Русаки. Как в Германии живут русские немцы

Переезжая в Германию, они рассчитывали «жить как немцы среди немцев», но не у всех это получилось. Миграционный вопрос и новые традиции еще больше отделили русских немцев от европейского общества.

Два переезда

«Тут платья не носят, найди себе брюки!» — получила указание от своей золовки, живущей в Германии, Нина Гаус. Женщина вспоминает, как отправилась на рынок и еле отыскала брюки своего размера — в них и эмигрировала, оставив дома все свои платья. Оказалось, что порядки в европейской стране не столь категоричны. «Это теперь смешно, а в то время это всё на мозги давило так, что действительно было тяжело. Неизвестность пугала», — улыбаясь, говорит 83-летняя собеседница.

Когда родственники начали массово уезжать в Германию, на семейном совете Нины Гаус было решено ехать тоже. Экономическая обстановка в России также подталкивала к этому шагу. «Пять лет документы ходили туда-сюда, и, наконец, нам прислали приглашение».

Морозным мартом 1999 года большая семья Нины Гаус, состоящая из двенадцати человек, вылетела из Новосибирска во Франкфурт. «Мы приезжаем — всё цветет! У нас там еще двадцать градусов мороза — а тут всё другое, такая красота… Для нас, сибиряков, это была как сказка!» 

Женщина вспоминает двухъярусные кровати распределительного пункта, комнаты с общей кухней и санузлом  — «не хоромы, но жить можно»; внимательную фройляйн, которая помогала с оформлением документов; покупку ковра для своей социальной квартиры.

Адаптация в новой стране прошла гладко. Нине Гаус на тот момент было 63 года — она и ее супруг оформились на пенсию. Первое время Нина помогала своим взрослым детям решать бытовые вопросы — в отличие от них немецкий язык она знала достаточно хорошо.

На вопрос, верно ли писать фамилию Гаус с одной буквой «с» на конце, Нина пожимает плечами: «Вторую потеряли где-то в комендантских отчетах».

В своей жизни она пережила еще один переезд.

Родом Нина Гаус из саратовской немецкой деревни Фишер (ныне — Красная поляна Марксовского района). «Помню, как каталась на лодке по Волге. А потом в один день родители собрали маленький сундучок и котомку, взяли меня, пятилетнюю, трехлетнего брата и грудного братика, все сели в поезд, где сидели тесно и везде была солома. Ехали очень долго. На остановках все выбегали искать себе питание. У нас был с собой зеленый эмалированный чайник — он бегал туда-сюда», — вспоминает Гаус, рассказывая семейную историю, похожую на сотни тысяч других.

«Мой младший братик, еще грудной, умер дорогой. С нами ехала тетя, и ее маленький, постарше нашего, тоже умер. А поскольку грудных детей больше не стало, женщин можно было призвать в трудовую армию. Отца, маму и тетю забрали в трудармию через пару месяцев после того, как мы приехали в сибирскую деревню Михайлово. Меня с братом хотели направить в детдом, но бабушка настояла: нет уж, умирать — так вместе. Когда война закончилась, маме дали отпуск на несколько дней, но окончательно мы ее увидели только в 1948 году. Родители, подорвав здоровье в годы войны, едва дожили до пятидесяти лет».

А потом — тяжелые послевоенные годы, застой, перестройка, неразбериха 90-х — и, наконец, решение, которое напрашивалось само собой.

Подобно Нине Гаус, немецкую оттепель увидели еще два с половиной миллиона соотечественников. Но не всем там оказалось тепло.

Запад и Восток встречают гостей

Берлинский район Марцан, где проживает Нина Гаус, выглядит как с рекламы жилья в новом микрорайоне Саратова — с той лишь разницей, что здесь всё без фотошопа. Аккуратные длинные панельные многоэтажки, обустроенные детские игровые площадки, вымощенные дорожки. Сложно представить, что всего десятилетие назад за Марцаном ходила слава хлеще, чем у нашего Заводского. На балконах цветы и зонтики, из подъезда пахнет моющим средством, а почтовые ящики подписаны фамилиями жильцов: Нойманн, Киселев, Хуссеин. 

Когда-то здесь жили простые гэдээровские работяги Шмидты и Мюллеры. В 80-е этот условный Шмидт заработал первые настоящие деньги, построил себе дом и съехал, а в его пустующую квартиру заселился другой Шмидт — только его звали уже не Герхард, а Юрий, и родом он — из далекой Сибири или Казахстана. У менее преуспевающего Мюллера появился новый сосед, на которого тот поглядывал косо.

