«Странное чувство – как будто мы опоздали. Опоздали совсем на чуть-чуть. Вчера еще все было... а сегодня – нет...» – потом, уже после экспедиции, напишет капитан Чиркин в своем дневнике. По берегам реки только остовы деревянных лодок-гулянок и проросшая сквозь них трава. Волгари с настороженностью встречают любые расспросы. В семьях – только фотографии и воспоминания о мастерах-лодочниках, которыми были деды и прадеды. Целый пласт волжской жизни оказался вычеркнут, забыт, никому не нужен. В краеведческих музеях Поволжья – скалки, прялки, ухваты и чугунки. И ничего о мастерах-лодочниках.

По берегам рек – и только там – осталась память о том, как жили волжские деревни до того, как пришли плотины и большая вода. О том, как по реке ходили огромные беляны, груженные лесом, и плоты. Как лес покупали с плотов, как строили лодки-гулянки. Как Волга жила, дышала, кормила своих людей.

Три саратовских энтузиаста – два музейщика и один яхтенный капитан – однажды решили, что надо построить деревянную лодку-гулянку, чисто саратовскую лодку, пришедшую к нам из середины 19-го века. От которой не осталось ничего, даже чертежей. А нашли целую, теперь почти уже забытую жизнь.

Во всем, как обычно, виноват шаман Сорокин. Вообще-то Игорь музейщик, но всем в Саратове известно, что он настоящий шаман. В начале нулевых поднял из праха и забвения дом художника Павла Кузнецова. Сейчас взялся за почти непосильное дело: вытаскивать из руин дом, в котором жил учитель Кузнецова, художник Гектор Баракки.

История с гулянкой началась со смешного. Несколько лет назад Игорь поехал в Тольятти, где собирались музейщики со всего Поволжья – от Ярославля до Астрахани. Обсуждали музей Волги. И тут он возьми и скажи: «У меня уперли гулянку». И все вытаращились на Сорокина – не поехал ли он часом? Как можно украсть гулянку? Никто не понял, что Игорь говорил о лодке.

– Я никогда и в голову не брал, что гулянка – это местная лодка, – рассказывает он. – Рядом с музеем Павла Кузнецова лежала старая гулянка. Мы ее приспособили под разные наши акции. С детьми устраивали гулянку в гулянке. А потом ее украли.

Там же, в Тольятти, Сорокин и выяснил, что никто из волжан не знает о такой лодке.

Стали спрашивать. Выяснили, что «ареал обитания» гулянки примерно от Хвалынска до Камышина. Так родилась идея: найти лодки, найти мастеров, изучить и построить такую же, деревянную, самим. Вернуть лодку. Когда зашли в эту историю «по горло», поняли, что найти «деревяшку» задача непосильная. Но за каждой лодкой, когда-то ходившей по Волге, стоит история человека – мастера, рыбака.

– Гулянка эта – она не сама по себе возникла, – объясняет Сорокин. – Мотор поставили в уже существующую рыбацкую лодку.

– Сначала отсек просто технологически держал два борта, – вторит Сорокину музейщик Александр Капернаумов. – Потом его превратили в широкую лавку, потом приделали дверцы. Получился садок для пойманной рыбы. А уже когда появились моторы, в него их и стали устанавливать. Каюта появилась позже.

Для рыбаков лодка была домом. На них перевозили всё: арбузы, рыбу, стога сена с островов, потому что на островах оно было «жирнее», нажористее. Шла такая лодка по Волге, на ней огромный стог до неба. А рыбака не видно – он под сено поднырнул. У него специальная палка в руках, чтобы руль на корме двигать. Идет, тарахтит лодка в свою деревню.

Для яхтенного капитана Алексея Чиркина гулянка – личная история. Подростком он подрабатывал в рыбколхозе в селе Беленькие. Был загребным.

– Все лето мы работали как раз на этой лодке, которая пришла к нам из 19-го столетия, – вспоминает он. – Деревянная, смоленая, ровно с этим мотором, что стоит здесь в коридоре.

Мотор «Николай Николаевич» – Л6, 1953 года выпуска, довольно долго квартировал в штабе культурного центра «Дом Гектора Баракки». Имя свое он получил за старческий, скрипучий голос. По задумке, движок этот должен был встать на новую лодку, которую построят участники экспедиции.

Когда концепция – использовать лодку как метод исследования жизни волгарей – обрела свой окончательный вид, появились и деньги на воплощение мечты. Заявку на грант от Культурного центра «Дом Гектора Баракки» одобрил Российский Фонд культуры в рамках конкурса «Гений места. Новое краеведение». И проект «Исследование гулянки» получил полтора миллиона рублей при условии, что еще полмиллиона участники где-то найдут сами.

