Жизнь по другую сторону от власти

Антон Наумлюк
Вернее, они не просто так считают, а отделяются – те, у кого получается. Никто из жителей не верит, что в администрации района можно получить помощь. По сути, все обращения граждан местные власти оставляют без ответа. Лишь изредка выдают совет: «Уменьшайте потребности». Старые люди, под девяносто лет, которым уже терять нечего, признаются: «Немцы, и те, ежели бы захватили в сорок первом, так бы не измывались над народом, как собственные власти».

Раннее утро в Балтайском районе. С утра моросит навязчивый липкий дождь, прохладно даже в машине. Собирая материал для рубрики «Максимальное приближение», я ехал в Балтай и думал, что большее приближение к реальности нашей страны, наверное, сложно представить. Еще вспомнилось, как редактор Сергей Мостовщиков в интервью на Lenta.ru очень аргументированно заявлял, что настоящей журналистики из столицы не сделать, а вот работники провинциальных изданий «имеют возможность стать не журналистами, а продюсерами совершенно новых людей, с совершенно другими историями. Они имеют доступ в места, куда Макар давно телят не гонял. Они просто перестали видеть роскошь, которая у них в руках».

Я поехал за этой роскошью. Люди, их истории в основном – беды, фотографии. Это такая драгоценность, которую собираешь на страницы записной книжки.

«Повара» над озерами

Недалеко от самого Балтая есть рыболовецкое хозяйство крупнейшего в районе сельскохозяйственного предприятия «Агророс». Здоровенных карпов разводят в прудах, соединенных друг с другом системой «монахов» – зарешеченных труб для перелива воды. Мальков запускают весной, кормят несколько месяцев, а к осени, переливая воду, собирают минимум трехкилограммовую рыбу. Каждое утро живую рыбу везут на окрестные рынки в больших квадратных канистрах. В самом большом озере с очень подходящим названием «Океан» в этом году загадывают выловить тонн 60-70.

В Саратовской области начался сезон охоты. Озера «Агророса», заросшие по берегу камышом, полны уток. С самого раннего утра над озерами постоянно стреляют. Одиночными и часто из дробовиков. Стреляют в основном над так называемым «накопителем» – это озеро для сбора воды. «Накопитель» находится в муниципальной собственности, и охотничье хозяйство егеря Александра Михайловича Шаронова выдает разрешения на охоту именно там. Самое интересное, что по таким же разрешениям охотники бьют уток и над другими озерами, которые, вообще-то, в частной собственности.

Мы проехали за запертый на замок шлагбаум и остановились в окружении хмурых, успевших вымокнуть охранников рыболовецкого хозяйства. Утро было совсем ранним, и стреляли редко.

«Главное, смотрите, чтобы никто не постреливал у нас на территории. Сейчас «повара» пойдут рыбу кормить, постреляют же всех ни за что, по глупости», – это начальник охраны проводит инструктаж своим. «Будут показывать разрешение – у вас есть план границ нашей собственности», – добавляет он. Вообще-то, руководство хозяйства предупредило егеря, что каждое утро артель «поваров», кормящих рыбу в озерах, объезжает все хозяйство, подвергаясь опасности получить дробью в камышах. Но мужики здесь тертые, каждый сам или охотник, или рыбак, что такое азарт понимают, а потому больше надеются не на осторожность стреляющих, а на два трактора, которыми перекрыли дорогу на рукотворную дамбу с «накопителя». Тем более что среди охотников – глава администрации района Александр Скворцов, который, в общем-то, сам себе закон.

Через полчаса после нас за шлагбаум проехал трактор с командой «поваров». Трое парней нахохлились в прицепе среди мешков и ведер. Знаете, как кормят и выращивают рыбу, которую вы потом покупаете в огромных аквариумах в Крытом и на Третьей дачной? Три человека должны каждое утро раскидать в воде вдоль берега озер четыре тонны корма. Я медленно иду за трактором, который останавливается каждые двадцать-тридцать метров. Мужики спускаются из прицепа и, закашливаясь от трухи, разлетающейся над водой, разбрасывают корм. Через полчаса в этих местах вода закипит от лоснящихся спин и выпрыгивающих, блестящих даже в сумраке дождя карпов.

Ко мне подходит один из «поваров», пристально смотрит на фотоаппарат, в глаза и долго жмет руку, не отпуская. «Миша меня зовут», – представляется он. И тут же обреченной скороговоркой: «Четыре раза в Чечне был, воевал, а приходится этим заниматься… Эх…». Расспрашивает, куда я ездил писать и фотографировать. Рассказываю ему про Крымск. Он, не отводя глаз, говорит: «Зачем это тебе?». Не дожидаясь ответа, уходит. Потом будет долго сидеть и курить на берегу, пока его не начнут бранить «повара». Он о чем-то своем в это время думал, что жизнь не сложилась и что, кроме как пить, здесь заниматься особенно-то нечем.

