Алексей Девотченко: Мы пытались спасти страну

После моноспектакля по произведениям Салтыкова-Щедрина, этого летописца прошлой, настоящей и будущей России, говорить о вхождении в роль, мизансценах, декламациях и декорациях было бы несколько неуместно. Тем более что на состоявшейся сразу после спектакля «Дневник провинциала в Петербурге» в театре драмы пресс-коференции на театральные вопросы актер Алексей Девотченко уже ответил.

Авторы: Елена Иванова, Антон Наумлюк

Е. И.: У меня смешной разговор состоялся с коллегой, которая пишет о театре. Она спрашивает: «Лена, ты будешь брать интервью у Девотченко?» «Буду, – говорю, – а ты?» – «Нет, я в политике ничего не понимаю».

А. Д.: Смешной. При чем тут политика? Я вообще не политик.

А. Д.: Я вообще не очень люблю слово «актуальный»… Мне нравится понятие «созвучный». Каждый хороший спектакль, хочешь ты этого или нет, – это высказывание. И он, безусловно, должен быть созвучен времени. Мне нравится обращаться к Достоевскому, Гоголю, Салтыкову-Щедрину… То, о чем написал Достоевский в середине девятнадцатого века, происходит с нашими душами сегодня, в двадцать первом веке. То, о чем писали более политизированный Салтыков-Щедрин и совсем не политизированный Гоголь, – всё про сегодня. Это вечное. Поэтому интереснее иметь дело с хорошей литературой, драматургией, а не с косноязычной новой драмой.

Е. И.: «Опять заговорил о патриотизме. Небось украсть чего-то хочет…» Как долго будет созвучной времени эта фраза Салтыкова-Щедрина? Пока существует Россия?

А. Д.: Или пока что-то не изменится, а надежд на это мало. С каждым днем всё меньше и меньше.

Е. И.: Жизнь в столице и провинции отличается уровнем внутренней свободы. Когда вашим местным коллегам задаешь вопрос о политике, они говорят: «Нет-нет-нет, только о культуре». И всё время хочется понять: театр – это что, некий вакуум святых идеалов, а политика – такая маленькая «какашка», которая, если закрыть глаза и зажать нос, никак не влияет ни на атмосферу, ни на искусство, ни на жизнь человека?

А. Д.: Я уже сказал: театр, на мой взгляд, – это всегда высказывание. Когда люди говорят, что в театре мы живем другой жизнью, мы, так сказать, «пляшем-поем, нюхаем цветочки и не ходим на улицу», это неправильно. Ну не может театр не откликаться на какие-то события! Это не значит, что надо выходить с плакатами, я не об этом говорю. Тем не менее, современный театр не может не реагировать на второй срок Ходорковского, на все эти чудовищные избиения людей по тридцать первым числам, на то, что Максиму Лузянину впаяли четыре с половиной года, на откровенно гомофобные законы, которые принимаются Петербургским ЗАКСом с подачи карикатурного персонажа Милонова…

Е. И.: А как реагировать? Ставить спектакль о сталинизме и не говорить о том, что происходит сейчас?

А. Д.: Этих людей можно понять. За ними стоят коллективы, как он откроет рот и начнет говорить?

Е. И.: Ну да. «Нам не дадут финансирования, мы провинциальный театр». А как тогда жить провинции? Ну, вот в Москве есть Девотченко…

А. Д.: Дело не в Девотченко.

Е. И.: Ну не один Девотченко, много таких, как Девотченко…

А. Д.: Есть всё-таки люди, которым не воткнули кляп в глотку. Я же не выдвигаю политических манифестов, я не зову на баррикады, на борьбу с кровавым режимом.

Е. И.: А мне кажется, что вы как раз это делаете…

А. Д.: Я как акын. Что вижу, о том и пою. Если я вижу, что то, что происходит с «болотным делом» или чем-то другим, – мерзость, говорю: «Да, это мерзость». Если меня спрашивают о «Деле Ходорковского», которое я считаю преступным и сфабрикованным, ужасным по своей сути, почему я должен делать вид, что это не так?

Е. И.: В этом смысле в Москве и Питере легче жить…

А. Д.: Потому что больше информационных ресурсов? Я могу говорить об этом только на «Дожде» и на «Эхе Москвы», на остальные телеканалы меня не пустят.

Е. И.: Наши деятели культуры не говорят на острые темы, не потому что негде сказать (к счастью, и у нас есть объективные СМИ), а потому что сказать – это ужас-ужас!