В саратовском фейсбуке забулькало: кудаааа такие деньги? поиск гнилушек на островаааах – это не краеведение! лучше бы потратили на… – и тут каждый желающий мог подставить свой вариант.

Парни только плечами пожали. Полтора миллиона – сумма весьма скромная для решения тех задач, которые поставили для себя организаторы проекта. Организовать экспедицию, чтобы обойти 800 километров волжских берегов, собрать истории, снять кино, построить лодку, – все это стоит намного, намного дороже.

Собака лает, караван идет. И караван пошел.

В августе в три парусные лодки загрузили вещи, еду, бензин – и полтора десятка исследователей отправились собирать истории. Среди прочих в составе экспедиции были студенты Московской школы нового кино. Группой операторов руководил ведущий преподаватель лаборатории режиссуры монтажа МШНК Илья Томашевич.

С выбором киношников исследователи не ошиблись: Илья свой, саратовский. Он понимает местность.

– Я на берег специально не ходил, – говорит капитан. – Я хотел, чтобы эти места, которые я знаю довольно давно – якобы знаю, – увидели другие люди.

И они увидели.

Первая настоящая деревянная гулянка – на ходу! – попалась экспедиции у села Рыбное.

– Ее прямо при нас спустили на воду и отплыли то ли на рыбалку, то ли за грибами на острова, – рассказывает Томашевич. – Лодка была просто супер! Та самая, безо всяких наворотов. Мастер, который ее сделал, уже, к сожалению, умер.

В том же Рыбном прямо на горке обнаружился памятник гулянке. У этой лодки, которая, как на руках, лежит на металлических опорах, своя история. Она появилась на свет в руках мастера-лодочника Александра Лопатина в 1974 году. Он сделал ее по заказу своего односельчанина Александра Алексеевнина. В 82-м мастер умер, а лодка ходила до 2014 года уже у другого хозяина. Даже побывала в аварии, после которой ей заменили некоторые детали. В 2019-м отбыла на вечную стоянку – в виде памятника, который соорудил Сергей Рябухин, хозяин той самой лодки, что «ушла за грибами».

– В память отцов, – сказал он.

Еще двух лодочников экспедиция встретила в Терсе, небольшой деревеньке на отшибе. Владимир Ежов, по профессии столяр, свою лодку сделал четыре года назад, сам. Прежнюю, что ходила 20 лет, делал еще под руководством отца. И Николай Суханов – его гулянка уже свое отслужила. А была необычная – сделана из ветлы. Ветла – нетипичный материал для строительства лодок. В целом даже и не очень-то пригодный.

– Не стало леса, – объясняет Илья. – Дело не только в том, что пришел металл. Плоты-лесовозы, которые возили лес с верховьев Волги до Астрахани, исчезли. С этих плотов где за бутылку, где за копейку деревенские мужики брали строительный лес, пригодный для лодок. Эта культура ушла, постепенно все иссякло. У нас пригодного для строительства лодок леса нет. В итоге металл заменил дерево. И вот мы находим лодку, которая от безысходности сделана из ветлы.

Лодка «Татьяна» – живая, прям хоть сейчас на воду, но много лет простоявшая под навесом в яблоневом саду Ивана Павловича – нашлась в Ахмате.

– Вниз по течению было много мифологии, – делится впечатлениями Илья Томашевич. – Там совершенно другие люди, другая обстановка, материал совершенно другой, чем вверх по Волге. Большие деревни – Синенькие, Золотое, Нижняя Банновка. Там мы встретили мужика, которому сто лет от роду. Он рассказывал, как в тридцатых годах прошлого века пацанва засмеяла какого-то деда, который шел по улице, неся с рыбалки всего две рыбки. «Да я что, – ухмылялся тот в ответ, – меня бабушка попросит, я пойду и еще поймаю». Рыбы было – море!

Еще один старый рыбак когда-то строил лодки, а потом ему кто-то купил краски, и он начал писать – и лодки, и всю эту береговую волжскую жизнь.

А потом они пришли в Ахмат. Не совсем заброшенное село, но все равно пустоватое. Мало деревенских, обилие дачников. Старый, полуразвалившийся храм. Потрясающий ландшафт и необыкновенной красоты виды.

Дом Ивана Павловича Шарова нашли по подсказке местных жителей. Стучались к старику долго. Чуть было не ушли. Но он успел. Вышел, оглядел исследователей строгим взглядом – чего вам?

Те бросились объяснять. Слово за слово, Иван Павлович оттаял, заговорил. Углядел интерес к гулянкам, подарил рыбачьи снасти. А потом возьми да и скажи: «А у меня тут во дворе гулянка стоит».

