Причина – уменьшился улов на Дальнем Востоке. «Свободные» побывали на острове Итуруп Курильской гряды, чтобы выяснить, в каких условиях появляется на свет лосось, как его ловят и почему он так дорого стоит.

Синеватое с ржавчиной рыболовецкое судно успокаивается, перестав пыхтеть и вздрагивать на волнах. В небольшую лодку, привязанную к борту, прыгают шесть мужчин в ярко-оранжевых костюмах. Рыбаки на лодке входят внутрь «тропинки», очерченной неводом, встают всем фронтом и подтягивают невод. Капитан Сергей Вяткин, грузный мужчина с флегматичным лицом и адмиралтейскими бакенбардами, жмурясь от солнца, наблюдает за работой команды.

Один из оранжевых людей, улыбаясь, перекрикивает ветер: «Опять луна!». Капитан вмиг оживляется, начинает жестикулировать руками и давать указания. Серая рыбина, похожая на блюдце с грустным глазом, шумно плюхается в воду. Рыбаки стряхивают невод на привязанную к судну вторую лодку, в воздухе, выделывая пируэты, бьют хвостами сотни рыб более привычного вида.

– Вы ее отпустили? – уточняю у капитана.

– А зачем она нам нужна?! Рыбу-луну у нас не едят, да и жалко. Я бы, будь моя воля, и горбушу бы не ловил… – насупившись, отвечает капитан.

Дикий дальневосточный лосось – горбуша, кета, кижуч, нерка, сима, чавыча. Рыба плавает и кормится в Тихом океане, но неизменно возвращается в реки, в которых родилась, чтобы дать потомство, а потом умереть.

– У горбуши и кеты бывают три хода. Сначала идут самые сильные самцы и незначительное количество самок – они занимают ближайший к морю участок реки, чтобы строить гнезда. За ними следуют производители слабее. Третьими идут аутсайдеры, которым достаются самые отдаленные участки рек. Если в реки зайдет слишком много рыбы, самки и самцы перероют гнезда друг у друга и потомство сократится. К тому же зимой уровень воды падает, реки вместе с нерестилищами промерзают, поэтому воспроизводство должен контролировать человек.

Тридцатилетний начальник отдела рыбоводства группы компаний «Гидрострой» Иван Вараксин добавляет к своему объяснению цифры: в естественных нерестилищах выживает 10-15 процентов, а в искусственных условиях – 85-90 процентов мальков. Несколько лет назад государство обязало компании, добывающие в промышленных масштабах кету и горбушу – самые ходовые виды лосося – строить рыбоводные заводы.

Курильский рыбоводный завод – самый крупный в России. Мы стоим под дождем у бассейна, где рыбины отчаянно и безуспешно бросаются на встречный поток воды, желая оказаться в соседнем бассейне уровнем выше. Некоторые громко ударяются о борт. «Это природа, все естественно», – успокаивает Вараксин. Так выглядит накопитель, куда попадают с рек захваченные рыбоучетными заграждениями «производители». Здесь они нагуливаются, достигая пятой стадии половой зрелости.

Иван наклоняется и захватывает сачком рыбину. «Самец горбуши», – определяет эксперт, показывает горб на спине, подрастающий нос крючком и угрожающие хищные зубы. «У самок в брачном наряде носик аккуратненький, набухает брюшко. Серебряная чешуя врастает в кожу, мясо становится белым», – с любовью описывает своих подопечных Вараксин.

Как только самки и самцы горбуши будут готовы к «свадьбе», их оглушат точным ударом колотушки по голове чуть выше глаз, в темечко. Самкам рассекут брюхо, загребут оттуда икру, самцов схватят за жабры и «выдоят» – надавят на брюшко, чтобы вышли молоки, мужские семенные железы рыб.

Тела рыб сдадут в пищевую переработку. В естественных условиях тихоокеанский лосось тоже гибнет после нереста.

Затем, рассказывает Вараксин, в таз с икрой дольют сперму самцов, добавят в этот коктейль воду (в ней сперматозоиды более активны). Оплодотворение длится полторы-две минуты. Через месяц у икринок появится «глазок»-зародыш, потом выклевывается пузатый свободный эмбрион с желточным мешком. Этим мешком и питается пару месяцев эмбрион, потом его тело покрывается серебром, и мальки принимают рыбообразный вид. От оплодотворения до выпуска молоди проходит восемь-девять месяцев, после чего сеголеток, подросших мальков до года, отправляют через ручей в открытое море. С одного Итурупа выпускают 400-450 миллионов мальков – это половина всех мальков с Дальнего Востока. Другая половина приплывает с Камчатки, Сахалина и остальных Курильских островов.

Пока гуляем по пустующим помещениям (забойка начнется через неделю), к Вараксину подходит коллега:

– А помнишь, выпускник из Алтайского края просился?..

