История репрессий
История репрессий. Трудовые будни палачей. Часть III
В январе 1940 года саратовский чекист Евгений Кирхгоф подал своему руководству докладную записку о преступной деятельности бывших коллег. В беспрецедентном для того времени документе раскрывались методы их следственной «работы» в недавнем прошлом.
В частности, Кирхгоф сообщал о незаконных арестах, пытках и шантаже подследственных, подделке документов и прочих преступлениях. Но вряд ли начальник Саратовского управления НКВД Николай Киселев этому удивился. Ведь одного за другим расстреляли трех его предшественников на этом посту, и никаких иллюзий по поводу «законности» репрессий у него не было. Однако, он наверняка вздрогнул, узнав, что его непосредственный подчиненный назначил руководителем антисоветской организации… покойную Надежду Константиновну Крупскую.
Но сначала о личности «разоблачителя».
Избач широкого профиля
Евгений Кирхгоф родился в 1904 году в Санкт-Петербурге в семье рабочего-наборщика и портнихи. Закончил пять классов частного коммерческого училища, после революции служил в Красной армии. В июне 1923 г. стал разведчиком ГПУ в Вольске Саратовской области. На следующий год был послан на комсомольскую работу в деревню Елшанка Воскресенского района. Одновременно работал избачом и председателем правления кредитного товарищества, заведующим маслодельным заводом и руководителем пионерского отряда. С июля 1928 года — штатный сотрудник ГПУ.
Судя по служебным донесениям, Евгений Кирхгоф преуспевал, в основном, на идеологическом направлении. Так, в июле 1935 он контролировал хлебозаготовки в Базарно-Карабулакском районе и попутно разоблачил семейство бывшего гусара, кавалера четырех Георгиевских крестов Петра Россиева. Оказалось, что двое из четырех его сыновей просочились в Салтыковский райисполком. Сын Александр работал там инструктором, а сын Василий — заведующим общим отделом.
В октябре 1935 г. Кирхгоф сочинил донесение о ходе борьбы с религией: «В связи с тем, что в г. Саратове осталось всего лишь одна церковь, до 50 безработных попов совершают нелегально религиозные обряды на домах… В связи с возникновением Итало-Абиссинской войны среди церковников г. Саратова отмечается рост пораженческой агитации и высказываний надежд на возникновение мировой войны и изменение режима в нашей стране».
А в ноябре того же года Кирхгоф сообщал в Комиссию партийного контроля, что в Саратове «вскрыта и ликвидирована группа педерастов. В числе арестованных: попов — 1, церковников — 2, торговцев — 1, служащих — 5, военнослужащих — 1, рабочих — 1. Названная группа берет свое начало в балетной труппе театра имени Чернышевского».
В 1936 году Евгения Кирхгофа наградили боевым оружием за «проявленную инициативу в борьбе с контрреволюцией».
Ему доверяли все более ответственные дела. Например, в июле 1937 г. лейтенант Кирхгоф провел обыск у секретаря обкома АССР немцев Поволжья Евгения Фрешера. В сентябре и октябре Кирхгоф участвовал в допросах секретаря правления Саратовского отделения Союза советских писателей Иосифа Кассиля. В 1938-м облисполком наградил Кирхгофа серебряным портсигаром.
Неожиданно чекист получает строгий выговор с предупреждением об исключении из партии за «высказанное в беседе с товарищами сомнение в следственном деле, в котором была провокация». Кирхгоф арестован на пять суток, но «с исполнением служебных обязанностей», т. е. продолжает служить в органах.
Что в дальнейшем заставило чекиста пойти на рискованный шаг — рассказать о чудовищном беззаконии в родном ведомстве, и почему он сделал это в 1940 году — неизвестно.
8 января 1940 г. Кирхгофа вызывают на допрос в связи с поданной им служебной запиской на имя начальника УНКВД.
