Георгий Балаков: «Офіційний спостерігач» – это не каждый выдержит

Многие российские журналисты включились в оппозиционную деятельность не только как наблюдатели, но и как участники. Георгий Балаков, репортер интернет-газеты «Четвертая власть», был избран в Координационный совет Саратовского объединения избирателей. А поднаторев в наблюдении за выборами в России, неожиданно решил стать международным наблюдателем. На прошлой неделе Георгий вернулся из Украины, где наблюдал за выборами в Верховную раду. Коллега рассказал корреспонденту «Газеты недели», чем отличаются выборы у соседей от наших, какие фальсификации популярны там, а также как преодолеть трудности перевода.

– У каждого журналиста есть свои выборные истории. Как у тебя отношения с выборами складываются?

– Первые выборы, которые мне довелось освещать как журналисту, были в марте прошлого года – кампания по выборам депутатов Саратовской городской думы. Потом я довольно плотно занимался освещением протестных акций и деятельности оппозиционных партий. Мне всегда была интересна политика, выборный процесс и политические технологии.

На выборах в Госдуму я также работал как журналист, переезжал с участка на участок, а на президентских решил побыть членом комиссии. Правда, удалось оформиться только как члену комиссии с правом совещательного голоса. От КПРФ. Не то чтобы я разделял идеологию этой партии, просто они предложили мне пойти от них раньше всех. Потом поступали предложения и от других партий, но я уже обещал. Да и не так важно, от какой ты партии, если хочешь бороться с фальсификациями.

Это было что-то вроде эксперимента, в своём роде «Журналист меняет профессию». Мне нужен был материал для хорошего репортажа, и на участке я его набрал предостаточно. Что я там увидел? Что выборов никаких и не было, была хорошо спланированная фальсификация. Например, на нашем участке более сорока процентов людей голосовали по открепительным удостоверениям. Когда я попытался выяснить, почему так много, директор школы и по совместительству председатель УИК объяснила мне, что люди с улицы заходят послушать концерт и голосуют заодно. Это же чистой воды отмазка, но и её надо было придумать.

Я вёл таблицу визуального подсчета избирателей. К пяти часам вечера расхождение моё и по официальным данным было в 280 человек. Оценивать такое расхождение можно было только как подготовку к вбросу. Я сообщил об этом председателю, пригрозил, что напишу жалобу. А она мне показала фото, где моя таблица лежит на стуле, а отдавал я её всегда в руки другому члену комиссии, когда выходил. Не знаю, как это расценивать. Получается, что меня подставили эти якобы оппозиционеры. Это было одним из первых разочарований в системной оппозиции. Но по итогам на участке было 60 процентов за Путина.

А потом уже я включился в собственно протестную деятельность, например, вошел в Координационный совет СОИ.

– Однако 14 октября ты всё-таки работал как журналист, а не член комиссии или наблюдатель. Почему?

– Понял, что у журналиста больше прав и мобильность больше. Можно приезжать на самые горячие участки, помогать там наблюдателям. Я в этот раз, например, засёк «карусельщиков» у Дома офицеров. Отснял их на видео, заметил, как они пошли в сторону другого участка. И их еще на нескольких участках видели потом. А еще появление на участке журналиста нервирует потенциальных фальсификаторов, они начинают ошибаться, и нарушения можно зафиксировать.

– Ты недавно вернулся с (из) Украины, не знаю, как нынче модно говорить. И участвовал в выборах в Раду не как журналист, а как международный наблюдатель. Зачем бороться за честные выборы в Саратовской области – понятно: нам здесь еще жить. А чего ты к украинцам-то поехал?

– Предложили поучаствовать. Как оппозиционеру, имеющему определенный опыт наблюдения за выборами, мне это, конечно, показалось интересным. Не каждый день тебя называют: «офіційний спостерігач».

– Как-как?

– Cпостерігач – это «наблюдатель» по-украински.

– И что нужно, чтобы стать этим «спострегачем»?