– Сказал, что подумает. Две недели уже прошли – видимо, передумал. Молодежи ведь надо что – чтобы в тепле сидеть и интернет был, а не годы напролет в резиновых сапогах ходить, ревматизм зарабатывать… – вздыхает Иван Вараксин. Поясняет, что на Курилах большая проблема с кадрами, зарплаты по меркам Дальнего Востока не очень большие, «вода, сырость, слизь».

Сам Вараксин родом с Сахалина, там получил образование техника-рыбовода. После армии устроился по специальности на один из рыбоводных заводов крупнейшего острова Курил Итурупа: «Думал, ненадолго, но затянуло – пять лет прошло». Начальство заметило перспективного молодого специалиста и назначило его начальником отдела рыбоводства, курировать девять заводов (всего их на Итурупе тринадцать), разбросанных по всему острову.

– Каждый день – день сурка, все монотонно. У меня в бардачке последний акт по выпуску малька, а уже через неделю первая в этом году закладка икры. Тысячи бумаг: рационы, температуры, рабочая плодовитость, абсолютная плодовитость – посчитать, отправить. Ветеринары, управление рыбоводства, Росрыболовство, Главрыбвод, СахНИРО, – загибает пальцы собеседник, перечисляя контролирующие организации. – У нас один инспектор рыбоохраны обслуживает 14 заводов – мы в очередь за ним встаем, а малька без его присутствия мы выпустить не можем, иначе штраф.

Выпущенный из рыбоводных заводов лосось поплывет на север, к берегам Берингова моря. Путешествие горбуши продлится полтора-два года, кеты – три-четыре года. Пока рыба в пути, ее родной остров живет своей жизнью.

Итуруп, самый большой из Курильской гряды, – мелкая рыбешка на карте в сравнении с огромной рыбиной Сахалином. Древние айны, коренные жители Курил, называли остров «медузой» – именно это значит название острова на их языке.

При Екатерине Второй айны, небольшой народ не вполне определенного происхождения, шаманисты с богатой мифологией, приняли христианство и стали подданными Российской империи. В 1855 году Россия, ослабленная Крымской войной, уступила Итуруп и остальные острова Южных Курил Японии. Еще через двадцать лет согласно Петербургскому договору Россия получила весь Сахалин, уступив Японии все Курилы (этот договор не пересмотрен до сих пор). Остров начали заселять японские колонисты.

До Второй мировой войны на Иторофу (так название острова звучит в японском произношении) находилось 120 населенных пунктов, разбросанных по побережью. У половины из них в названии дополнение gyojo, что дословно означает «рыбное место». Японцы построили на острове 22 рыбоводных завода. В год они выпускали 520 миллионов мальков – это на четверть больше, чем выпускают сегодня.

18 августа 1945 года, после капитуляции Японии, советские десантные войска высадились на Итурупе. Подданные Японии, а вместе с ними айны, были репатриированы в Японию. Сегодня они и их потомки приезжают на Курилы только навещать могилы предков.

Остров стали колонизировать жители советских республик, здесь открыли отделение сахалинского рыболовецкого колхоза «Заветы Ильича». 62-летний Валерий Артемьев – из поколения первых советских детей, рожденных на Курилах. Его дед – астраханский рыбак, один из первых жителей соседнего острова Кунашир, а его отец попал служить на Итуруп и там же остался, обзаведясь семьей. Всю свою жизнь Валерий Алексеевич прожил на Курилах, за вычетом времени, проведенного в море. Работал судовым механиком на промысловых колхозных судах, в 90-е «ходил на краба» на одном судне с японцами.

– Крабы были разные: и камчатские, и синие, и колючие – а японцев почему-то интересовал именно волосатый краб. И мы его месяца два искали. А потом нашли недалеко от острова, – вспоминает Валерий Артемьев. Говорит он громко и отрывисто, как бы перекрикивая шум моря.

Постепенно кооперация с японцами разладилась. Ныне Артемьев работает механиком на единственном в порту буксирном судне.

Сейчас лососёвая путина – сезон, когда рыба отправляется на нерест к берегам рек. С июля по сентябрь идет горбуша, с октября по ноябрь – кета. В прибрежных зонах лососевых вылавливают неводами. Иван Вараксин говорит, что только 6-7 процентов рыбы доходит до рек, чтобы отнереститься, остальное вылавливают в море. Но и этих нескольких процентов оказывается достаточно для поддержания популяции.

На путину съезжаются со всей России. Работают без выходных. Когда рыбы в сетях много, заканчивают за полночь. «Здесь один день весь год кормит», – говорят работники. Рассказывают, в прошлом году рыбакам удавалось заработать по полтора миллиона за путину. Морской урожай был настолько хорош, что по всей стране цены на красную рыбу снизились.