Я помню, как художественный руководитель ТЮЗа Юрий Петрович Ошеров высказался на околополитическую тему. Наша газета подготовила материал о конфликте пенсионерки и спикера облдумы, спикер обратилась в прокуратуру по факту клеветы (с её точки зрения). И вот художественный руководитель от имени театрального коллектива, ссылаясь на Станиславского, заявлял «Не верю!» (газете то есть) и требовал не вмешивать «достойных и уважаемых людей» (спикера, естественно) в «художественную самодеятельность» редакции. Лучше бы он продолжал молчать, потому что просто стыдно: и за него, и за ТЮЗ, а за Станиславского обидно…

А. Д.: Ну, это его личное дело. Об этом надо говорить, потому что когда все заткнутся, тогда и начнется самое страшное. Пока что-то говорят, остается маленькая, но надежда.

В Москве говорят и Лия Меджидовна Ахеджакова, и Сергей Юрьевич Юрский, в Питере Олег Валерьянович Басилашвили не перестает говорить. Миша Трухин написал мощное письмо Валентине Ивановне Матвиенко. Это я говорю о том, что есть и среди артистов, и среди режиссеров люди, способные выражать свою точку зрения.

Е. И.: Помните, на Дальнем Востоке пытались отменить спектакль по сказке Шварца, потому что в ней время передвинули? Трудно представить такое в Москве или Питере…

А. Д.: Да, до такого идиотизма не доходит. Это два таких автономных государства в государстве.

А. Н.: Я всех оппозиционеров, активистов, артистов, которые позволяют себе высказывания политического характера, всегда спрашиваю: что должно произойти в голове у человека, что он, когда все говорят «Да», произносит «Нет»? У вас что произошло в голове?

А. Д.: Могу сказать, после чего произошло. Я случайно оказался на Невском в тот день, когда проходил первый «Марш несогласных». Самый многочисленный в Питере. Несколько десятков тысяч… Приезжал Каспаров, была устроена бойня. И вот тогда я понял: происходит что-то не то. Такого жесткого разгона я еще не наблюдал. Я хорошо помню 93-й год. Все те жуткие события. Несмотря на то что попахивало гражданской войной, никто не трогал колонну людей, шедших с красными знаменами. Такого не было, как сейчас. Всех этих массовых задержаний, массовых избиений.

Я не знаю, что должно произойти в голове у человека, когда он начинает сопротивляться. Странно, что этого не происходит у артистов, у которых обостренные мировосприятие и нервная система.

Е. И.: Так театр и политика – они рядом?

А. Д.: Безусловно.

Е. И.: Школа и политика, вуз и политика – рядом?

А. Д.: У нас в стране, к сожалению, всё рядом лежит. Всё на одной плоскости.

А. Н.: Я преподавал в академии государственной службы. Зарплата у молодого преподавателя 12 тысяч рублей. За эти 12 тысяч люди готовы фальсифицировать выборы, ломать мозг студентам и вкладывать им в голову какие-то совершенно фашистские вещи. И когда кто-то говорит против власти, эти люди пугаются больше, чем сама власть. Вы подписывали целый ряд открытых писем, подписали в защиту девчонок из Pussy Riot. Что для вас их поступок?

А. Д.: Тоже высказывание, причем сделанное там, где происходят все эти корпоративы. Потому что извините, но храм Христа Спасителя называют «храм Христа и СПА»...

Е. И.: Сейчас в России вообще есть свободные профессии?

А. Д.: Это от человека зависит. Профессия режиссера вполне может быть свободной: Богомолов, Серебренников это доказывают, я уже не говорю про Додина. Артисты, писатели, художники – тоже свободные профессии. Всё зависит от способности сострадать, принимать боль другого и сопереживать.

Е. И.: А если бы вам сказали, что вы никогда не выйдете на сцену, если не прекратите все эти свои ЖЖ, фейсбуки?

А. Д.: Я бы уехал. В любую страну мира. Это даже не обязательно русскоязычный театр. Русских по миру, слава богу, столько же, сколько армян и евреев. А как иначе? Это моя профессия, и почему они должны лишать меня её?

Е. И.: Но ФБ и ЖЖ – это не профессия?

А. Д.: Это хобби.

Е. И.: То есть, если бы вас лишили хобби, вы бы уехали?

А. Д.: Но пока это всё, слава тебе, господи, существует.

Е. И.: 5 мая в своем ЖЖ вы написали: «Завтрашняя (и, возможно, послезавтрашняя) протестная акция – ПОСЛЕДНИЙ шанс вытащить Россию даже не из совка, а из дремучего средневековья. (…) При всей непредсказуемости завтрашних событий, при всём (вполне ожидаемом) трагическом их разрешении, мы по крайней мере сможем сказать (или прошептать) – МЫ ПЫТАЛИСЬ СПАСТИ СТРАНУ...» На этой неделе к 4,5 годам лишения свободы приговорен участник марша 6 мая Максим Лузянин. То есть не удалось спасти страну? Или шанс есть?