– Есть несколько программ для международных наблюдателей. Самая известная – это наблюдатели от ОБСЕ. Но есть и другие. По нашей программе туда приехали люди из России, Молдовы, Чехии, Румынии, Эстонии, Литвы, Бразилии и, кажется, еще Австралии и Канады. Конечно, в какой-то степени это тоже определенный политический туризм вроде нашего «Белого потока». Но уверяю тебя, что все, кто приехали, прилично вкалывали. Тренинги по восемь-десять часов и на самом участке почти сутки. Это не каждый выдержит. Наблюдать у себя в стране – это одно, за границей – совсем другое. Во-первых, международный наблюдатель – это совсем другой статус. Во-вторых, существует разница в законодательстве и языковой барьер.

Россиянам организаторы оплачивали дорогу из Москвы в Киев и обратно, а также жильё за городом и питание. Всё остальное – за свои. Но я ни разу не пожалел, что поехал. Опыт колоссальный.

– А что за опыт-то, система практически идентичная, разве нет?

– Да, участки – те же школы. Голосование с восьми до восьми.

Мы приехали в Киев за три дня до выборов. Нам предстояло пройти тренинги, которые вели эксперты из разных стран. Обучение вели на украинском языке. Я понимал процентов 95 из того, что говорили лекторы. Иностранных лекторов тоже переводили на украинский. В первый день нас познакомили с политической ситуацией и списком партий, которые выдвинулись на выборы в Раду, а также с данными предварительных опросов избирателей, чтобы мы примерно знали, кто имеет шансы на прохождение. В том, что фальсификации будут, никто не сомневался, нам рассказали о самых популярных нарушениях: подкуп избирателей и выкуп бюллетеней.

Один из американцев, который выступал на тренингах, очень правильно сказал, что это чужие выборы. И наша задача – наблюдать и фиксировать, а не бороться за чей-то результат. Действительно, ты ни за кого не болеешь, потому что ты никого не знаешь. Важно, чтобы сам процесс был чистым и честным. Мы – это залог того, что мировое сообщество узнает, сфальсифицированы выборы или нет. Легитимна власть или нет.

Один из выступающих отметил, что некоторые одномандатники, там они называются «мажоритары», вложили в свои предвыборные кампании от 40 до 70 миллионов долларов. Вдумайся, это не на кампанию партии, а на продвижение одного человека! Лектор сказал тогда: «Це величезні гроші», – и объяснил, что как бы ответственно мы ни подходили к своей миссии наблюдателей, лучше всё-таки делать выбор в сторону собственной безопасности. Когда потрачены такие деньги, никто не будет смотреть на твой бейдж международного наблюдателя. И частично его предостережения оправдались.

– Неужели и на международных наблюдателей не постеснялись давить?

– Были случаи. Мы наблюдали не в Киеве. Меня назначили координатором группы российских и польских наблюдателей, которые поехали в город Бровары и окрестные деревушки. Я сам наблюдал на участке и держал связь с наблюдателями из моей группы. Российских наблюдателей, закалённых нашими местными выборами, отправляли на самые сложные участки. Можно сказать, нас использовали как «спецназ наблюдателей».

У международного наблюдателя статус выше и прав больше. Например, я мог снимать всё что угодно, кроме кабинок (по украинскому законодательству это запрещено), свободно перемещаться по участку. Основные споры у нас вызвал вопрос, может ли международный наблюдатель получить копию протокола. Оказалось, что по закону международный наблюдатель может её попросить, но председатель избирательной комиссии не обязан эту копию выдавать. Чтобы это узнать, пришлось переводить избирательное законодательство Украины.

И вообще меня поразило, что люди там действительно не знают, а иногда и не понимают русский язык. Так что, если ты заметил нарушение, еще нужно объяснить, что не так. У меня, например, был забавный случай. Я заметил, что подсчет бюллетеней ведется неправильно, и заявил об этом. Председатель комиссии занервничала и бросила в мою сторону пачку бланков с фразой: «Підрахуй». Пересчитай, то есть. Но чего она от меня хочет, я понял не сразу. Мне потом наблюдатели с других участков звонили спрашивали, что значит это «підрахуй». Конечно, я ничего пересчитывать не стал. По закону запрещено прикасаться к бюллетеням.

– А как вас вообще встречали члены комиссий и другие наблюдатели?