– Рыба, она непредсказуемая. Она может идти, идти – и резко обрубиться: раз – и нет ее. Только начинаешь было радоваться… Потом резко приходит: раз – и вода полна рыбы, – объясняет Андрей Недодел, студент из Владивостока. Чтобы подзаработать, он взял академический отпуск на полгода. Люди устраиваются работать не только на путину – с апреля по июнь идет сезон «разнорыбицы», минтай, сельдь, белорыбица.

В этом году с самого начала с горбушей не задалось – объемы вылова не радуют никого. Позавчера бригаде капитана Вяткина удалось сдать триста тонн, вчера – только сто пятьдесят. Во всей Сахалинской области выловили 11 тысяч тонн (по большей части у берегов Курил). Камчатка ушла далеко вперед: там пока почти триста тысяч тонн лосося.

Невод сейчас не закидывают, а ставят: длинную сеть тянут от самого берега, тем самым преграждая путь рыбе, идущей на нерест. Рыба натыкается на преграду и следует вдоль сетки («крыла») от берега, пока не попадает в так называемый «двор». Там она гуляет по кругу, сеть постепенно сужается – остается лезть в «окно» – отверстие, ведущее в ловушку, из которой выйти уже невозможно. Попавшую сюда рыбу рыбаки перекидывают в садок, а потом в кунгас-щелевик, специальную лодку с дырками, через которые вода чуть заливает дно, чтобы рыба доехала свежая.

Случай, когда рыба-луна забредает в невод, за весь сезон пока единственный. Рыбаки рассказывают, что во «двор» заходили даже дельфины, но у них всегда получалось вовремя развернуться и выйти. А иногда в неводе кормится нерпа, оставляя рыбакам только объедки.

– Чем больше рыбы в неводах, тем меньше работы, – объясняет 27-летний Дмитрий Снегин, приехавший из Краснодарского края. – Раз потянули невод – кунгас сразу наполнился, и дальше отдыхаешь, пока идешь к берегу. Это лучше, чем перебирать полупустые невода один за другим.

В 19 лет Дмитрий экстерном окончил в Москве институт, выучился на менеджера. Офисная работа ему быстро надоела, так что он «психанул» и отправился ловить рыбу на Чукотку.

– Прожил там полтора года – холодно, не нравится. Как раз тогда про Олимпиаду много говорили – мы с моей будущей женой на заработанные чукотские деньги купили квартиру в Сочи. Недавно приобрели дом в Краснодаре. Ремонт – штука недешевая, решил пару лет поездить сюда, – поясняет Дмитрий.

Когда с заполненным рыбой кунгасом направляемся к пристани, ребята снимают тяжелые резиновые костюмы, в которых не дышит кожа, заглядывают в гаджеты, разговаривают. Проходим мимо готического скелета корабля, много лет назад севшего на мель и заржавевшего, мимо кудрявых скал Янкито и пещеры. На пристани нас встречает толпа рыбообработчиков. Толстую трубу, похожую на хобот, опускают в кунгас – в нее рыба всасывается и поступает на конвейерную ленту.

– Всегда вот так выходят! Что выходить, что смотреть?! – как на детей, без злобы ворчит Снегин. От вылова рыбаков зависит зарплата всех сотрудников предприятия, настолько важна для всех морская удача.

За день удалось сделать четыре таких хода. При хорошей нагрузке выходит по пять-шесть кунгасов за смену. В последний ход, уже на закате, мужчины устало курят.

– Ну вот, а кто-то в голове уже плитку в квартире переложил, кто-то за границу на море съездил… – вздыхает один из них.

Каким бы долгим ни был путь океанской рыбы, а попав в невод, она неизбежно оказывается на разделочных столах рыбоперерабатывающих предприятий.

В порту села Китовое находится завод «Ясный». У входа в него установлены останки китового скелета, найденные при реконструкции порта. В советские времена китов активно и бесцельно добывали, пока млекопитающие почти не перевелись и не началась перестройка.

– Помню, китобои притащили трех китов, а база уже не работала, – и они долго разлагались на берегу, лис было немерено, – вспоминает Валерий Артемьев.

Сейчас китов вблизи Итурупа не видать, а Россия поддерживает мораторий на коммерческую охоту. До 140 китов в год разрешено добывать северным народам Чукотки, чтобы у них была возможность сохранять традиционный уклад жизни.