Ивану Павловичу уже за девяносто. Он родился в Ахмате. В первый послевоенный призыв ушел в армию – попал на Дальний Восток, на военно-морскую службу. Как отслужил, поступил в Макаровку (Тихоокеанское высшее военно-морское училище им. Макарова), но, закончив, вернулся обратно в село – понял, что в плане карьеры ему на службе ничего не светит. А дома, где он с 14 лет был рыбаком, он нашел себе место.

Лодок у Ивана Павловича было много. Эту, последнюю, он то ли сделал сам, то ли заказал у мастера (история умалчивает) в 1974 году. Ходил на ней тридцать лет и три года. Хотел подарить ее внуку. Но парень погиб в нелепой аварии. Так двадцать лет эта лодка и простояла под навесом, дожидаясь исследователей. Сохранилась она потому, что хозяин никогда не смолил ее продуктами нефтеперегонки. Только дегтярное древесное масло.

«Иван Палыч кряхтел-кряхтел, потом махнул рукой: «А, шут с вами, забирайте, черти!». Купили! Когда лодка, поднятая краном, поплыла по воздуху, Палыч незаметно смахнул слезу и прерывисто задышал…» – напишет потом в своем дневнике капитан.

На прощанье спросили:

– Иван Павлович, а имена лодкам давали?

– Да какое там, лодка и лодка, чего имена-то ставить.

– А мы слыхали, что лодкам женские имена давали. Если так, то как бы назвали?

– Татьяной.

– Меня в этом исследовании больше интересовали бытовые мелочи, – объясняет Алексей Чиркин. – Какой был план в рыбколхозе, почем сдавали рыбу? Вроде как 68 копеек за килограмм. А какая была рыба? Как ловили? Когда кончилась рыба?

Какое-то время была стерлядка, но потом не стало и ее. После стали цениться лещи, судаки большие. А потом не стало и их.

– Мы возвращались в Саратов в один из последних теплых дней. – рассказывает капитан. – В районе Красного Текстильщика большой разлив, который раздваивается на старый фарватер и новый. Новый идет под берег, там ходят корабли. Из старого фарватера – он достаточно глубокий – выход закрыт. На этих ямах с течением сидят рыбаки – лодок пятьсот. Сколько мы через этот строй ехали, хоть бы один рукой дернул. Никто. Тишина.

Спрашивал капитан и о том, «цвела» ли вода в реке до плотины. Бабы говорят – не цвела. Зацвела она после плотин. А еще – когда появились стиральные машины и начался сброс порошков с активным фосфором, который «несмотря на всю свою гадость, удобрение». Ну и прочие отходы стали напрямую попадать в Волгу.

– В Красном Текстильщике сток видно, – объясняет Чиркин. – Рядом с фабрикой у них. Очистных нет. Вся канализация стекает прямо в Волгу. Дело даже не в распруживании (имеется в виду обратное превращение Волги из пруда в реку. – А.М.) реки, и фиг с ней, с рыбой. Но вода… Чтобы река жила, надо всерьез заниматься очистными. Очистка основных рек – задача, которая тянет на нацпроект или даже на национальную идею. Есть резон тратить на это деньги – лет за тридцать при желании можно справиться. Снизить уровень тех же онкозаболеваний, которые и по этой причине тоже бывают.

Мастеров-лодочников, собиравших лодки почти в промышленных масштабах – по несколько за лето на заказ, уже не осталось. Но сохранилась мастерская в селе Есеевка. Обнаружили ее исследователи уже после того, как вернулись из экспедиции.

– Теперь это все нарастает как снежный ком, – говорит Саша Капернаумов, открывая большой, тяжелый на вид сундук.

Из сундука пахнет теплой пылью и конским волосом. В нем лежат рубанки всех мастей, крючки для рыбалки на осетровых и прочие сокровища.

Хозяин сокровищницы, потомок волгарей Антон Зиновьев нашел ребят сам. Рассказал, что его дед и прадед когда-то строили лодки-гулянки.

– Причем делали это настолько профессионально, что у них за годы в селе выросла настоящая, полностью оснащенная, строительная мастерская, – рассказывает Саша, бережно вынимая из сундука рубанок. – В селе была пилорама, доски пилили на ней. Все остальное – руками. Ножовкой, рубанком, молотком, стамеской.

Мастерская закрылась в 1958 году. С тех пор хранила свои сокровища как капсула времени. Дед и прадед Антона умерли, родители уехали в город, внуки теперь приезжают в Есеевку летом, как на дачу.

– Нельзя это брать, – говорит капитан. – Столько лет все оно там пролежало в целости. Теперь уже или пусть все сразу пропадет, или ребята что-то такое сделают. Живое.