– Парней из нашей группы пытались задобрить. Предлагали накормить, девчонок каких-нибудь к ним подсаживали. В общем, пытались всячески отвлечь. На одну девушку у нас сильно давили. Сначала уговаривали, потом пытались вырвать папку с документами. Пришлось вызывать полицию. Еще одна девушка увидела, что какой-то человек даёт распоряжения на участке. Не председатель. Оказалось, что это глава поселковой администрации. Потом разобрались, и он немного присмирел. В реестр присутствующих на участке его почему-то внесли как журналиста. У меня на участке в комиссии было 18 человек, и 16 из них были члены «Партии регионов».

А наблюдатели ко мне отнеслись нормально. Хотя у меня был случай, я спросил у наблюдательницы от «Батьковщины», на кого здесь можно положиться, а она мне сказала: «Спроси вон у «Партии регионов», он тоже честно скажет». Деревня, все всех знают. У меня на участке реально вкалывали только два наблюдателя от «Удара».

– Чем украинские фальсификации отличаются от наших?

– У них нет «каруселей». Люди не ездят с участка на участок. Всё построено на подкупе. Приходит избиратель на участок, его встречают и предлагают продать бюллетень. Если он соглашается, то идет, получает бюллетень, заходит в кабинку, прячет бланк, выносит его с участка и отдаёт фальсификаторам. Они там ставят галку в нужном месте, дают этот бюллетень следующему согласившемуся. Он бросает его в урну, а свой чистый бланк приносит мошенникам. Получается своеобразная «петля». Поймать такую фальсификацию очень сложно, если только зафиксировать на видео момент передачи бюллетеня и денег.

Чаще пытаются голосовать по чужой ксерокопии паспорта. Приходит человек с копией паспорта избирателя, который имеет право голосовать на этом участке, и голосует. Там же на копии по фотографии не докажешь, он этот ли не он. У нас на одном участке пришла женщина с такой ксерокопией. Когда ей указали, что копия очень плохая, она стала уговаривать: «Дайте мне проголосовать, у меня пятеро детей». В сёлах, как и у нас, заранее знают, кто не придет на участок, и примерно без двадцати восемь «голосуют» за них совершенно левые люди. У нас на участке во время голосования выключался свет на 20 минут. Но неполадку быстро устранили, не думаю, что за это время смогли что-то вбросить.

У меня был шок, когда увидел во время подсчета толстенную пачку бюллетеней за «Батьковщину». Она была даже больше, чем за «Партию регионов». Когда у нас такое будет? Украинцы говорят, что у нас большой админресурс на выборах, а у них просто люди не могут оценить, что при «Партии регионов» жить стало хуже, и продолжают за неё голосовать.

Несмотря на все зафиксированные нами нарушения я могу сказать, что на результат они не повлияли. Правда. А не как у нас в Саратове, «во время фальсификаций выборов не обнаружено». Хотя из-за выключения света результаты на моём участке хотели аннулировать, но потом всё-таки признали.

– А как вообще у них люди живут в предвыборный период, как с агитацией, митингами?

– Меня поразило, что везде где можно была партийная агитации. На первый взгляд, больше половины всех рекламных конструкций – это лица кандидатов и партийные баннеры. Креатива особого не увидел, но что агитации очень много – это да. Еще удалось побывать на предвыборных митингах «Партии регионов» и «Батьковщины». На первом говорили на русском, на втором только на мове. А так – одно и то же. У них в митингах большое внимание уделяют шоу. Выступают артисты, отличный звук и свет. Агитацию раздают цивилизованно – комплектом в пакете. Так что после митингов не остается полная площадь выброшенных листовок.

– Я так понимаю, что наблюдение за выборами теперь станет твоим хобби? Куда дальше?

– Правильно понимаешь: это не конец, это только начало. Я познакомился со многими активными ребятами. Около пятидесяти человек из Восточной Европы заявили желание приехать наблюдать в Саратов на довыборы в сентябре. И если это получится, то либо у нас наконец-то пройдут действительно честные выборы, либо истории о саратовских нарушениях выйдут на международный уровень. Когда я ребятам рассказывал, что происходило на наших выборах 14 октября, они не верили, что такое может быть. Молдаване сказали: «Мы думали, что у нас выборы грязные. Сейчас послушали и поняли, что у нас-то настоящая демократия!» Поэтому хотят увидеть всё своими глазами.