«Вика, дыши, или прощай, работа». Родные девочки, умершей в Базарно-Карабулакской больнице, добиваются возбуждения уголовного дела
По подсчетам родственников, за полтора часа ребенку, весившему десять килограммов, влили почти пол-литра смеси из различных препаратов.
Межрайонный следственный отдел провел проверку и через восемь месяцев отказал в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием события преступления.
«В честь победы над болезнью»
«У Вики была любимая игрушка – мишка. Она с ним и спала, и ела, и даже на горшок ходила, – рассказывает мама девочки Анастасия Тарасова. – Этого мишку мы с ней в гроб положили».
Ее муж Антон снимает со стены портреты дочки в деревянных рамках: Вика с мамой под ёлкой, Вика в высоком детском стульчике за именинным столом, на торте – праздничная свеча в виде цифры «2». Листает на телефоне видео с детскими танцами и забавные фото: «Вот так мы шорты надеваем – двумя ногами в одну штанину. Это пирамиду из одежды складываем. Это новый зимний комбинезон, один год в нем походили». Родные продолжают говорить о Вике в настоящем времени.
Антон и Настя познакомились школьниками на горке в центре поселка. «Сначала просто дружили», – поясняет Антон. «А через восемь лет посмотрели друг на друга другими глазами», – смеется Настя.
Антон вспоминает, как мечтал о дочке. Врачи давали пессимистические прогнозы, ведь Настя страдает аутоиммунным заболеванием – рассеянным склерозом. Но чудо произошло.
«Когда я забеременела, в районной больнице меня отговаривали. После каждого приема выходила от гинеколога со слезами, настолько он грубый», – вспоминает Анастасия.
Дочка появилась на свет в Саратове. На сроке в семь месяцев Насте сделали кесарево сечение. При рождении медики сообщили, что младенец здоров. «Это было 3 мая, настроение праздничное, и мы выбрали имя Виктория», – говорит Настя. «В честь победы над болезнью», – добавляет Антон.
Из-за небольшого веса девочку оставили в роддоме на выхаживание. Через десять дней родителям объявили, что у ребенка – гидроцефалия. Вику перевезли в областную детскую больницу, установили шунт, отводящий лишнюю жидкость. В полгода малышке оформили инвалидность.
Как рассказывает бабушка Вики Юлия Тарасова, молодым родителям помогала вся большая и дружная семья. «Развитие ребенка шло даже не то что хорошо, а отлично. Вика была улыбчивой, подвижной, лепетала на своем языке. Инвалидность хотели снять, еще когда ей исполнилось два года, но решили подождать до трех».
Шунт иногда давал побочный эффект – тошноту, которая проходила в течение одного-двух дней. Такая реакция могла наблюдаться при перемене погоды. В первые дни июня 2018-го, как вспоминают Тарасовы, дул сильный ветер.
Три последних дня
События годичной давности родные девочки помнят почти поминутно. Анастасия проходила очередной курс лечения: «В нашу больницу обращаться бесполезно, там даже неврологическое отделение закрыто. Я нанимала медсестру и капалась на дому». Пока мама отдыхала после введения препарата, за Викой следили бабушки.
«Это была пятница. Первый раз Вику вырвало ночью. Потом – в субботу утром. Я попросил маму посмотреть за ней», – рассказывает Антон.
Юлия Тарасова 34 года отработала медсестрой в хирургическом отделении. «Я от внучки ни на шаг не отходила. Почти весь день продержала ее на диване – игрушки, книжки, мультики. Мерила температуру, ощупывала – никаких болезненных признаков не было! Единственное, ее тошнило, не сильно, конфеты и печенье она просила. Но я не давала. Вода, чай, покой».
Через несколько дней ребенку предстояло ежегодное обследование в областной детской больнице. Бабушка посоветовала Антону на всякий случай показать Вику врачам в Базарном Карабулаке, «чтобы исключить инфекцию». К местным медикам Тарасовы обращались редко, основное лечение Вика с рождения проходила в Саратове. И на этот раз родственники ожидали, что поселковые врачи возьмут анализы и выпишут направление в областной центр.
