Неописуемые времена
На днях известный многим мультяшный персонаж Mr. Freeman со словами «Хочешь мыслить шире – читай» составил список книг, рекомендуемых к прочтению. А сайт Сolta.ru, опросив писателей и философов, назвал 39 книг, которые объясняют Россию. Мы решили спросить у начитанных саратовцев, какие, на их взгляд, книги передают суть современной России.
Дмитрий Козенко, главный редактор «Газеты недели в Саратове»: «ДА РАЗВЕ МОЖЕТ БЫТЬ СОБСТВЕННОЕ МНЕНИЕ У ЛЮДЕЙ, НЕ УДОСТОЕННЫХ ДОВЕРИЕМ НАЧАЛЬСТВА»
Я не читал еще остальные ответы, буду читать в вёрстке, но уверен, что Гоголь и Салтыков-Щедрин будут обязательно названы. И это правильно: они – наше всё! Я даже не знаю, наступит ли в жизни нашей страны такое время, когда Николай Васильевич и Михаил Евграфович перестанут быть современными авторами.
Еще, конечно, Козьма Прутков. «Проект: о введении единомыслия в России». Стопроцентное попадание. Даже не знаю, когда это было более актуально – в 1859 году или в 2012-м. Хоть всё на цитаты разбирай! «Да разве может быть собственное мнение у людей, не удостоенных доверим начальства»! «Очевидный вред различия во взглядах и убеждениях». «Единственным материалом может быть только мнение начальства». Прямо отчет со съезда ЕР!
Я не по памяти цитирую и не в Интернет залез, эта книга у меня всегда на столе.
А еще, конечно, Саша Черный. Его стихи периода 1907-1912 годов. Ну всё о нас.
Наши предки лезли в клетки
и шептали там не раз
Трудно, братцы, видно, детки
будут жить вольготней нас.
Дети выросли и эти
лезли в клети в добрый час.
И шептали: наши дети
встретят солнце после нас.
Саша Черный даже о всяких Юмор-ТВ и ФМ писал. «Все мозольные операторы, / Прогоревшие рестораторы, / Валом пошли в юмористы».
Из современников назову Алексея Иванова. Его последний роман «Комьюнити». Как причудливо переплетается жизнь online и offline, чем может закончиться подмена реальности виртуалом.
Алексей Колобродов, главный редактор журнала «Общественное мнение»:
ЛЮБАЯ ВЛАСТЬ В РОССИИ – ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЕКТ
Любая книга на русском языке, в любом жанре, если она не совсем бездарна, в той или иной степени будет передавать «суть происходящего в России», поскольку: а) Россия по-прежнему чрезвычайно литературоцентричная страна; б) русская жизнь больше всего похожа именно на литературу, причем пограничных жанров.
Скажу вам по секрету, я пару месяцев назад закончил книжку «Культурный герой. Владимир Путин в современном российском искусстве» (сейчас готовится к выходу в известном питерском издательстве) с таким месседжем: «Я всегда был убежден, что любая власть в России была, пусть в разной степени, литературным проектом. Феномен Владимира Путина в том, что он, скорее, невольно, попытался сломать эту тенденцию. И недобитый русский литературоцентризм принялся отчаянно защищаться».
Очень надеюсь, что и эта книжка тоже передаст эту самую суть, пусть в минимальном объеме. Пардон за саморекламу.
Словом, я мог бы сыпать названиями, как пулеметными очередями, благо читательская профессия – вторая моя, а может, и первая основная.
Но ограничусь.
Если классика «в том числе», рискну предложить несколько наименований:
Александр Пушкин, «Капитанская дочка» – известное определение русского бунта и криминальная ментальность, не только уцелевшая, но и крепнущая в России через века.
Николай Гоголь – «Миргород», «Шинель», «Ревизор», «Мертвые души» – Россия земная и небесная, даром, что в первом случае Украина.
Федор Достоевский («Бесы») – без комментариев.
Проза 20-х годов 20-го века – с ее пафосом одновременно разрушения и строительства, успешной попыткой предложить новые идеалы, вне религиозной парадигмы.
Из относительно свежего, в ту же строку и матрицу – сценарии и рассказы Владимира (Адольфыча) Нестеренко, романы Андрея Рубанова, Захара Прилепина, трилогия Дмитрия Быкова («Оправдание» – «Орфография» – «Остромов»).
Классики Лимонов и Пелевин, естественно.
