Искусство – телега, ее надо тащить

Обычная районная школа искусств. Глубокий вечер последнего рабочего дня недели. А ребята всё еще рисуют за мольбертами. Всё начинается здесь. У станка. Талантливых детей академии и училища привыкли получать именно из таких вот уездных школ. Но сегодня для чиновников детские школы искусств – это бессмысленная трата средств. Как говорит наш собеседник, «нас вообще ни за кого не считают. Получается, что работаем сами по себе». Нужна ли кому-то живопись в заброшенной глубинке?
Искренний и открытый человек делится своими мыслями по поводу будущего поколения, современного искусства. Может ли нанести вред художнику фанатичная вера и зачем художнику вставать на баррикады? Об этом и многом другом мы беседуем с учителем рисования школы искусств города Петровска Михаилом Головченко.

– Михаил Михайлович, можно сравнить ребят нынешних с ребятами, которые учились пять-десять лет назад, и можно ли предсказать, кто будет здесь заниматься через несколько лет?

– Предсказать сложно. Но прослеживается некая тенденция. В течение уже почти 15 лет уровень воспитания молодежи заметно падает. Это видно по каждому набору. Я имею возможность сравнивать то, что было, как шел процесс, что мы имеем сейчас. Молодое поколение меняется. Жалко, что не в лучшую сторону. Я не обвиняю компьютеризацию, Интернет, улицу, семью. Раньше ребятам было интересно само искусство, интересно было своими руками что-то состряпать, создать, проникнуть в тайны живописи.

Я частенько рассказываю какие-то раритетные вещи, любопытные случаи. И это не вызывает никакой реакции, даже удивления. Настолько равнодушные ребята. Пустые… Пустые горшки. Я догадываюсь, отчего такая опустошенность: рядом присутствует что-то более эффектное, но опять же пустое. Брать уголь и им рисовать – скучно, в компьютере картинки интереснее. Хотелось бы, конечно, чтобы ребята были более заинтересованные, отзывчивые.

Стараюсь создать у себя в классе другую атмосферу, которая благоприятно действует на тех, кто хочет учиться. Я ничего не навязываю и делаю это сознательно. Пусть мои ученики не станут художниками, да ради бога. Пусть станут хорошими людьми с отзывчивым сердцем. Если кому-то не нравится эта атмосфера, то человек понимает, что не туда попал, и уходит. А я не жалею об этом. Потому что есть те, кто остается. Я думаю, здесь всегда будут ребята, искренне любившие искусство.

– Есть ли связь между мегаполисами и провинцией? Может ли индустрия изобразительного искусства, если можно так назвать современное обучение живописи, помочь ребенку добиться высот?

– В искусстве помогать пробиваться, я считаю, неправильно. В живописи этот путь неприемлем, потому что здесь надо не пробиваться, а работать. Если ты действительно представляешь что-то из себя, если ты искренне любишь искусство, у тебя хорошая работоспособность, ты любишь вариться в этом и дышать этим, то в принципе здесь и пробиваться не надо.

Связь центра с провинцией есть. Благодаря преподавателям, благодаря таким вот школам искусств. Этот путь сохраняется. И поступательность до сих пор есть. Только опять мы возвращаемся к предыдущему вопросу: всё упирается в начальную ступеньку – школу искусств. Ее не замечают. Мы сами тут барахтаемся. Но здесь ведь самое начало творческого пути. Тут и самое сложное, когда прививается вкус и желание. Если удается привить любовь к искусству, то человек идет дальше. В следующее учебное заведение он приходит вот с этой первозданной любовью. Хотя у меня бывало и такое, когда замечательные, исключительные ребята с желанием рисовать пошли учиться дальше, но там желание творить у них отбили. Они отучились, но в этом направлении не работают. Ушли во что-то другое.

– Как все-таки помочь продвинуться талантливым ребятам?

– Не надо никого продвигать. Я думаю, живописи нужны сильные люди! Маленькая слабина, ленца, работоспособность низкая – живописи ты уже не нужен. Потому что ты слабый и двигать ты ее не сможешь. Искусство двигается за счет сильных личностей. И никуда от этого не денешься. Оно жёстокое – такое, какое есть.