В цехах, окутанных паром, на японском оборудовании – на другом не работают – выполняют монотонные операции невозмутимые работники. Завод живет в своем ритме – просыпаясь к первому подвозу сырья и засыпая, когда разделана последняя тушка. Технологический процесс незатейлив. Рыба поступает по трубе и отделяется от воды, а потом поступает на восемь автоматических линий разделки. Первую часть линии называют «головорез», следующую – «лихорезка»: автоматически вспарывается брюхо, извлекаются внутренности, зачищается. Задача операторов – правильно настроить положение рыбьей тушки на конвейерной ленте, проследить, хорошо ли она зачищена (если нет – тушку отправляют в цех, где ее домывают). Далее рыбу отправляют на заморозку. За 20 минут она проходит весь производственный цикл и остужается в холодильнике, дожидаясь своей отгрузки.

– Если партии небольшие, поставляем на российский рынок. Если рыбы очень много, проще направить ее в Китай – определяет логистика. В Китай идет примерно 70-80 процентов мороженой рыбы, – перекрикивая гул в цеху, объясняет заведующий производством Сергей Борзов.

В отдельном цеху занимаются красной икрой. Более крупную, в ястыках (пленочном мешке), замораживают – в таком виде она поступает на восточный рынок. «Японцы режут икру в ястыках на кусочки и аккуратно едят палочками – красиво», – рассказывает Борзов. Мелкое зерно, более маслянистое, идет на пробой. Потом его просаливают, сцеживают и раскладывают по тарам и награждают этикетками.

Когда заканчивается очередная партия рыбы, на заводе перерыв. Работники, оживленно разговаривая, выходят из современных, но неизменно пропахших рыбой цехов покурить.

В специальной беседке – вся Россия в миниатюре. Галдит кучка омских студентов, поправляет белокурую косу девушка из Рязани, сосредоточенно смотрит в морскую даль аскетического вида бурят с черной бородой и волосами ниже плеч. Чтобы они все прибыли сюда на лососёвую путину, компания почти полностью оплатила им проезд, обеспечила размещением в общежитии и трехразовым питанием. Работа в путину – это двенадцатичасовые смены без выходных, но никто не жалуется, потому что едут сюда с единственной целью заработать.

– 200-250 тысяч за путину можно добыть, – прикидывает одна из омских студенток. – Я потрачу эти деньги на ремонт в квартире, мы с мамой купили ее в прошлом году.

Ее подруги перечисляют свои планируемые расходы: заплатить за учебу, отдать кредит за брекеты, купить телефон, ноутбук, вещи.

Елена Клочкова – хрупкая блондинка с серьезным лицом – приехала из Бийска Алтайского края на путину впервые:

Что связывает Саратов и Курильские острова? Только морские дары. В этом году связи рискуют стать менее тесными.

Почему на Дальнем Востоке снизился улов лосося? Президент Ассоциации рыбопромышленных предприятий Сахалинской области Максим Козлов объясняет это «возвращением в стабильный цикл»: после рекордных выловов в 2008-2011 годах подход горбуши снизился до традиционных для региона 50 тысяч тонн. И еще, добавляет он, ученые говорят об изменении гидрологических показателей, глобальном потеплении.

– Мы наблюдаем подход тропических видов рыб: приплывает с Японии рыба фугу, подходит белая акула. Горбуша – холодолюбивая рыба, в изменившихся условиях, возможно, она просто не приходит к своим водоемам, – говорит Козлов. При этом, добавляет он, вылов кеты традиционно обещает быть хорошим.

– Часто делают укор в сторону рыбаков, почему красная рыба такая дорогая. Мы понимаем, что граждане России могли бы есть рыбу намного дешевле, однако мы ее таковой сделать не можем, потому что существует еще целый класс посредников, которые делают рыбу такой дорогой. У нас доставщики, перекупщики и ритейлеры делают накрутку больше ста процентов!

Большая часть вылова все равно идет на экспорт за рубеж. Небольшое количество дальневосточной рыбы окажется за семь тысяч километров от Курил, на Сенном рынке в Саратове.

В будний день здесь немноголюдно. В отделе мороженой рыбы куски-дубинки с красивым розовым срезом отличаются по размеру и цене. Горбуша – 225 рублей, более крупная кета – 375 рублей, их атлантическая родственница семга – 920 рублей за килограмм. Самый массивный кусок – за 495 рублей – подписан гордо: «дикий лосось».

– Лосось – ну, рыба такая. Лосось он и в Африке лосось, – уперев руки в бока, говорит продавщица старой закалки. Разубеждать, что лосось – это семейство рыб, а не отдельный вид, бессмысленно – на каждом прилавке обязательно найдется такой же «дикий лосось».

У прилавка несмело стоит маленькая бабушка, долго разглядывает богатство мирового океана. Продавщица строго спрашивает:

– Женщина, вы определились?

Бабушка колеблется. Потом шепчет себе под нос еле слышно:

– Пойду лучше куриных потрохов куплю, – и идет дальше.

Текст – Гульмира Амангалиева
Фото – Гульмира Амангалиева
Видео – Гульмира Амангалиева
Верстка – Матвей Фляжников
Опубликовано – 02.12.2019