«Мы приехали в неудачное время — Германия тогда только-только объединилась, у нее было полно своих вопросов, которые нужно было решать», — отмечает основатель организации помощи переселенцам Vision Александр Райзер. Два миллиона русскоязычных немцев, валом поваливших в 90-е со всего постсоветского пространства, оказались большим испытанием для страны.

«На Востоке Германии коренные немцы сами были в очень плохой финансовой ситуации, потому что была разрушена вся политическая, экономическая и социальная система, в которую они так долго верили. Люди были обозлены. И когда приехала огромная толпа русскоговорящих, они не могли понять, почему это делается, ведь еще их самих не поставили на ноги. О российских немцах здесь слышали мало. Это в Западной Германии тема возвращения немцев на историческую родину была актуальна, там постарались политически обеспечить переезд российских немцев. Здесь же эту тему долгие годы замалчивали —  иначе ГДР нужно было бы признаться в том, что коммунисты депортировали и убивали народ. Восточные немцы думали, что приезжают обычные русские — они не знали, на каком основании те приехали, мол, просто хотят обогатиться за счет Германии», — поясняет руководитель Vision Медина Шауберт. 

В отличие от востока страны, в Западной Германии русскоязычных немцев ждали больше, но в итоге в них разочаровались. «Местные жители из западных земель ожидали, что приехавшие немцы будут примерно как немцы тут, а это же совершенно невозможно: немцы ведь были репрессированы, да и социально-экономическое развитие в Советском Союзе было не того уровня, что на Западе», — продолжает Медина Шауберт. По ее словам, западные немцы не знали, что делать с гостями, которых не понимали и «старались побыстрее от них отделаться, упуская из интеграционных проектов».

Поволжские немцы и их дети ехали в Германию с надеждой жить «как немцы среди немцев», но в итоге оказались там чужими. Приезжие осознали: «В России нам доставалось за то, что мы немцы, а тут мы вдруг стали русскими».

Адаптация

Большая проблема заключалась в языковых трудностях. «Я сразу же вышла на работу цанарцтельферин (ассистентом стоматолога. — Г.А.). Вечером приходила домой и ревела навзрыд. Уставала не столько физически, сколько морально —  оттого, что к тебе обращаются, а ты себя чувствуешь идиотом. Это было очень тяжело, отняло много здоровья», — вспоминает Валентина, русская из Павлодара, замужем за этническим немцем. Спустя восемь лет она уволилась из стоматологии и устроилась на психологически более комфортную работу в магазин русских товаров Majak.

Вторая сложность — признание российских дипломов. Из-за разницы в образовательных стандартах образование засчитывали уровнем ниже, чем-то, что было в России. Школу-десятилетку признавали как окончание средней ступени, университеты — как техникумы. Врачам могли приписать стаж медсестры. «Российских немцев старались больше устроить на низкооплачиваемые физические работы, потому что была потребность в такой рабочей силе», — указывает  Медина Шауберт.

Несмотря на это, каждый въехавший в Германию переселенец стал обладателем немецкого паспорта, был обеспечен жильем и получил «социал» (пособие), одинаковое для всех граждан Германии, стоящих на бирже труда (такое же пособие получают мигранты новой волны). Размер «социала» различен в разных землях. К примеру, в Берлине выдается по 400 евро на главу семьи, еще по 360 — на остальных членов семьи, поясняет общественник Александр Райзер. Дополнительно государство оплачивает квартплату, медобслуживание, проезд в общественном транспорте, предоставляется скидка на посещение культурных мероприятий. Можно также подать запрос на обновление мебели в квартире, протезирование зубов. Пособие позволяет вполне достойно жить, не выходя на работу, особенно если семья многодетная. 

По его словам, стартовые условия (такие как образование, опыт работы, жизненный опыт) у переехавших немцев были разные. Кто-то очень быстро адаптировался к новой среде. Эти люди быстро выучили язык, трудоустроились, приобрели собственную жилплощадь; открыли свои врачебные кабинеты, аптеки, автосервис, похоронные бюро, детские сады, школы с углубленным изучением русского языка, маленькие строительные фирмы.