– Сейчас среди музейной практики идет такая история: все эти большие исторические музеи, как огромные сундуки с богатствами спрятанными, себя уже изживают, – объясняет свою позицию Капернаумов. – Вроде бы они показывают что-то нам, но на самом деле это процентов десять хранящихся экспонатов. Еще 90 процентов все равно лежит в запасниках. И никто этого не увидит никогда. А как коллекцию пополняют: едут в такие села (они называют это музейно-этнографическими экспедициями), разоряют вот такие мастерские, забирают это все и везут себе в музей. Каталогизируют. И уносят в хранилище. Сейчас эта практика меняется. От больших собирательных музеев было бы неплохо перейти к точечным музеям. Антон, например, может стать музейным хранителем.

Это явление не такое уж необычное не только в мире. В Саратовской области уже достаточно таких примеров, когда энтузиасты спасают хрупкую часть истории, а потом эта история начинает работать как бренд: дом со львом в селе Поповка, старая деревянная мельница и храм Архангела Михаила в Лоху, Невежкино, Зоркино. Почему бы и Есеевке не стать таким же центром событийного туризма.

– По берегам лежит материала на крепкий музей, – говорит Алексей. – Или вот то, что мы с Игорем иногда в шутку обсуждаем. Музей волжской флотилии. Казалось бы, все большие пароходы сгубили. Ледокол этот, несчастный бедолага, лежащий на дне. Все носятся с ним как с писаной торбой. Но есть оно, это малое. Что не требует огромных средств. Организовать причал, какие-то крытые цеха. Это же все есть, можно собрать и сделать все это действующим. Даже та лодка, которую мы привезли, она вполне реставрируема.

Во Франции, Португалии, странах, чья культура неразрывно связана с морем, такие музеи не редкость. Во французском Дуарнене, по рассказам капитана Чиркина, полреки в исторических судах. Там же реставрационные мастерские. Там же – как часть музея – частные яхты.

– Городу это ничего не стоит, – объясняет Чиркин. – Там совершенно потрясающие экспозиции – ты можешь ходить без экскурсовода по любому судну, лазить по всем закоулкам. Везде идет трансляция звуков, которые были в этом, допустим, машинном отделении, разговоры моряков… Очень живая такая картинка… Все можно руками потрогать.

Новую гулянку, которую все-таки построил капитан Чиркин, ребята планировали назвать «Гектор Баракки». Но во время своего путешествия выяснили, что на Волге лодкам давали только женские имена. Выбор пал на имя Андромаха. В «Илиаде» Гомера она – жена Гектора, предводителя троянцев.

Строили новую гулянку с нуля. Чертежей не осталось, только картинка из журнала 1972 года и множество старых фотографий. Чертеж так и делали – пытались угадать обводы по фото. Размеры пересчитывали несколько раз.

– Я понимаю, что люди без образования с простейшими инструментами мастерили эту лодку за месяц, не торопясь, после работы… – разводит руками капитан, у которого за плечами еще и опыт судостроения. – А я вроде и все знаю, не первая моя лодка, в том числе и деревянная. Но в итоге провозился полтора месяца.

Сейчас все чертежи саратовской гулянки есть в открытом доступе. Скачать их и построить собственную, чисто саратовскую лодку, может любой желающий.

За день до открытия отчетной выставки мы застаем всю компанию за работой. Атмосфера творческая, непринужденная и несуетная. Но дело делается. Капернаумов с Сорокиным снуют туда-сюда. Капитан сидит в штабе Культурного центра и зашивает старую, видавшую виды брезентовую палатку.

– Это называется «мы делаем кинозал», – говорит он, и все хохочут. – Экспедиция была в августе, на дворе декабрь, а мы как будто из нее не возвращались. Палатки эти бесконечные. Работаем на улице.

Собственно, походный кинозал тоже организован на улице, где днем раньше ребята расчищали снег. Другого места у Культурного центра, кроме как двор дома Баракки, нет. Сначала планировали показывать кино прямо на улице. Даже заказали специальный проектор, хороший, мощный, короткофокусный. Чтобы днем было видно. Покрутили, настроили – не видно! Пришлось выкручиваться. Впрочем, им не привыкать.

Четыре воскресенья подряд в походном кинотеатре, а в день зимнего солнцестояния, наконец, и на улице, крутили кино. Островная жизнь на экране, горячий чай из самовара позапрошлого века, разговоры единомышленников, звезды, легкий морозец и две лодки – «Татьяна», пахнущая пылью, временем и дегтярным маслом, и «Андромаха» – новенькая, «с иголочки», с запахом смолы и свежего дерева.

– Лодки, – сокрушались исследователи – ушли вместе с той рекой, вместе со стерлядками, белугами, всем этим делом… за считанные годы после заполнения водохранилищ. Тогда и лодка умерла вместе с этой старой рекой.

Или нет?

Когда-то у Игоря Сорокина украли гулянку. Получается, что он ее вернул. Как символ, как историю и жизнь.