Утром в воскресенье Антон позвонил в «скорую». «Мне сказали: приезжайте сами. По выходным у нас «скорая» не работает, для Базарного Карабулака это привычное явление. Я повез Вику на своей машине. В парке перед больницей мы немного прогулялись, она шла сама, на ручки не просилась. Сама поднялась по ступенькам. На приеме, когда врач осматривала горлышко, даже отняла шпатель и играла с ним».
Прием вела врач Тамара Исаева. Анализов крови и мочи она не назначила. «Послушала Вику, дала градусник, помяла живот и на глазок поставила диагноз – острое кишечное расстройство.
Я показал ей выписку из областной детской больницы, спросил: может, мы в Саратов поедем? Она ответила, что показаний нет, ребенок не тяжелый».
В отделении Вике сделали клизму и поставили систему. Девочка кричала от боли и вырывала иголку. Медсестра добавила еще что-то в капельницу, и ребенок стал засыпать.
Какие препараты дают Вике, медики отцу не сказали. Позже родственники выяснили, что ребенку ввели глюкозо-калиевую смесь, магнезию, метоклопрамид и физраствор. Общий объем достиг 458 миллилитров. По подсчетам родных, время введения составило не больше полутора часов.
Отметим, что еще в медучилище студентам объясняют, что при инфузионной терапии препараты следует вводить в определенной последовательности, перемежая введением физраствора и глюкозы.
«Вике влили такой большой объем смеси фактически струйно. Можно предположить, почему они торопились: воскресенье, обеденное время, дежурных вызвали из дома, да ребенок еще и плачет. Просто не хотели возиться», – предполагает Юлия Тарасова.
«В больницу Антон с Викой пришли в 11.30, в 12.00 ей сделали клизму, после этого начали капать. Мы постоянно созванивались, поэтому точно помним время», – рассказывает тетя девочки Инна Фатина. Судя по показаниям медсестры Коропоновой, позже данным следователю, в 13.40 малышка уже спала в палате.
«Накрыли простынкой и ушли»
В 14.45 Антон заметил, что у дочки потрескались от сухости губы. Приподнял ее, но Вика не просыпалась. Отец смочил ей губы компотом, положил поудобнее.
Девочка захрипела, изо рта пошла кровавая пена. «Я начал кричать, звать на помощь, но медсестер на посту не было. Схватил Вику, выбежал в коридор, стал искать врачей. Откуда-то прибежали медсестры, положили Вику на стол. Сначала были две медсестры и санитарка, потом позвали Исаеву. Решили колоть адреналин. Спрашивали друг друга: «Куда колоть?». Укололи в ногу».
«Не знаю, работал ли кислородный аппарат. Они прикладывали маску то Вике, то себе. Приговаривали: «Вика, дыши, или прощай, работа!» – рассказывает Юлия Тарасова, присутствовавшая при проведении реанимационных мероприятий. – Вике сделали уколы, массаж сердца, и Исаева ушла».
«Все постояли, накрыли Вику простынкой, констатировали смерть и ушли», – вспоминает Антон. Это было в 15.30.
В больницу съехались родственники. Никто не мог понять, как девочка, которая еще утром бегала и играла, могла умереть в медицинском учреждении через четыре часа после обращения. По словам Инны Фатиной, врачи не посчитали нужным даже поговорить с родными умершего ребенка – «кабинет был закрыт».
Представители правоохранительных органов выписали направление на судмедэкспертизу в саратовское бюро на улице Шелковичной. Полицейский настроил навигатор для «скорой». Однако после того, как полиция уехала, возникли непредвиденные задержки. Выезд откладывался, сотрудники больницы раздраженно отвечали родственникам, что оформляют документы.
