А я ваш брат, я – человек…
С давних времен известна горькая поговорка «Homo homini lupus est», что значит «человек человеку волк». В начале двадцатого века известный писатель Алексей Ремизов трансформировал ее в еще более страшное: «Человек человеку бревно, стена. Человек человеку подлец. Человек человеку дух-утешитель». Об утешителях и тех, кто своей профессией и работой доказывает, что человек человеку не только друг, но и брат и товарищ, мы и хотим рассказать.
На минувшей неделе к нам в редакцию обратилась Татьяна Владимировна Разуваева. И поведала нам совершенно замечательную историю.
Врачебный долг, или «И что это вы нас вызываете?»
Во дворе дома Татьяны Владимировны года три-четыре жила некая женщина, когда-то работавшая дояркой. У этой женщины не было жилья, она спала, где придется – хоть под балконом в двадцатиградусный мороз. Конечно, народ поначалу относился к бездомной специфически: понятно, мол, с кем имеем дело, но потом удостоверился, что никаких бед от бедолаги нет и даже за собственной гигиеной она внимательно следила и в мусорки не лазила. В нынешнем году эта женщина – Наталья Заварзина – обморозила ноги. Какой-то парень, увидев это, не смог пройти мимо и отвез ее в ожоговый центр. Но мытарства Заварзиной на этом не закончились. Выйдя из ожогового центра, она позже почувствовала себя хуже. Неизвестно, что бы случилось, если бы Разуваева – старшая по дому – не решила тогда позвонить в больницу. И вот тогда… Впрочем, дадим слово самой Татьяне Владимировне:
«Как она оказалась в социальном приюте? Этой зимой она попала в больницу. И там ее довели до такого состояния, что вместо двух отмороженных пальцев пришлось ампутировать ступню, одна пятка осталась. Я ей понемногу помогала: когда хлеба принесу, когда печенья, когда денежку или лекарство какое-нибудь. В какой-то момент я заметила, что ее давно не видно. Мне сказали, где она лежит. Я подхожу, спрашиваю: «Что с тобой?». Она встать не может, говорит: «Вот отсюда болит, и нога онемела»». Оказалось, что ее взяли в 8-ю городскую больницу, «а через час «выкинули». А она ни сидеть, ни лежать не может, даже нужду справить».
Татьяна Владимировна подумала тогда, что у нее приступ люмбоишиалгии. В больницу решила не звонить, побоявшись, что Заварзину опять не примут, связалась с комитетом здравоохранения. Вызвали скорую. «Они приехали, – продолжает Разуваева, – увидели ее и во весь голос сказали: «Опять ты! И что это вы нас вызываете?»». Татьяна Владимировна не сдержалась и быстро их остудила. Заварзину отвезли в 6-ю городскую больницу. Впрочем, как выяснилось, толку было мало:
«Там ее не лечили, не кормили, издевались, обзывали. Кололи пустышки, как их… плацебо. Я иду к дежурному врачу. Она со мной не хочет разговаривать. Я удивляюсь: мы, что, наследство делим? Потом, правда, забегали. Спрашиваю, почему не кормили, почему уколы делают только раз в день, а нужно – три, говорю: «Вы мне скажите, что нужно, я сама схожу, куплю». Они отнекиваются: "У нас все есть". Только я ушла, они ей устроили скандал. Я решила это дело не оставлять. Мне посоветовали обратиться в учреждения, занимающиеся как раз такой группой граждан».
Позже, когда Татьяна Владимировна навестит Заварзину, она будет тронута: хоть состояние Натальи по-прежнему было тяжелым, она со слезами радости встречала свою спасительницу.
Подарите нам телевизор!
Когда я собирался ехать в медико-социальное отделение центра социальной адаптации для лиц без определенного места жительства и занятий, куда поместили Заварзину, я уже был подготовлен. Разуваева говорила об этом учреждении исключительно хорошо:
«Вы как войдете – обалдеете. У меня чуть ли не шок был, когда я первый раз увидела. Мне говорили, что там хорошо, но я не ожидала увидеть такое: есть и цветы, и асфальт, и беседка, лавочки, вход царский: плиточка к плиточке лежит. В палату вхожу: царские палаты, прекрасные широкие кровати, напротив каждой – тумбочка. Запаха никакого! И это в месте, где бомжи лежат! Раковины даже блестят. Кормят постояльцев тоже хорошо: приносят борщ – такой запах, такой цвет, густота! Хорошая пережарка, все жирное. Приносят кашу: да, мяса там нет, но есть морковка, лучок, огурчик, хлеб к этому свежайший большими кусочками. Да еще и компот!».
Короче, мои ожидания были самыми радужными.
Медико-социальное отделение центра (МСОЦ) находится в Заводском районе во 2-м проезде Энергетиков. Основной же центр находится на Полярной, недалеко от аэропорта. Кроме того, в области действуют еще три центра: в Балаково, Ртищево и Балашове.
МСОЦ существует уже четыре года – с 2008. Несмотря на то, что отделение находится при центре на Полярной, у них есть существенные различия. Так, центр, естественно, больше: у него имеется 63 койко-места против 40 в МСОЦ. Но самое принципиальное различие состоит в контингенте и в условиях содержания.
