Бессмысленный и беспощадный. Фильм «Текст», пожалуй, лучшее русское кино за последнее десятилетие (18+)

Оценить
Писатель Дмитрий Глуховский получил народную любовь благодаря постапокалиптической трилогии «Метро», а три года назад решил обратиться к реалиям сегодняшнего дня и написал «Текст» — очень русский и в высшей степени безысходный роман.

Теперь те, у кого руки не дошли до книжки, могут посмотреть фильм на свежую голову и, в общем, много не потеряют, потому что в кои-то веки кино лучше книги. Сценарий написал сам автор – то ли он что-то подкрутил в консерватории, то ли, освободившись от экзистенциальных длиннот и рефлексий, сюжет значительно выиграл, а герою лучше теперь получается сопереживать (в книге он здорово раздражал и вызывал желание надавать ему затрещин).

О сюжете короткой строкой: студент филфака (это важно) Илья Горюнов (Александр Петров то ли ипотеку взял, то ли на «Оскар» идет) не послушался маму и пошел в клуб. Там он задел полицейского с фонетически неприятной фамилией Хазин (Иван Янковский), Хазин подкинул ему наркотик, Илью посадили на семь лет. И вот теперь он вышел, вышел и идет по лужам. Идет, идет, встречает Хазина и хочет с ним поговорить.

– Поговорить хочу, – говорит он Хазину, но Хазин тянет из кармана пистолет.

– Давай поговорим, – предлагает он своей бывшей, но та захлопывает дверь.

– Поговори со мной, – просит его телефон Хазина голосом матери Хазина, отца Хазина, девушки Хазина.

Но речи больше нет. Речь заменил текст. Это то же самое, только без голоса, без интонации. В неожиданно сильной проходной сцене (необязательные сцены особенно удаются режиссеру Шипенко, в них он умудряется проговориться о чем-то душераздирающе человечном) бывший друг – в смысле из той, прошлой жизни – учит Горюнова отправлять сообщения. «Жена не поймет, что я пьяный», – мотивирует он.

Илья шлет сообщения с телефона Хазина, за него. Как филолог, пусть и недосдавший романскую филологию, он виртуозно управляется с буквами. Мать Хазина не поймет, что ей отвечает не ее сын. Клиенты Хазина (он приторговывает колумбийскими радостями, наш блюститель порядка) не поймут, что их собираются обмануть. Девушка Хазина, Нина, не поймет, что у ее ребенка не будет отца. Поговорить с ними Горюнов не может, как бы они ни молили. И он сам может говорить только с мертвецами да еще с барышней в туристическом агентстве – она-то охотно рассыпает слова, манит мечтой, надеясь, что клиент выберет направление и купит тур в Колумбию, например.

Да зачем ему Колумбия, лучше там, что ли, порядка ли больше? Да и есть ли она, какая-то Колумбия? Есть вот опоры ТЭЦ, дымящие трубы, подтаявшие сугробы, древнерусская тоска, полицейские мигалки. Есть холод – на улице, дома, в морге, где лежит непогребенной мать героя. Есть холодный суп, который мама успела сварить. Греть не стоит – можно не успеть; за ним уже приехали, уже стучат в дверь. Некоторые образы фильма грешат излишней прямолинейностью: церковные купола в луже, или пакет с надписью «Русь», в котором герой несет водку, или супчик этот несчастный на дне эмалированной кастрюли. Но это неплохо, это наглядно и честно. Как честна и обсценная лексика – мат, разумеется, запикают даже для тех, кто старше 18, но сплошной писк скажет больше, чем всем знакомые сочетания звуков.

Ненадолго выглядывает солнце, и вдруг кажется – все наладится. Сейчас Илья возьмет деньги у этих страшных, бородатых и с автоматами. Уговорит Нину уехать с ним. Найдет для этого слова. И они сбегут вместе куда-нибудь, где всегда лето...

Но нет. Все бессмысленно, беспощадно и очень грустно, и по-зимнему туманно. И через туман все же светит какая-то надежда, извечные русские вопросы: если мы все одинокие и неприкаянные, то, может, все же однажды соберемся, поймем и простим друг друга? Ведь вот Горюнов – он же понял, он простил или почти простил своего антагониста, походив в его башмаках. Увидел в нем не средоточие мирового зла, не шестерню перемоловшей его машины, а человека – любящего, запутавшегося, несчастного, затюканного авторитарным папашей-генералом и собственной виной. Не может быть плохо всегда, если все так легко поправить: просто быть человеком или уж свинячить как-нибудь поменьше? И тогда уж заодно стены в подъездах и учреждениях покрасить в нормальный цвет, а не в этот глухой цвет зеленой тоски?

Да, и вот еще что. Фильм Шипенко, как и роман Глуховского, исполнен мужского шовинизма. Женщина в нем только обслуживает мужчин – на эмоциональном и бытовом уровне. Других дел у нее нет, только обслуживание. Нина, подруга Хазина, даже не может решить, оставлять ли ей ребенка, и ждет отмашки от бойфренда. Девушки украшают и ноют. Матери заботятся и плачут. А мужчины занимаются политикой, вершат государственные дела, вообще налаживают мир. Прекрасно наладили, ага. Офигенный мир, спасибо.

Но несмотря на недостатки (и не глядя на финал – молю вас, не смотрите финальную сцену, как только экран погас – хватайте шапку и бегите к выходу!) фильм «Текст», пожалуй, лучшее русское кино за последнее десятилетие. Осмысленное и милосердное.