Санитаров в районной больнице не оказалось. Антон сам перенес тело дочери в «скорую». В 23.30 машина выехала в Саратов, но не в бюро судмедэкспертизы, а в областную детскую больницу на улице Вольской. По словам отца, там удивились и тело не приняли. «Скорая» отправилась в областную больницу в Смирновском ущелье. Два санитара унесли тело девочки в морг. Родственники уехали домой, чтобы готовиться к похоронам.
«Утром мы поехали в ритуальное агентство. Ждали звонка из морга – нам обещали сообщить, когда можно забрать тело. Никто с нами не связался. Мы стали звонить сами. Но нам заявили, что «Тарасова не поступала». Мы не отставали, и Вику «нашли», – вспоминает Антон. – Патологоанатом сказала, что бумаги из нашей районной больницы оформлены неправильно. Назвала справку, которую нужно привезти до 17.00».
«Мы с тетей пошли в районную больницу. На нас начали кричать: «Что вы нам нервы мотаете, мы тут работаем!» – и заявили, что такие справки не выдают. Получать бумажку пришлось через главного врача, целый консилиум для этого собрали», – рассказывает Инна Фатина.
Патологоанатом Ольга Козлова сообщила родственникам, что результаты вскрытия ее удивили и не совпали с диагнозом, поставленным базарно-карабулакскими врачами: «Никакой острой кишечной инфекции не было. В желудке обнаружилась язва и разрыв сосуда». Как указано в протоколе вскрытия, причиной смерти ребенка стала мальформация сосудов желудка, легких, селезенки на фоне синдрома избыточной инфузии.
Как вспоминает Юлия Тарасова, «на следующий день весь Базарный Карабулак знал о диагнозах Вики». По предположению родственников, врачебную тайну разгласили сотрудники районной больницы, причем преподнесли односельчанам искаженную информацию, выгораживая себя и обвиняя родителей девочки.
«По поселку пустили слухи, что мы алкоголики, что я бил жену и дочь, якобы мы ребенка довели и принесли в больницу чуть живую. Настю обвиняли за то, что она родила. Вику называли «конченой инвалидкой», – вспоминает Антон.
Через две недели после смерти ребенка сотрудников больницы наградили грамотами ко Дню медработника. В районной газете напечатали их фотографии с хвалебными комментариями.
«Никто из врачей не извинился. Не поговорили по-человечески, чтобы мы поняли – им не всё равно. Они продолжают работать и не понесли никакого наказания», – говорит Инна Фатина.
Трагедия подкосила всю семью. Юлия Тарасова уволилась из больницы, как она говорит, «не смогла каждый день видеть эти лица». У Антона начались проблемы с сердцем. Анастасия потеряла способность самостоятельно передвигаться, на похоронах муж носил ее на руках.
Зимой Настя перенесла экспериментальную операцию в московском медико-хирургическом центре имени Пирогова. Сейчас она снова может ходить, опираясь на руку Антона.
Врожденный порок
После смерти Вики представители межрайонного следственного отдела убедили Тарасовых, что не нужно писать никаких заявлений и нанимать адвоката, «пока не закончится проверка». «Сказали: позвоните в конце сентября, а то все в отпусках. Мы сидели и ждали, потому что доверяли правоохранительным органам», – разводят руками собеседники. Антон работает оператором торгового зала в сетевом магазине, Анастасия получает пенсию по инвалидности, опыта в юридических делах у них не было.
Тарасовы хотели записаться на личный прием к областному министру здравоохранения. «Позвонили в приемную. Секретарь нас на кого-то переключила, и та женщина сказала, что приезжать бессмысленно, нужно дождаться результатов проверки».
В августе минздрав сообщил, что качество оказания медицинской помощи Виктории Тарасовой рассмотрено на заседании экспертной комиссии с участием сотрудников СГМУ. «Причиной гибели ребенка явился врожденный порок развития сосудов, осложнившийся разрывом и острой кровопотерей. К сожалению, прижизненная диагностика порока развития сосудов крайне затруднена. Как правило, в раннем детском возрасте клинических проявлений данная патология не имеет», – говорится в ответе ведомства. Кроме того, как отмечается в письме, «выявлены недостатки организационного характера», администрацией больницы «применены меры дисциплинарного воздействия».