Только личность с большой буквы способна что-то привнести в искусство. Ленивые и не совершенствующие свое мастерство постоянно – для живописи это груз. Искусство – телега, ее надо толкать, тащить. А кто-то просто прилепился и тащится за этим возом. Зачем они нужны? Даже те, кто двигает искусство, должны стараться отсеивать таких людей.

– За такими «прилипшими» иногда следует публика. Искусство «прилипших» более комфортно, лучше воспринимается обществом, оно не всегда качественное, но доступное и приятное, понятное. Как бороться с такой живописью?

– Бороться с этим не надо. Время всё расставляет на свои места. Слюнявые картинки займут свое место. Как ты представляешь эту борьбу? Взять и запретить? Миллионы людей любят это.

– И как найти зерно истинного искусства обычному человеку, который и не рисовал никогда?

– Мы ориентируемся на свое восприятие. Нравится нам работа – берём, не нравится – не берём. Картина воспринимается визуально, и прежде всего она должна радовать глаз. Если она не радует глаз, значит, она может быть только средством вложения денег. Если решил вложиться в картину, ты должен знать, что этот автор признанный, что эта работа сертифицирована и имеет высокое качество.

– Всегда ли искусство призвано радовать глаз? Всегда ли живопись – это веселье?

– Вообще изначально всё создавалось для визуальной радости. Хотя если копнуть глубже, возьмем время самого раннего развития изобразительного искусства, то есть наскальные рисунки: они несли информационную функцию. Можно сделать вывод, что изобразительное искусство существует для того, чтобы мы могли передавать информацию от поколения к поколению. То, что и делается, кстати говоря, на академическом уровне. Одно поколение передает другому свой опыт.

Каждый обыватель пытается порассуждать о высоких материях. Возьми тот же квадрат Малевича. Никто мимо не прошел, все пытаются вставить свое слово. А кто-нибудь хоть знает эту подоплеку, откуда это всё произошло? Я много читал об этом. Вообще была информация, что Малевич позаимствовал решение для своей картины у племени майя. У них тоже был похожий черный квадрат. Там были письмена на полях, рассказывающие о мироздании, жизни до и жизни после. Композиционное решение оттуда.

Можно рассуждать, что он сдул идею. Но, мне кажется, художник трансформировал ее. И привнес в этот квадрат другой смысл. Поэтому мы можем рассматривать картину как собственное произведение Малевича.

– Почему страсти по квадрату не успокаиваются?

– Потому что всё упирается в деньги. Легенда создана для того, чтобы зарабатывать бабки. Легенда – большое дело. Я считаю, многое, что мы сейчас знаем о Ван Гоге, Моне, процентов семьдесят надумано. Многое основано на домыслах. Когда Ваг Гог писал свои знаменитые подсолнухи, кто мог предполагать, о чем он думал? Эта работа прошла через огромное количество рук искусствоведов. Знаешь, сколько наплести можно? Легенды создаются не для каждой работы. Жизнь отбирает самые интересные, самые эмоциональные.

Малевич – новатор. Он был первый, кто решил эту тему так. Речь шла о смысле мироздания, бесконечности, круговороте жизни. Здесь надо быть философом. В принципе он и был им. Если ты сумеешь найти новую форму, сохраняя старые законы, то это будет признанное произведение.

– Живопись как философия?

– Каждый художник философ. Все работы должны быть обязательно со своей философией. Без этого не может быть искусство. Искусство пусть остается искусством – не надо его сливать с науками.

Тем не менее, сейчас много рассуждающих людей. Все хотят вставить свое слово. Когда вы встречаете таких рассуждающих, какие эмоции вас посещают? Я, например, всегда бурно на это реагирую. Всегда пытаюсь поставить их на правильный путь. Почитайте об этом художнике, о его работах. Узнайте больше, а потом рассуждайте. Когда человек узнает больше о том или ином художнике или картине, как правило, он немножечко успокаивается, ему не хочется больше рассуждать и тем более осуждать.

– Как вы относитесь к декабрьским событиям на Болотной и Сахарова? Поддерживаете ли протестное движение?

– Я отношусь к нему положительно. Если бы у меня была возможность присутствовать на этих митингах в Москве, то я бы, наверное, ее использовал. Хорошо, что люди не сидят в своих квартирках, а выходят на улицы со своей позицией. Наверное, их что-то заставило пойти на это.