Однако, как считает Райзер, есть примерно 20 процентов российских немцев, которые не нашли себя и свое место на «исторической родине». «Я думаю, некоторым людям, может быть, и не стоило переезжать в Германию, — категорично заявляет он. — Они были вырваны из своей социальной среды, а в новую так и не влились. Многие из них разговаривают только по-русски и смотрят российское телевидение. Из-за языкового барьера, отсутствия рабочих отношений им не хватает общения. Всякое непонимание рождает страхи — это как поставить человека с завязанными глазами в пустую незнакомую комнату: его воображение может нарисовать разных монстров. Иногда, когда я разговариваю с такими людьми, складывается ощущение, будто мы живем в разных странах. Они ноют, хулят Германию, что она им что-то недодала. Но уезжать обратно мало кто готов — полный пансион им в России никто не обеспечит».

Что значит быть русаком

Сейчас российскими немцами считаются все, кто прибыл из стран бывшего Советского Союза и при этом говорит, думает и чувствует по-русски. Это люди из России, Казахстана, Латвии, Украины, Молдовы — не только этнические немцы, но их супруги и родственники. В Германии для них определен термин Spätaussiedler (поздние переселенцы), сами себя они называют «русаками» и «русачками».

Для большинства русаков и русачек русский язык — средство повседневного общения. Сегодня в берлинском районе Марцан, где проживает около тридцати тысяч русскоязычных немцев, тут и там слышна русская речь. 

Хотя, вспоминают собеседники, в первые годы эмиграции русаки старались избегать русского языка в общественных местах. «Просто первые переселенцы находились в деревнях, где все оглядывались на них, если вдруг кто-то говорил по-русски. И они думали: не дай бог коренное население разозлить! Помню, моя тетя из Казахстана так боялась говорить на русском, что когда ее спросили, сколько у нее детей, она забыла, как это будет по-немецки, и сказала: бiр («один» на казахском). Лишь бы не на русском, — приводит пример Медина Шауберт. — Почему стоило постоянно стесняться русского языка?! А потом мы злимся на тех, кто в Германии может свободно говорить на своем языке, потому что думаем, что они наглее нас».

Второе объяснение — привычка мимикрировать, отложенная в исторической памяти депортированных поволжских немцев: русский язык в Германии решили скрывать, как долгие годы угнетения советской властью прятали немецкий язык и свою «немецкость».

В Германии проявилась обратная тенденция. Александр Райзер замечает: «Российские немцы в Германии стараются быть больше немцами, чем сами коренные немцы. Диаспоры сплачиваются, придумывают себе мифы и сами же их каждый день доказывают. От русскоязычных немцев можно услышать такое: мол, коренные немцы тут растеряли свои немецкие качества — любовь к порядку, трудолюбие, честность, — а мы их сохранили. Это миф. Я жил в немецком населенном пункте в России — среди нас были лентяи, пьяницы, воры, как и в любой нации. Может быть, только порядка в немецких дворах было чуть больше — просто немцы слишком зависели от общественного мнения: если у тебя двор не подметен, все в тебя будут тыкать пальцем».

Про себя русские немцы говорят, что семья для них в приоритете, ей отводится гораздо более важное место. «Здесь больше любят свободу: например, человек не хочет чувствовать себя обязанным или чувствовать вину, если встретит кого-нибудь другого, — он лучше будет в партнерстве жить, чем связывать себя узами. То есть индивидуализм у них сильнее развит, — указывает врач Владислав Фрейнлих, переехавший в Берлин 16 лет назад. Он добавляет, что для коренных немцев работа намного важнее семьи, при этом свой бюджет они рассчитывают более тщательно: «Мы привыкли своим женам дарить подарки чаще, немец же это сделает два-три раза в год. Цветы подарить просто так? Он сначала посчитает десять раз, сколько это будет стоить». 

Пенсионерка Нина Гаус отмечает более крепкие связи между поколениями у русаков по сравнению с коренными немцами: «Я, наверно, так воспитана, что если надо своим детям помочь, я чем могу, тем и помогу. А у них тут так не принято — после 18 лет он уже самостоятельный и, считай, чужой». Гаус полагает, что коренные немцы менее сплочены, чем немцы русские. Вспоминает свою молодую соседку, которая, столкнувшись на лестничной площадке, здоровается, а на улице пройдет мимо, будто они не знакомы. И уж точно не стоит вопрос, чтобы спросить у соседки соль. «Но, может быть, мы тут живем и сравниваем с тем, как было в России 20-30 лет назад, а не с  тем, как сейчас?!» — сомневается Нина Гаус.

Марцан (не) для всех

Сердце русскоязычного Марцана — супермаркет Mix Markt. Пиво «Ячменный колос», конфеты «Мишка косолапый», лапша «для беспармака» — всё с ностальгическим вкусом и по приятной для жителей европейской столицы цене. В начале 2016 года этот магазин стал одной из главных локаций, в которых разворачивалась общественно-политическая драма с девочкой Лизой в главных ролях.