Названы поименно
На допросе Кирхгоф заявил:
«Летом 1937 года в Саратов прибыли на должность начальника Управления НКВД Агранов и на должность начальника 5-го отдела Зарицкий, по инициативе которых были начаты массовые аресты бывших руководящих партийных, комсомольских и советских работников г. Саратова, работников Облсовета, Осоавиахима и оперативного состава УНКВД.
После ареста в этом же году Агранова и Зарицкого выяснилось, что ими проводилась широко задуманная провокация по созданию фиктивных следственных дел на мнимых участников правотроцкистского подполья в Саратове. Об этом мне и всему оперсоставу УНКВД стало известно со слов приехавшего в Саратов на должность начальника Управления Стромина и опубликованных им на оперативных совещаниях документов.
В числе многих других Аграновым и Зарицким были арестованы работники Осоавиахима Сараев, Зуевич, Соломатин, Калдобский и другие, работники УНКВД: Левшин, Стоносов, Красильников, Скорбин и др. при отсутствии агентурных данных и других каких-либо проверенных данных об их антисоветской деятельности. Из документов, опубликованных Строминым на оперативном совещании, было выяснено, что показания Калдобского были сфабрикованы Зарицким и даны на подпись Калдобскому, которого Зарицкий принудил подписать эти показания, заявив ему, что он должен это сделать ввиду того, что лица, перечисленные в протоколе, готовят через час контрреволюционное преступление в Саратове. Показания Сараева, в которых было перечислено несколько десятков человек, как участников контрреволюционных организаций, были также сфабрикованы Зарицким и признаны впоследствии провокационными, а Сараев был расстрелян, как провокатор.
Показания Зуевича и Соломатина, взятые от них под руководством Зарицкого, были также провокационными. По ним проходили как участники правотроцкистской организации бывшие ответственные работники Обкома ВЛКСМ и ряда сельских райкомов ВЛКСМ, которые якобы создали организацию в саратовских лагерях Осоавиахима, чего в действительности не было.
…Я знаю Зарицкого, как провокатора в следственной работе, доказательством этого может служить хотя бы такой факт: в конце 1936 года или в начале 1937 года я вел следствие по делу двух арестованных попов. По делу испытывал затруднения в смысле их изобличения, так как не было достаточных данных. Зарицкий предложил мне сфабриковать фиктивные свидетельские показания против этих попов. По этому поводу я вместе с Зарицким пошел к бывшему начальнику отдела Грицелевичу и доложил, что с предложением Зарицкого я не согласен и выполнить их не могу».
Начальники Саратовского управления НКВД Яков Агранов и Альберт Стромин были расстреляны.
О каком Левшине шла речь, выяснить не удалось.
Майор Михаил Стоносов заслужил на фронте два ордена Красной Звезды.
Капитан ГБ Максим Грицелевич замерз пьяным в сугробе новогодней ночью в 1946-м.
В том же году его сослуживец Александр Красильников получил орден Ленина.
Поэт и чекист Борис Скорбин, автор бессмертного хита «Наш паровоз, вперед лети», уволился из НКВД до войны и умер своей смертью в 1972-м.
Большинство арестованных ими саратовцев погибли.
О разгроме саратовского Осоавиахима я еще напишу.
Почетный работник ВЧК — ОГПУ Натан Зарицкий в июле 1937 г. был осужден за фальсификацию следственных материалов на 2 года лишения свободы. «Срок наказания отбывал в г. Москве, использовался как внутрикамерный агент для разработки подследственных „врагов народа“ — Н. И. Бухарина, И. Д. Кабакова, К. В. Рындина, М. М. Хатаевича. В апреле 1938 г. уголовное дело было прекращено, освобожден из-под стражи. В мае 1938 г. приказ об увольнении из НКВД отменен, затем направлен на работу в оперативно-чекистский отдел ГУЛАГа. В ноябре 1939 г. уволен из НКВД вовсе, в дальнейшем на хозяйственной работе. Умер в 1989 г. Москве». (Тумшис М.А, Золотарёв В. А. Евреи в НКВД СССР. 1936–1938 гг. Опыт биографического словаря. М., 2017).