В феврале нынешнего года, то есть восемь месяцев спустя после гибели Вики, следственный отдел ознакомил родителей с отказом в возбуждении уголовного дела. В рамках проверки следователи искали только признаки преступлений, предусмотренных статьями УК об убийстве и умышленном причинении телесных повреждений. Статья 293 «Халатность», правильность действий или бездействие медицинского персонала даже не оценивались.
После этого семья обратилась к услугам адвоката – бывшего судьи Андрея Коваля (саратовцам он известен по участию в деле Алексея Максимова, обвинявшегося в убийстве прокурора Евгения Григорьева). По словам Тарасовых, юрист взял деньги, написал одну жалобу в областную прокуратуру и с апреля не выходит на связь.
В июне ИА «Версия-Саратов» сообщило о гибели четырехмесячного Тимура Айсагалиева, история которого очень похожа на трагедию Вики Тарасовой. Прочитав об этом, родственники девочки обратились к журналистам, чтобы придать дело огласке и привлечь внимание правоохранительных органов.
«Тонкости и мелочи»
Базарно-Карабулакская больница – это несколько кирпичных двухэтажек в запущенном сквере. Деревья разрослись, асфальтовые дорожки потрескались, давно не крашеный металлический забор покосился, прутья кое-где выломаны. Во дворе припаркованы две «скорых» – слегка побитая жизнью «Газель» и УАЗик с ржавыми подпалинами на корпусе.
В кабинете главврача просторно и уютно. Андрей Анисимов приглашает корреспондентов «Свободных новостей» и родственников Вики присесть за новенький стол. Просит напомнить, о какой погибшей девочке идет речь.
«А, Тарасова, я ее знаю прекрасно, – Андрей Викторович любезно улыбается. Интересуется, обращаясь к отцу Вики: – Маме-то получше?». «Я здесь вообще-то», – отвечает Анастасия, сидящая рядом с Антоном.
«Мы хотим понять, как могло получиться: мы привели в вашу больницу здорового ребенка, а через четыре часа она умерла?» – спрашивают родные малышки. «Ну, насчет здоровой – это вы громко сказали», – отвечает Андрей Викторович, не переставая улыбаться. Поясняет для прессы, что «случай разбирался, прокурорские приезжали, в минздрав нас вызывали». Главврач разводит руками, подчеркивая, что считает историю законченной: «Эти тонкости, вот эти мелочи, ну это же документы надо подымать, год прошел».
Я боюсь даже обернуться туда, где сидят родные Вики. Кажется, при этих словах врача они перестали дышать. Для них эти «тонкости» и «мелочи» – нескончаемая реальность сегодня и сейчас, подробности, которые невозможно ни на минуту вытеснить из мыслей. Как объясняла, срываясь на плач, бабушка Вики: «Говорят, что время лечит, да ни фига оно не лечит, каждый день становится больнее!».
Главврач говорит, что «скорая» по воскресеньям работает. «Просто врач по выходным не выезжает, нет технической возможности. А так мы никому не отказываем. И ведем запись разговоров», – значительно добавляет Анисимов. Всего у больницы 24 единицы транспорта, в том числе четыре машины «скорой» в возрасте от одного года до десяти лет. «Пока на ходу. Несмотря на внешний вид, тормоза-резина в порядке. Запчастей закупаем на миллион рублей в год. ГСМ сжигаем 8 тонн в месяц».
Проблем с реактивами для лаборатории нет. По выходным в больнице имеется дежурный лаборант, «при необходимости можно сделать анализы и УЗИ». Хотя всё же с оборудованием есть некоторые сложности: основные поставки шли в 2006 году, «износ приближается к 100 процентам». «В прошлом году флюорограф на 2 миллиона рублей отремонтировали. В этом году получим аппарат УЗИ. В следующем – рентген». Такая же ситуация с состоянием зданий: «Терапевтический корпус у нас приличный, детство – так себе. Остальные требуют косметического ремонта».