В центре на Полярной живут, условно говоря, «работающие бомжи». То есть те, которые могут утром уйти и вечером прийти. Им помогают в оформлении на работу с помощью центра занятости. Эти люди спокойно могут худо-бедно жить в центре до тех пор, пока не смогут оформить себе документы. Если по истечении какого-то времени они решат остаться, то с них будет взиматься плата, но вполне умеренная, если человек работает.
В МСОЦ не так: туда попадают бомжи-инвалиды из больниц, например, те, которые лишились конечностей из-за обморожения. Разумеется, никто из них не работает, и все постояльцы постоянно находятся на территории, и только самые здоровые из них могут себе позволить прогулку на территории учреждения. В связи с этим возрастает работа персонала, который теперь должен не просто готовить, стирать, лечить, убирать, но и помогать больным даже в самых элементарных ситуациях.
Находиться здесь люди могут до полугода. За это время успевают восстановить документы и отправить в дом-интернат. Но очень часто бывшие постояльцы возвращаются. Часто из-за образа жизни, а кто-то просто больше любит это место.
Кормят проживающих три раза в день. Питание не обильное, но достаточно сытное, особенно, если сравнить с тем, как многие питались до того, как попали сюда. Я попал в МСОЦ аккурат во время обеда, на столе стояли лапша, суп и кисель. На завтрак каша и чай. Меню не сильно разнообразное, но все-таки. Все питаются только в столовой – это делается из гигиенических соображений. Только тем, кто не может двигаться, пищу приносят в палату.
В отделении всего три палаты: две мужские (более обширные) и женская (9 мест). Мужская довольно сильно заполнена. В обеих палатах есть свой туалет и душ, в мужской – даже два душа. Рядом с ними расписание, где подробно указано, когда зарядка, когда завтрак, обед и ужин, а когда – просмотр телевизора (он стоит в столовой).
Александр Арнаут – заместитель директора Центра по социальной адаптации в Саратове – говорит, что в рамках федеральной программы «Доступная среда» собираются закупить газель для перевозки маломобильной группы и оборудовать туалеты и душевые специальными унитазами и поручнями. На будущий год планируют сделать подъемник. Арнаут шутит: «Подарите нам на следующий год телевизор?». «Кто бы нам подарил», – отвечаю я.
В медкабинете мне показывают холодильник. Вроде бы все наиболее важные и необходимые лекарства имеются. Медсестра Марина Рубанова говорит, что наиболее частое лечение связанно с постампутационным периодом: перевязка гнойных ран и трофических язв. Кровь на ВИЧ сдается раз в полгода, на сифилис – раз в три месяца, флюорография – раз в полгода, плюс прививка от столбняка. Осмотр пациентов на педикулез и кожные заболевания осуществляется каждый день утром. Тяжелые случаи тоже присутствуют: так, сейчас в МСОЦ лежит с астматическим статусом некий Беляков, который уже не первый раз попадает в стены центра. Сейчас он уже идет на поправку.
Как сделать, чтобы не было бездомных
Зайдя в женскую палату, я вижу женщину, лежащую на кровати и читающую «Графа Монте-Кристо» (надо заметить, что в мужской палате есть даже свой шкафчик с книгами). По описанию Татьяны Разуваевой узнаю Наталью Заварзину. Интересуюсь, как ее самочувствие. «У меня защемление нерва и остеохондроз. Поясницу не могла разогнуть, ноги ломало. Сейчас, к счастью, уже заметно лучше. Здесь вообще проще, чем в больнице. Отношение персонала другое, как к людям. Даже вспоминать не хочу про тот случай».
Но еще больше мне в душу запала история, рассказанная одним очень интеллигентным на вид старичком с ампутированными ногами – Вячеславом Белобровым. Его история не самая простая: он уволился из армии, не дослужив пару лет до пенсии, приехал в Новоузенск, работал там 10 лет. В 1996 году у него случилась страшная трагедия: сын пропал без вести в Чечне (первый пропал в Афганистане), жена не выдержала этого – умерла, он остался один. Какое-то время держался, а потом произошли другие поворотные события: ему пришлось отнять ноги, да еще каким-то таинственным образом однажды пропали документы. Так он здесь и оказался.
К сожалению, не только он может рассказать историю своей неудавшейся жизни. Но очевидно и другое: в Центр попадают единицы – сколько живет бомжей в Саратовской области, сложно сосчитать. Как считает Арнаут, существуй еще один подобный центр в Саратове, он бы наверняка мигом заполнился бы, «но когда мы смотрим статистику на очередь в детские сады, то, разумеется, понимаем, что приоритетным делом для бюджета будет строительство именно их. Понятное дело, что все важно, но дело в приоритетах. А, вообще, нужно не строить учреждения, а улучшать жизнь, не допуская появления новых бомжей».
P.S. Этот материал был бы неполным, если бы я не упомянул заведующего отделением МСОЦ – Екатерину Шепелеву. Разуваева многое про нее рассказывала: как она тепло обращается с пациентами, как она практически на чистом энтузиазме и альтруизме работает здесь и заряжает своей энергией других, как она ей благодарна за заботу о людях и Заварзиной, в частности. Татьяна Владимировна рассказала много любопытных и интересных историй. Конечно, горы никто не сворачивал, но из таких мелочей и складывается забота, как она складывается и из тех же стареньких одежек, чашек и других вещей, которые отправляет инвалидам Разуваева и другие люди, имен которых мы не знаем. Значит, мир все-таки не без добрых людей.