Серпентарий
Кирхгоф продолжал показания:
«Агранов был вызван в Москву и там арестован, а Зарицкий был арестован в Саратове приехавшим Строминым. Спустя недели три Стромин поехал в Москву и, вернувшись в Саратов на должность начальника управления, на первом оперативном совещании объявил всему оперативному составу УНКВД, что согласно установок ЦК ВКП (б) и бывшего наркома Ежова следственные материалы УНКВД по Саратовской области, изобличающие руководящих работников партийного и советского аппарата, как участников контрреволюционных организаций, признаны правильными и отвечающими действительности. В связи с этим Стромин дал указания оперативному составу произвести соответствующий нажим на арестованных, добиваясь их признания и разоблачения других участников контрреволюционных организаций.
Эта установка не только не внесла ясности в следственную работу, но и была прямо провокационной, так как фактически остались в силе показания, признанные провокационными, по которым производились дальнейшие аресты и сохранились провокационные методы в следственной работе».
Напомню, что и Агранов, и Стромин, и стоявший над ними Ежов были расстреляны. Железный нарком заявил на следствии: «Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил».
Кругом террористы
Евгений Кирхгоф приводил конкретные факты преступной деятельности своих бывших коллег.
«После ареста Зарицкого Корнеев возглавлял и руководил всей следственной работой по делу правотроцкистской организации. Корнеев давал указания о непрерывных допросах арестованных, для чего каждому следователю в помощь давался курсант или командир погранучилища для подмены следователя, давал указания следователям обязательно отражать в протоколах допроса террористическую и диверсионную деятельность подследственных. Сам Корнеев обманным путем вымогал показания.
В конце 1937 года во время допроса мною арестованного Макарьянц Корнеев зашел ко мне в комнату и стал требовать от арестованного признания в террористической деятельности, которую Макарьянц не признавал, заявив, что таких показаний он подписать не может. Тогда Корнеев в моем присутствии ему сказал, что это не важно, что он не занимался террористической деятельностью, важно, чтобы это было записано в протоколе, так как это нужно для партии. После длительных таких убеждений Макарьянц подписал показания, что он разделял совместно со своими единомышленниками взгляд на террор, как на метод борьбы с советской властью.
В 1937 г. ошибочно была арестована Корнеевым научный сотрудник какого-то учебного заведения Доронина. Ошибка была выяснена тот же час после ареста Дорониной, доложено Корнееву и предложено освободить. Корнеев категорически отказал в освобождении Дорониной, заявив, что в связи с арестом Дорониной он собирается скомбинировать какое-то дело. Доронина под арестом просидела 9-10 месяцев и только после этого была освобождена.
В конце 1937 года Корнеев вел следствие по делу арестованных руководящих работников Обкома и Горкома партии, в частности по делу Наумовича и Мурашова, показания которых я читал. В этих показаниях, как и многих других, записанных Корнеевым, фигурируют как участники антисоветской организации десятки людей, без указания конкретных фактов их вовлечения и их практической деятельности. Несмотря на это, по этим показаниям арестовывались и обвинялись многие лица».
Журналист Лев Макарьянц до ареста был редактором саратовской газеты «Сталинские ребята». Расстрелян, как и секретарь Саратовского обкома Дмитрий Мурашев, и второй секретарь Саратовского горкома Константин Наумович.
Дмитрий Корнеев воевал, в 1945-м награжден орденом Ленина, был назначен замначальника УНКГБ Ивановской области и дослужился до полковника.
Расстрел как служебная необходимость
О бывшем начальнике Секретно-политического отдела (СПО) УНКВД Саратовской области Александре Вишневецком рассказано в предыдущей главе, однако Кирхгоф сообщил о нем много нового. Напомню, в 1940 году, во время допроса Кирхгофа, Вишневецкий управлял огромным Северо-Восточным лагерем ГУЛАГа, в его подчинении была вся Колыма.
«Приехавший вслед за Строминым на должность начальника СПО Вишневецкий стал руководить всей следственной работой Управления по делам правотроцкистской организации.