Ольга Харитонова, завлит Саратовского академического театра драмы имени Слонова:
ПРОИСХОДЯЩЕЕ НЕ ИМЕЕТ АНАЛОГОВ
Никакие не передают. Потому что происходящее не имеет аналогов. Мы существуем в эпоху принципиально нового опыта. А жизнь так и остается по образу Булата Окуджавы «Путешествием дилетантов».
Можно, конечно, пытаться построить вертикально сочиненно-подчиненную структуру в открытом мире. Если самому поместить себя в наглухо забитый лифт. Но это эксперименты для тех, кому реально делать нечего.
Великую русскую литературу вообще мало занимали внешние перемещения. Она интересовалась в основном процессами и путешествиями внутренними. Поэтому читающие россияне без труда идентифицировали себя с Татьяной Лариной, Ильей Обломовым или Юрием Андреевичем Живаго. Сегодня в случившейся горизонтальной жизни эти процессы слишком плотны и индивидуальны, чтобы их можно было в одной на всех книжке описать. «Самостоянье человека – залог величия его»: выдержим ли мы проверку этой пушкинской строкой, вот в чем вопрос. Акунинский Фандорин появился, надо признать, очень вовремя.
А книги нужно просто читать. Тогда суть обнаруживается в самых неожиданных местах. Например, в «Разговорах о русском балете» Вадима Гаевского и Павла Гершензона – на мой взгляд, самом глубоком и содержательном диалоге о культуре, прочитанном за последний год. Или придется окончательно согласиться с тем, что ничего нет актуальнее текстов Андрея Платоновича Платонова, и поставить наконец его недавно изданную пьесу «Дураки на периферии».
Сергей Боровиков, писатель:
«Я ВЕРЮ КАЖДОМУ ТВОЕМУ СЛОВУ»
Бог мой! Сколько книг, и почему-то всё больше в жанре сатиры, словно про современную Россию написано. Теперешние писатели пыжатся, да всё не то.
Правда, и классика, случается, устаревает: скажем, Акакий Акакиевич, вы встречали сейчас Акакия Акакиевича? А вот Шабашкин из «Дубровского» и не думал умирать! Современны все чиновники Щедрина («Современная идиллия») и Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Или правоохранителей взять: разве чеховский «Хамелеон» устарел?
Об отношении народа к власти навеки написана поэма Николая Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»:
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! –
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю...
А как живо напоминает кого-то герой романа американца Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать» Вилли Старк:
«– Ты знаешь, что я сделаю? Как только переломаю кости этой шайке?
– Нет, – сказал я, – не знаю.
– Я построю громаднейшую, роскошнейшую, никелированнейшую, формалинно-вонючейшую бесплатную больницу и медицинский центр, каких еще свет не видывал. И клянусь тебе, в каждой комнате будет по клетке с канарейками, которые умеют петь итальянские арии, и не будет няньки, которая не победила бы на конкурсе красоты в Атлантик-Сити, и каждое судно будет из золота 76-й пробы, и в каждом судне будет музыкальный ящик и будет играть «Индюшку в соломе» или секстет из «Лючии» – выбирай на вкус.
– Замечательно, – сказал я.
– Я ее построю, – сказал он. – Ты мне не веришь, но я построю.
– Я верю каждому твоему слову, – ответил я».
Жителям Саратова лучше всего перечитать «Город Градов» Андрея Платонова. Там так использовали пять миллионов, отпущенных на сельское хозяйство: «…одна сельскохозяйственная коммуна, под названием «Импорт», начала строить железную дорогу длиною в десять верст. Железная дорога должна соединить «Импорт» с другой коммуной – «Вера, Надежда, Любовь». Денег «Импорт» имел пять тысяч рублей, и даны они были на орошение сада. Но железная дорога осталась недостроенной: коммуна «Вера, Надежда, Любовь» была ликвидирована губернией за свое название, а член правления «Импорта», посланный в Москву купить за двести рублей паровоз, почему-то не вернулся».
Лев Гурский, писатель:
«УМНЫЕ НАМ НЕ НАДОБНЫ, НАДОБНЫ ВЕРНЫЕ»
Если рота солдат промарширует в ногу по хлипкому мосту, мост может и обрушиться: в физике это называется явлением резонанса. В литературе подобное явление тоже существует, хотя его и нельзя описать формулами. Порой произведения, написанные в иные времена, начинают резонировать с нынешней реальностью. Иногда это выглядит смешно. Иногда нелепо. Иногда страшновато.
