройки недопустимы»
Но настоящим смятением для педагога стала реакция некоторых учеников на низкую оценку их знаний. «Пацаны с меня ростом, которые гири поднимают, увидев тройку не в журнале, а в тетради, не раз пускали слезу и всхлипывали: «Я ничего не значу и не добьюсь в жизни», — рассказала учитель, признавая, что такое проявление эмоций казалось искренним, без тени шантажа.
Причем иногда это был именно детский перфекционизм, а не навязанные близкими представления. Хотя и апломба со стороны родителей хватало. От мам пришлось слышать не раз: «Мадина Руслановна, в нашей семье тройки недопустимы. Я тоже после урока прочитала этого вашего «Маленького принца» и тоже ничего не поняла».
Настоящий страх у родителей вызвала стандартная для участников проекта обязанность — видеосъемка одного урока в месяц: «Классный руководитель буквально вбежала ко мне в класс, объясняя, что этого нельзя делать. Родители не примут, хотя я много раз объясняла, что видео нужно для разбора с моим методистом. Оно не попадает в сеть и необходимо, чтобы сделать уроки эффективнее». Мадина вспоминает, как решилась на прямой разговор с родителями и встретила их страхи лицом к лицу.
Британской свинке не место на уроках русского
Непонимание вызвали и индивидуальные занятия, дифференцированные по уровню сложности. Подобные практики не только одобрены образовательным стандартом, но и требуют кратно больше усилий от педагога. Но оказалось, что главная проблема не в этом, а в непринятии родителями различия детей. Будто советская практика всеобщей уравниловки себя не изжила.
«Казалось, некоторых мам не волновало, что у детей есть проблемы в освоении программы, что вся первая половина учебного года — это, в основном, закрепление, обобщение и повторение материала начальной школы. Важнее было сохранять мнимое равенство, чтобы никто не чувствовал себя не только глупее, но и умнее. Доводы о том, что у каждого свой темп и пробелы в освоении программы, принимались с трудом», — сетует Мадина.
Администрация школы критиковала даже оформление класса крафтовой бумагой для творчества. Например, уверяли, что «свинка Пеппа» из английского мультика (к слову, нарисованная кем-то из их детей) никак не вписывается в интерьер кабинета уроки русского языка и литературы, хотя на уроках английского она допустима.
Педагог с удивлением отмечала, что большинство вопросов было адресовано к форме обучения, а не содержанию и не оценке знаний детей. Будто ее пытались разоблачить. И лишь ближе к концу занятий, пусть и с оговорками, был задан вопрос, который она ждала. А именно, достаточно ли у учителя знаний для преподавания русского и литературы русским детям, учитывая кавказское происхождение, внешний вид — с синими волосами и с радужными платьями.
«Признаюсь, что ответ на это у меня был заготовлен заранее. От детей я прекрасно знала, что родители прозвали меня «дагестанской Смурфеткой» (искаженное от Смурфетта — одна из главных героев французского мультипликационного сериала «Смурфы», блондинка небольшого роста с синей кожей в белом платье. — Ред.). Именно родители. Такое прозвище могли придумать лишь люди очень поверхностно знакомые с современной поп-культурой.
Я сказала прямо: Дагестан не нация, а территория. И дагестанцами можно назвать лишь людей, там родившихся. Но я лезгинка, а родилась на Волге, в Саратовской области, и выросла в русской языковой среде. Мои родители сами в шутку называли меня «слишком русской». Наибольший эффект произвело разоблачение приписанного мне образа Смурфетты — синекожей блондинки. А у меня кожа смуглая, а волосы синие. Указала я им на очередную ошибку. Только в этот момент, глядя на их смущенную реакцию на мою готовность смело говорить на любую тему, я поняла, что их главный страх принятия непохожего человека начал постепенно уходить», — рассказала педагог. За первые полтора месяца к ней подошли три мамы, теперь общаются все, знают сотовый и уточняют, над чем поработать с ребенком сегодня.
Я Путину пожалуюсь!
Консервативнее родителей оказались лишь чиновники из местного управления образования. «Для них я до сих пор дагестанская… нет, не Смурфетта, а Мальвина, но тут даже не обижаюсь. Им важно лишь, чтобы я работала. Как учитель с нагрузкой на полную ставку в 24 часа в неделю, проверку тетрадей, внеклассную работу с дополнительными занятиями я зарабатываю от государства порядка 13 тысяч в месяц», — рассказывает о доходах учителя в провинции Мадина. Но благодаря участию в программе «Учитель для России» у нее есть достойная стипендия.
Еще важнее помощь от кураторов. Именно они помогают выстраивать отношения с учениками, родителями, администрацией школы и чиновниками от образования. Неоценима помощь в подготовке занятий, предоставлении методических пособий, инструкции и советы, как вести себя в общении с родителями.
Обычный молодой педагог, приезжая работать в село, остается один на один со всеми проблемами. Он попадает в зависимость от местных чиновников. Те могут либо помочь, обеспечив учителя методической и материальной помощью, либо похоронят под грудой отчетов.
Поэтому в ряде школ отношения между администрацией и педагогами (из числа участников проекта) натянутые.
«Директор одной из школ с негодованием возмущалась: да у меня 30 лет педагогического стажа, а у этих столичных выскочек зарплата в два раза больше моей! Я Путину на вас всех пожалуюсь, угрожала она. Но ей объяснили, что Путин в курсе, — вспоминает смешные истории от коллег по проекту Мадина. — Как будто они не понимают, вся эта мифическая зарплата иногда целиком уходит на подготовку занятий. Тем более, педагог, желающий стабильно зарабатывать, скорее останется в сытой столице, нежели поедет в райцентры и деревни, чтобы работать с сельскими детьми. Но вот как живут, а точнее, выживают и профессионально не выгорают учителя, работающие вне проектов и поддержки, я искренне не понимаю»!