Через несколько дней после приезда Вишневецкий созвал оперативное совещание исключительно по вопросам следствия по делу правотроцкистских организаций. Это совещание было вызвано тем, что к тому времени в Секретно-политическом отделе скопилось сотни арестованных, как участников правотроцкистской организации. Эти арестованные ввиду отсутствия на них конкретных улик не сознавались, и следователи СПО, не имея результатов по делам, стали в тупик. Вишневецкий на этом совещании указал, что все арестованные по делу правотроцкистской организации арестованы правильно, все они являются врагами и нужно добиться от них показаний. Вишневецкий добавил, что следствие должно вестись так, чтобы в итоге вся эта группа арестованных (речь шла о бывших руководящих работниках партийного, комсомольского и советского аппаратов) была осуждена к расстрелу, т. к. нам невыгодно допустить, чтобы кто-либо из этих арестованных был освобожден из-под стражи или получил другую меру наказания.
…После этого совещания были узаконены недопустимые методы следствия, непрерывный допрос арестованных, угрозы по адресу арестованных, обманный способ получения от арестованных показаний, стойки арестованных до изнеможения, регулирование питания арестованных.
…В целях подготовки арестованных к заседаниям Военной Коллегии Вишневецкий проводил кампании по обработке арестованных с тем, чтобы предотвратить отказы от данных ими на следствии показаний. Для этого следственный аппарат переключался на работу с арестованными по уже закончившим делам. Арестованным давались обещания о смягчении их участи, о высылке в ближние лагеря, давались свидания с семьями, подкармливались и т. д.
Несмотря на то, что многие обвиняемые на Военной Коллегии отказывались от ранее данных ими показаний, все же эти показания использовались, как изобличительный материал против других обвиняемых.
…На совещании Вишневецкий обещал сотрудникам награды за получение признаний арестованных. После этого же совещания Вишневецкий требовал от работников обязательного включения в протоколы допросов моментов террористической и диверсионной деятельности арестованных. Вишневецким был узаконен так называемой порядок «корректировки» протоколов допроса, который по существу сводился к фальсификации этих протоколов.
…На этом совещании с предложением вести следствие объективно и глубоко выступили сотрудники СПО Ишевский, Кирхгоф, Терехов и другие, которые получили со стороны Вишневецкого и Корнеева резкий отпор, впоследствии были проработаны в партийном порядке, а я лично подвергался гонениям — снят был с работы, получил партийное и административное взыскание, а также вообще был взят под сомнение.
В конце 1937 года, когда мне и Ишевскому стало известно, что сотрудник СПО Ягупов занимается фальсификацией дел и вовлекает в это преступное дело курсантов погранучилища, Ишевский поставил об этом в известность Вишневецкого. Последний не только не выслушал как следует Ишевского, но и выгнал его из кабинета. Никаких мер к прекращению провокационной деятельности со стороны Ягупова не принял. Наоборот, на всех дальнейших совещаниях ставил Ягупова в пример, как хорошего следователя и представил его Ягупова к награде».
26 января 1940 г. Военный трибунал войск НКВД Приволжского округа приговорил Петра Ягупова за фабрикацию дел к расстрелу.
Михаил Терехов за время войны дослужился до майора.
Подполковник Василий Ишевский в 1945 г. получил орден Ленина.
Вишневецкий, как уже было сказано, погиб на фронте.
Вдохновение и стоны
Видимо, Кирхгофу терять было нечего, остается только удивляться его смелости. Напомню, допрос состоялся в начале 1940 года, и он отдавал себе отчет в том, что при очередном повороте властного руля шансов избежать встречных обвинений у него почти нет.