Например, Федор Достоевский в рассказе «Бобок» предсказал «Живой журнал». Как в его произведении собачились друг с другом бесплотные эманации свежих покойников, так и в нынешней блогосфере бьются друг с другом безымянные тени людей; и не разберешь по никам, кто из них мужчина, кто женщина, а кто робот... Другой пример. Читаю в столичной газете интервью с Никитой Михалковым: «Я сегодня подумал... Звучит, может, не очень прилично, но меня не любят – нехорошие люди. (...) Мой отец говорил: «Он ужасное г-г-гавно, он меня не любит». Я вдруг понял, что в его словах был смысл». Сразу вспоминается «1984» Оруэлла: Большому Брату мало, чтобы ему подчинялись, нет! Он требует от своих жертв, чтобы его еще и обязательно любили, на меньшее он не согласен...
Напоследок – о моем любимом романе братьев Стругацких «Трудно быть богом». Читаешь – и становится не по себе от параллелей. Помните сюжет? В Арканарском королевстве у власти пребывает тандем (недалекий болтун + злобный интриган). Придворные там бесстыдно-льстивы, интеллигенция в загоне, мракобесие в почете, народ-кормилец молчит в тряпочку, на улицах бесчинствует наглая серая стража, и ее вот-вот сменит стража в черных рясах. Главный государственный девиз: «Умные нам не надобны, надобны верные». Что-то слышится родное, не правда ли? Книга Стругацких написана в далеком 1964 году, а всё как новенькая. К сожалению.
Алексей Шминке, психолог:
«КАКАЯ ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ ВОНЬ!»
В прошлом веке, после краткой не теплой оттепели, отписав прекраснодушные мечтания о светлом будущем коммунистического общества («Полдень, ХХII век») АиБ Стругацкие угробили за слюнявой ненадобностью для жизни своих прекраснодушных героев «Понедельника, начинающегося в субботу», подарив им на прощание подвиг («На далекой Радуге»). Братья «въехали», что «сбыче мечт не бывать», и написали роман «Трудно быть богом» о некой планете, где навсегда законсервировался феодализм. Никакие попытки наблюдателей и «прогрессоров» не в состоянии в этом обществе ничего улучшить. Невозможно «ни лаской, ни таской» отыскать в людях отблески человеческого достоинства, смысла движения «к светлому будущему общечеловеческих ценностей».
И тридцать лет спустя живут в памяти переговоры «светлого Дона Рэбы» с ушкуйником и бандитом Вагой Колесом, обсуждение условий сращивания мощностей бандитской армии с действующей властью: «Нашим оглодам габузиться не сросно. По габарям?» Заполонившая все трактиры и немногочисленные публичные места трусливая служивая серость, вполне довольная качеством кислого пива и задницей услужающей девки. И вдруг нахлынувшая чернота монашеских легионов, мгновенно ужесточающая, казалось бы, и так уже непереносимо отвратительную ситуацию введением новых церковных ценностей, «национальной идеи», которые внедряются в жизнь через Пытошную Башню. Любая попытка сократить путь к местам власти приводит к попаданию в зловонную лужу – нет чистых путей к Власти. Оценка героем романа стремления оппозиционных донов найти короткие пути к дому правителя, чтобы высказать «всю правду» о том, что творится в стране, – «Какая отвратительная вонь!» – тут же вызывает поток оправдательного лепетания: «Да, человек грязен от природы, но он желает предстать!..»
Когда любимый с детства Макаревич пытается писать власти открытые письма, а получает в ответ «Нашим оглодам габузиться не сросно», когда вся страна неделями ходит кругами вокруг Пытошной Башни, где заключены «пусики», и напоминает РПЦ о ее истинной задаче – нести милость и прощение, «а в ответ – тишина», невольно, выходя на любую площадь, ищешь глазами ряды конных монахов в клобуках, надвинутых на глаза, готовых гонять тебя длинными пиками между «меринами» и «тойотами» за попытку высказать свое мнение о действующих порядках и путях вхождения в общеевропейский дом.
Попытка героя романа, прекраснодушного Дона Руматы, закончилась длинным кровавым следом, прорубленным в толпе пришедших поглазеть на расправу. Его выдернули на Землю «братья-прогрессоры». На какую Землю и кто выдернет нас?