 

 

Супермаркет Mix Markt и его ассортимент. Фото — Гульмира Амангалиева

Двенадцатилетняя фройляйн из семьи русских немцев вышла из дома и пропала на 30 часов. А когда вернулась, объявила, что ее якобы изнасиловали «лица арабской внешности». Позже быстро выяснилось, что изнасилования не было, Лиза встречалась с парнями, которые вовсе не арабы, а турки. Первый канал все же показал сюжет о том, что мигранты изнасиловали русскую девочку, а протесты русскоязычной диаспоры еще два месяца вспыхивали в Берлине и других немецких городах. Как писали СМИ, организатор митинга в Марцане Генрих Гроут летал в Москву обсуждать организационные вопросы. 

Напротив русского супермаркета — торговый комплекс, где располагается русская турфирма, ювелирный магазин, ателье и магазин ширпотреба «для своих». Из динамиков вылетают застрявшие где-то на стыке тысячелетий песенные слова: «Непростая любовь — ты моей группы кровь, непростая любовь — не со мной, а с тобой». Реклама предлагает пожизненную подписку на 150 российских каналов.

Обрамляет маленький «русский мир» турецкая кебабная и кафе вьетнамской кухни. А в десяти минутах ходьбы отсюда находится серый хайм (общежитие) для беженцев, огражденный снаружи решетчатым забором. Марцан становится все более многонационален, и не всем это нравится.

«Раньше Берлин можно было ночью вдоль и поперек обойти, и никто тебя пальцем не тронет. А сейчас выйди на улицу попробуй. Вот, ношу с собой пфефферспрей (перцовый баллончик. — Г.А.) — только, думаю, без толку», — жалуется сотрудница русского ателье, не пожелавшая представиться.

«Если придется уехать, я, конечно, в Россию уеду. Не исключаю такой возможности, — рассуждает продавец марцанского магазина Majak Валентина. — Хотя мы граждане Германии с 90-х годов. Если честно, я сюда и не рвалась, просто у мужа родители и сестра сюда переехали. Я была в этом году в Казахстане: там люди, которые здесь жили, даже в аулы казахские переезжают — из-за беженцев. И это неудивительно. Да потому что наглеют! Наглеют! Здесь и воровство, и кражи, и криминал в порядке вещей. То, что Лизу пятеро человек изнасиловали, это достоверный факт, это не придумано».

 

 

Ассортимент магазина Mayak. Фото — Гульмира Амангалиева

Валентина считает, что к гостям проявляют намного больше внимания, чем в свое время к переселенцам из постсоветских стран: «Им и пособия, и все блага мира. А мы в 90-е в шпрахе (языковом центре. — Г.А.) пробыли шесть месяцев — и сразу пошли на работу, так по сегодняшний день и работаем. В детский сад, например, ребенка сложно устроить, берут только от работающих, а этих беженцев — пожалуйста, в первую очередь, хоть они и не работают. А эти гомосексуальные отношения — вообще дурдом! Для немцев это нормально, а для нас не нормально. Наши дети здесь выросли, и для них это тоже не нормально. Германия, — заключает Валентина, — для меня никогда не станет родиной». 

Развивая культуру приветствия

«Российские немцы часто не понимают, что их интегрировали в социальную систему страны сразу как граждан Германии. А социальная система здесь устроена так, что молодая генерация вкладывает финансы в котел, который финансирует другие генерации. Их интегрировали в эту систему вне зависимости от того, что сами они до этого никакой вклад не вносили, и они не заметили, что получили много привилегий: гражданство, доступ к социальным сервисам», — комментирует Медина Шауберт. 

Эксперт подчеркивает, что в отличие от русскоязычных переселенцев большинство беженцев из Ближнего Востока и Северной Африки получили убежище на время, пока идет военный конфликт в их родной стране. «У них мало прав, им оказывается социальная поддержка, но не позволяется работать (потому что если ты беженец, тебе нужно доказать, что ты не забрал рабочее место сперва у коренного немца, потом — у гражданина Евросоюза)».

«Русским» же сразу выдали паспорта, хотя и не встречали с объятиями и мягкими игрушками. «В Германии только со временем развилось понимание того, что надо к мигранту хорошо относиться. В 90-х годах, когда приезжали беженцы Косово с мест вооруженных конфликтов, их тоже встречали прохладно. Было много трагических случаев, когда фашисты или нацисты поджигали лагеря беженцев, — приводит пример Медина Шауберт: — Willkommenskultur, культура приветствия — это показатель развития общества. Мне кажется, если бы российские немцы приехали бы в среду с нынешним менталитетом в обществе, то, конечно, их встретили бы так же тепло».