Всего в больнице 50 врачей. Из них 34 пенсионера и 12 сотрудников предпенсионного возраста. В прошлом году прибыли два выпускника СГМУ и «один миллионщик». В этом году ждут трех молодых специалистов. «24 человека из района учатся в медуниверситете по целевому направлению. Раньше возвращался, в среднем, один человек в год. Сейчас требования ужесточили, открепиться невозможно. В целом, мы укомплектованы кадрами на 76 процентов. По врачам – на 67%».
Если допустить, что, в отличие от медучреждений других районов, базарно-карабулакская больница действительно располагает почти всем необходимым, – остается непонятным, почему же эти ресурсы не были задействованы для лечения Вики Тарасовой? Андрей Викторович отчаянно вертит в пальцах авторучку. Заметно, что разговор собеседнику неприятен. Честно сказать, очень давно не случалось видеть, чтобы руководителя какого-либо учреждения так трясло при виде журналистов.
«Мы бы не стали, если бы знали»
Предлагаю спросить о «мелочах», которые не помнит главврач, у Тамары Исаевой, которая непосредственно оказывала помощь ребенку. Анисимов неохотно соглашается. Предупреждает вошедшую Тамару Викторовну: «Это СМИ. Вы имеете право не отвечать и послать их на три буквы».
Тамара Викторовна присаживается с краю на стульчик. Складывает руки на коленях, держит спину прямо, на вопросы отвечает без запинки. Подчеркивает: «Я 40 лет работаю. Через меня прошли тысячи детей. Сколько тяжелых пациентов мы вытащили!».
По словам Исаевой, Тарасова «поступила с обычными жалобами, лето и весна – разгар энтеровирусных, я назначила стандартное лечение». Как полагает врач, «диагноз особых вопросов не вызывал», она не видела необходимости проверять свои выводы лабораторными анализами.
«Капельницу я назначила, так как была рвота. Объем рассчитала по нормам: 10 миллилитров на килограмм веса плюс физиологические потери – получается 450 миллилитров в сутки. Сколько времени вводили, не могу сейчас сказать. Думаю, три часа точно».
По утверждению врача, когда Вика стала кричать от боли, ей добавили дротаверин: «Мы посчитали, что у нее живот болит. У 90 процентов поступающих детей так бывает».
Спрашиваю, почему медсестры не оказалось на посту, когда отец пациентки заметил кровь? Тамара Викторовна разводит руками: «Я дежурный врач. Я веду прием плюс на мне два отделения по десять человек».
В рамках реанимационных мероприятий ребенку давали кислород, отсасывали слизь. «Капаем детей почти каждый день, но с такой клиникой не сталкивались. Откуда кровотечение, я не поняла», – признается собеседница. Спрашиваю, можно ли было вызвать хирурга? «В принципе, можно было, – говорит Тамара Викторовна не слишком уверенно, – но события развивались настолько быстро…».
Почему тело девочки повезли не в бюро судмедэкспертизы? «У нас экспертиза не проводится. Направляют то в Вольск, то в Саратов. Завотделением связалась с методкабинетом областной больницы. Куда они назначили, туда и поехали», – отвечает Исаева.
Спрашиваю, почему за год медики, живущие в одном поселке с пострадавшей семьей, не нашли возможности поговорить с родственниками Вики, выразить соболезнования – даже если сотрудники больницы не видят ни малейшей доли своей вины в произошедшем? Главный врач пристально разглядывает что-то за окном. Тамара Викторовна, выдержав паузу, оставляет деловой тон и начинает нараспев:
«Мы не то что долю, а всю вину берем на себя. Мы никогда никого не откидываем. Каждое дитё проходит через нас как свое собственное. Я сама болела и болею до сих пор. Конечно, простите, что не смогли ничем помочь. Мы бы не стали ничего делать, если бы знали, что у нее сосудистая патология».