А. Д.: Не удалось. Это действительно была последняя попытка, после ничего такого уже не было. Кстати, 6 мая я так и не дошел до места, меня остановили проверить документы, а поскольку у меня штамп с питерской пропиской, попросили проследовать с товарищами к станции метро Полянка. Когда отпустили, всё уже было перекрыто.

Е. И.: Как вы думаете, до тех, кто не хочет думать о том, что происходит со страной, что от них что-то зависит, реально достучаться?

А. Д.: Думаю, что, когда их лично коснется, да, реально. До того как Крымск затопило и смыло, там у людей тоже было всё хорошо, их тоже ничего не трогало, они все были за Путина и Ткачева.

А. Н.: Тем не менее, на выборах в Госдуму Крымск дал за «Единую Россию» 65 процентов. Что это? Что делать?

А. Д.: На эти вопросы, к сожалению, невозможно ответить. «Если бы знать, если бы знать…» Так заканчивается у Чехова «Дядя Ваня».

Е. И.: На выборах в облдуму мы всю ночь ездили по школам, смотрели на учителей. Учительница, что вбрасывала, рисовала, утаскивала мешки с бюллетенями домой, она понимает, что совершала уголовное преступление, что она вообще думает?

А. Д.: Однозначно ни о чем она не думает.

Е. И.: Ну как это? Воровать – плохо, она же говорит это детям.

А. Д.: Да, говорит. Сколько лет водил людей Моисей по пустыне, чтобы выветрить дух рабства? Сорок. Вот и у нас это не на одно десятилетие растянется.

Е. И.: Может общественным лидером стать человек из мира творческой интеллигенции? Вы, например, Акунин, Быков, новое лицо?

А. Д.: У нас не Чехия (маленькая страна), где появился Вацлав Гавел, и его послушали.У нас подавляющее большинство знать не знает, кто такой Девотченко, начнем с этого. При всей популярности Акунина, его тоже могут не знать. Нет, у нас этот номер не пройдет.

Е. И.: В ноябре прошлого года вы отказались от звания заслуженного артиста России и двух государственных премий. Какова их судьба?

А. Д.: Никакова. Я написал письмо в министерство культуры, мне пришел ответ. Сначала они вообще не поняли, подумали, что я прошу звание и какие-то награды. И написали: мол, знаете, господин Девотченко, чтобы получить какую-то премию, вас должен выдвинуть какой-то коллектив. Также, чтобы получить звание заслуженного… Я говорю, что званий и наград не надо, что мне уже была оказана честь, что мне нужен обратный ход дела… У них, видимо, глаза на лоб вылезли, и больше они мне не отвечают. Поэтому я просто прошу, чтобы этого не печатали на афишах.

Е. И.: Так и помрете заслуженным артистом и дважды лауреатом Госпремии из рук Путина?

А. Д.: Да, так и помру. Помните же, когда пошла вся эта волна, начали писать: «Верните деньги в казну, которые вы получили!» Я вам скажу: это такие деньги, которые стыдно в руках держать. Но я их готов вернуть. Скажите, куда, я отнесу. Можно на Красной площади разметать все эти значки, ордена, медали…

А. Н.: Вы подписали не одно открытое письмо. Власть вообще слышит открытые письма?

А. Д.: Ну она по крайней мере берет их на заметку.

Е. И.: И составляет черные списки.

А. Д.: В том числе и черные списки. Но писать письма есть смысл. Письмо в поддержку тех же Pussy Riot подписали не только ярые ненавистники режима, но и вполне лояльные люди. Тот же Женя Миронов, Чулпан Хаматова, по-моему, подписали. И очень многие люди, которые как бы в стороне от этого дела были, но тут уж проявилась явно зашкаливающая наглость судебной системы. И чем больше таких открытых писем будет, тем лучше.

Е. И.: У нас после этих выборов главный редактор нашей газеты заявил, что у него появился его личный список нерукопожатных людей. У вас есть такой?

А. Д.: Есть, конечно, персонажи, которые для меня в черном списке. Все эти телевизионные деятели – Соловьев, Леонтьев, Шевченко… Они однозначно нерукопожатные. Я уже не говорю про Кургиняна и прочую гопоту… Моя любимая Валентина Ивановна Матвиенко тоже для меня нерукопожатная абсолютно. Потому что угробить город так, как сделала она, снести столько зданий – это надо постараться.