Директор Института миграционной политики RUSMPI Ольга Гулина подчеркивает, что российские немцы до сих пор являются зоной ответственности со стороны государственных органов Германии. Показательной она считает ситуацию с поздним переселенцем Дмитрием М. — водителем автобуса в городке Эрштеттен (Баден-Вюртембург), который в январе 2019 года жестоко избил единственного пассажира вечернего маршрута, рабочего парня из Нигерии, выкинул его телефон, когда тот пытался позвонить в полицию, и устроил фотосессию с уже практически бездыханным телом. При этом Дмитрий использовал ругательство Scheiß-Neger («чертов негр»), чего он сам не отрицает. «В начале сентября суд вынес Дмитрию приговор, и вот что в нем интересно: судья не видит в преступлении расистского мотива, потому что Дмитрий М. — поздний переселенец», — отмечает Гулина. 

Есть альтернатива

Водитель автобуса с русским прошлым оставлял на фейсбук комментарии в адрес Ангелы Меркель — «тупая корова», «убирайся, арабская и негритянская подружка» — и состоял в сообществах право-популистской партии AfD («Альтернатива для Германии»). На выборах в бундестаг 2017 года эта партия, известная своей антимигрантской риторикой, впервые прошла в парламент и сразу стала там третьей по численности.

Долгое время русские немцы отдавали свои голоса Христианско-демократическому союзу (ХДС) в благодарность Гельмуту Колю (приглашая их в Германию, мудрый канцлер приобрел преданный электорат). В последние годы политические предпочтения диаспоры стали меняться, и в отдельных округах со значительным процентом русскоязычного населения этой партии удалось добиться определенного успеха. 

Одной из причин популярности AfD среди русскоязычных заместитель директора Берлинского центра изучения Восточной Европы (Osteuropa-Zentrums Berlin e.V.) Дмитрий Стратиевский называет незнание тонкостей немецкой политики. «АfD апеллирует к эмоциям, дает простые, пусть и ложные, ответы на сложные вопросы. И люди попадают в эту ловушку», — указывает эксперт.

Во-вторых, отмечает Стратиевский, немало русскоязычных придерживаются консервативных представлений. «Они считают традиционный немецкий политический ландшафт слишком «левым», критикуют ХДС и Меркель за «полевение». Критика ХДС и Меркель состоит не только в скептическом отношении к миграции. Это и сексуальное просвещение в школах, и санкции против России, и выход из атомной энергетики, и вопросы защиты окружающей среды… Целый комплекс проблем, по которым у AfD есть совершенно популистские ответы. Иногда они попадают на благодатную почву, причем далеко не только у русскоязычных», — говорит эксперт.

Замечено, что AfD достигает более высоких результатов в тех округах, где накопились общественные и социальные проблемы, которые представители демократических партий не смогли решить в течение продолжительного времени. «Сила AfD прямо пропорциональна слабости демократии. Уровень популярности AfD, и в среде русскоязычных в том числе, напрямую зависит от результативности работы других партий», — подчеркивает Дмитрий Стратиевский.

По мнению эксперта, усиление правых популистов в Германии, «последнем островке стабильности в Европе», — вызов для всего германского общества, ставящий своей целью «размыть основы общественно-политической системы государства, подменить серьезную, кропотливую и зачастую «скучную» работу органов власти громкими призывами, нисколько не заботясь возможностью осуществления таких планов и их последствиями».

***

В немецкой литературе переселенцев из созданных на обломках СССР государств называют Volk auf dem Weg — «народ в пути». Траектории судеб представителей этого народа никогда не были простыми.

Время смоет ментальные привычки, различия и разногласия. Уже скоро если не переселенцы, то их дети и внуки дойдут до конечной точки назначения.

Директор RUSMPI Ольга Гулина замечает: «Первое поколение переселенцев были русскими немцами, второе — «и русскими, и немцами». А вот последующее поколение внуков и правнуков тех самых переселенцев — уже совсем «немцы-немцы». Они — те, кто обрели в Германии свою родину. Для этого поколения Россия, Казахстан, Украина — лишь географические точки на карте мира, в которых когда-то жили их предки».

P. S. Ранее мы подробно рассказывали, почему в Саратовской области не удалось воссоздать республику немцев Поволжья и почему русские немцы приняли решение уехать в Германию.