«В январе 1938 года я пришел на работу в 3-й отдел УГБ. Горбунов в это время находился под арестом в Москве. Примерно в феврале или начале марта 1938 г. Горбунов был освобожден и вернулся на работу в Саратов на должность заместителя начальника 3-го отдела. С приездом Горбунова началась практика массового избиения арестованных, вдохновителем, организатором и прямым непосредственным участником их являлся Горбунов. В эту преступную практику применения физических методов воздействия был вовлечен ряд сотрудников. Наиболее активным из которых был бывший старший оперуполномоченный следственной части Личман и старший оперуполномоченный из транспортного отделения Дудкин. Для избиения арестованных Горбунов имел у себя 3 различных плети, сделанные из проволоки и электропроводов и стальные наручники, которые он применял при избиении арестованных, вымогая показания.
Горбунов обходил подряд все кабинеты и лично в присутствии следователей избивал арестованных иранцев.
Горбунов вместе с Личманом, обходя кабинеты, где производились допросы арестованных по подозрению в шпионаже, оставались в этих кабинетах и жестоко избивали арестованных. Удары, наносимые «допрашиваемым», стоны, крики арестованных на протяжении 2-х месяцев по ночам слышны были по всему 4-му этажу.
…Голубев явился с конца 1937 года и весь 1938 год заместителем начальника СПО Вишневецкого, а последний период 1938 года был начальником СПО. Я лично с Голубевым почти не работал, исключая 2-х месяцев, относящихся к концу 1937 г., и все, что могу сказать о нем, мне известно со слов сотрудников СПО. В частности, мне известно, что Голубев занимался жестоким избиением арестованных в 1938 г. Сотрудник СПО Дубровский рассказал мне случай, когда в 1938 году один из следователей вызвал из тюрьмы арестованного для его освобождения из-под стражи. Вошедший в эту комнату Голубев, не выяснив даже, для чего вызван арестованный, избил его и ушел».
Последние сведения об Иване Голубеве — в сентябре 1942 г. он был старшим политруком и военным комиссаром госпиталя № 1369.
Виктора Горбунова уволили из НКВД в 1939-м, он погиб при освобождении Польши в феврале 1945-го в должности командира стрелковой роты.
Майор Дудкин за время войны стал кавалером четырех орденов.
Следы Петра Дубровского потерялись еще в августе 1937 г., когда он был уволен из НКВД.
Георгий Личман дослужился до подполковника, начальника отдела контрразведки СМЕРШ, дожил до пенсии. Награжден боевым орденами, в частности, в ноябре 1942 г. — орденом Красной Звезды за то, что «провел большую работу по очистке населенных пунктов от шпионского элемента. Им были арестованы и разоблачены, как агенты немецкой разведки, десятки лиц».
Контрреволюционная жена вождя революции
Показания Евгений Кирхгофа завершаются чистым анекдотом, который мог стоить и ему, и всем это прочитавшим — жизни:
«В одном из протоколов допроса арестованного по делу правотроцкистской организации в Саратове в 1937 г. (фамилии арестованного сейчас не помню) Зарицким, составлявшим этот протокол, была записана как руководитель одной из антисоветских организаций в Москве покойная Надежда Константиновна КРУПСКАЯ. Копию такого протокола я лично читал в 1937 г., и она должна храниться, по-моему, в архивах Секретно-политического отдела».
Однако Кирхгофу повезло: времена изменились, государство переключилось с вымышленных внутренних врагов на вполне конкретных внешних. Старший лейтенант Кирхгоф продолжал служить и был уволен из органов НКВД лишь 31 июля 1941 г. с формулировкой «за невозможностью использования на работе».
В списках награжденных в Великой Отечественной войне его фамилии нет. С 1945 до 1952 г. он работал на авиационном заводе. Последние данные относятся к маю 1956 г. В это время Евгений Иосифович занимал типичную для отставного чекиста должность начальника спецотдела завода п/я № 108.
В принципе, Евгений Кирхгоф сжато рассказал всю историю Большого террора на отдельно взятой территории страны — в Саратовской области. Причем сделал это в 1940 году — задолго до смерти Сталина и хрущевской оттепели и гораздо раньше Солженицына и Шаламова.
Почему мы узнаём об этом только сегодня — другой вопрос.