– И какое будущее у протестных движений? К чему это приведет?

– Я думаю, ничего не затухнет. Машина запущена. Всё больше людей понимают, что они должны принимать в этом участие. Не надо думать, что это бесцельно и бесполезно. У нас нет больше никаких рычагов, для того чтобы повлиять на власть. Но нужно время.

– Может ли эта ситуация в стране пробудить всплеск в искусстве?

– Конечно. Искусство аккумулирует идеи. Взять Делакруа. Откуда у него появилась известная картина «Свобода, ведущая народ»? Он творил под воздействием французской революции. Будет и написание работ в угоду политике. Всегда будут такие художники. Но сменилась власть, и подобные картины уже никому не нужны.

– Художник может идти на баррикады и быть полноправным участников процесса?

– Для того чтобы рассказать о чем-то, необходимо окунуться в эту атмосферу. Необходимо дышать этим воздухом. Иначе нельзя. Есть примеры, когда художники писали о тех событиях, на которых по разным причинам они не могли присутствовать. Но при этом проводилась титаническая работа по сбору материалов, всё анализировалось. И сейчас мы смотрим на эти картины и верим, что художник был участником исторических событий.

– Художник на баррикаде, художник на митинге. Он должен быть наблюдателем или вправе принять одну из сторон?

– Это право любого человека. Не обязательно художника. Но все-таки лучше оставаться вне политики. Потому что, когда в искусство приходит политика, оно погибает.

– То есть искусство не может быть политизированным в некоторых случаях?

– Искусство вне политики. Ведь это сфера чувств, взаимоотношений людей. Тут нет политики. Поэтому я не люблю соцреализм. Молодая революция в лице мальчика на красном коне Петрова-Водкина ушла. Временной промежуток истории кончился. И ты тоже кончился.

– Как, по вашему мнению, нужно воспринимать выступление Pussy Riot, как чисто политический акт или это искусство?

– Мои эмоции по поводу этой акции неоднозначны. Но это точно не искусство. Мне понравилось, что девчонки не захотели остаться в стороне. Конечно, у них свои заморочки. Все-таки, я думаю, храм, если мы говорим о настоящем храме, должен оставаться неприкосновенным. Для выступлений есть другие места. Но девчонки посягнули на это место именно потому, что храм имеет только условное название. Мои чувства верующего человека задеваются. Я знаю, что происходит внутри церкви. Там творятся безобразия хуже, чем в правительстве. Вся эта псевдорелигия подается с навязчивой пропагандой. Осознание бога должно само собой приходить к человеку. Он сам в состоянии почувствовать. Его не надо за руку вести. Сейчас мы видим, как церковь пытается навязать, убедить, надавить. Как поет Высоцкий, «…в церкви всё не так, как надо…» Очень трудно сейчас указать на черное и белое, а церковь пытается это делать. Церковь требует больше внимания, больше финансирования, больше, больше, больше… Может кончиться православным Ираном.

– Может ли сочетаться фанатизм художника с фанатизмом верующего человека?

– Я не воспринимаю любой фанатизм. Самозабвенная вера может изменить сознание. Я был знаком со многими людьми и знал их до того, как они окунулись в религию. На моих глазах произошла трансформация человеческого сознания и души. Человек превратился в кого-то другого.

Я добросовестный нормальный христианин, прихожанином не являюсь. Моления, посты и прочие ритуалы я не воспринимаю, но уважительно к ним отношусь. Но в сердце у меня есть бог. И он есть у каждого. Каким бы монстром человек ни был, он верит в добро, любовь и тепло.

– Искусство должно быть непорочным или это всегда огонь и страсти?

– Живопись – это чувства, а у чувств есть разные оттенки. Все оттенки между белым и черным. Разновидностей настроений бесконечное множество. Перечислить их еще никто не смог. Они и названий не имеют. Их мы порой даже ощутить неспособны. Тут нет рамок. Для меня и добро, и зло, ненависть, любовь, страсть, святость существуют неотделимо друг от друга. И это здорово! Если в искусстве будет только непорочность и внутренняя первозданность, то мы будем рисовать лишь пасхальные яички.