Робинзон Крузо

В действительности работа в районе постепенно появляется. Немного, но есть. «Агророс» с его чуть ли не половиной пахотной земли в районе, «Племптицезавод» в Царевщине, который каждый год производит 11 миллионов племенного яйца. То есть не простого, а такого, из которого вылупляется, например, курица «Михайловской птицефабрики». Но молодежи до тридцати почти нет, та, что осталась, постепенно спивается. Катастрофа, присущая всем российским деревням. Балтай – не исключение. Оттого этот Миша сидит на берегу, смотрит в одну точку на воде и смолит одну за другой сигарету, не обращая внимания на дождь на лице и труху рыбьего корма, стелющуюся по берегу.

Вскоре трактор скорбно пропадает за поворотом к другому озеру. Я остаюсь с Вадимом – охранником на «Океане». Его вахта началась с утра и продлится сутки. Вагончик, около него – костерок. «Как Робинзон Крузо, здесь живу», – шутит он. Разделил со мной принесенный завтрак и без перерыва рассказывал о кладоискательстве. Это – распространенное здесь увлечение, идущее, видимо, с того времени, когда все пытались найти и продать металлолом. Металла теперь нет, ни единой проволоки, но владельцы металлоискателей бродят по заброшенным деревням и дорогам, выискивая старообрядческое литье и петровские рубли.

«Я недавно флорин нашел. Вот скажи, откуда здесь ему взяться?», – спрашивает он. Начинаем гадать и, перебивая сам себя, он рассказывает мне одновременно про рыбу, уток, нательные кресты и монеты. И все это время оглядывает берега и воду в бинокль. Другого оружия у него нет. «А если воровать начнут? Ловить по ночам?» – спрашиваю я. «Ну что мне с ними сделать, оружия у меня нет. Вызову подмогу. А вообще, у нас это редкость. После слива и так в реку попадает полно щуки. Нам не нужна, а местным – в радость половить», – отвечает он.

В это время стало слышно, как за камышами невидимкой кто-то ездит на квадроцикле и периодически постреливает. Это уже на территории хозяйства. Потом местные работники, знающие в лицо, кажется, все двенадцать с небольшим тысяч человек в районе, объяснят, что это Дима Панкратов – зять главы администрации Скворцова. Молодежь развлекается, а «повара» потом расскажут мне, как мимо них свистела дробь.

Автономно от государства

Становится тепло. Дождь периодически моросит, и воздух парит. Стрельба затихает, «повара» возвращаются с пустым прицепом, и мы едем в Балтай. По дороге расспрашиваю Андрея Геннадьевича, кто в районе активный, с кем интересно поговорить. Он местный, знает всех и каждого. Советует съездить в Садовку и прогуляться по окраинам Балтая. Усмехается. Потом, когда мы проехались в округе, стало понятно, почему. Почти по всем дорогам – огромные залежи мусора. Дурно пахнущие мусорки вперемежку с выкорчеванными пнями тополей буквально окружают Балтай.

Едем в Садовку, деревню недалеко от Балтая. Там мне нужно найти Николая Павловича Нешина – пламенного коммуниста, к которому отправляли все, как только речь заходила о малейшей гражданской активности. Найти его дом оказалось легко – по огромному красному флагу на коньке крыши. Нешин только из бани, распаренный, с колким взглядом, первым делом спросил: «А газета твоя чья и за кого?». «Мы, к счастью, можем писать то, что есть на самом деле, не едроссовская», – отвечаю я. «Значит не коммунистическая», – быстро делает он вывод. Рассказываю ему про Курмангали Мухамбетова из Маркса, как мы ему помогали в суде и после. Еще о том, как я на президентских выборах был членом комиссии с решающим голосом от КПРФ. Нешин оттаивает, садится перед домом, приглашает присесть и меня. Выборы – это для него понятно. Он тоже на последних был членом комиссии, после чего написал массу жалоб в прокуратуру, став в результате головной болью всей администрации.

Нешин перечислял хозяйства, которые развалились и оказались заброшенными в последние только годы. А я думал: вот человек, который ничего не боится, открывает ногой дверь в кабинет любого начальника. Чем он живет, почему он такой? Может, возраст, и уже ничего не страшно? Разгадка оказалась простой. Наговорившись, Нешин решил показать мне свое хозяйство. Тут выяснилось, что он живет практически автономно от государства, с которым его, кроме света и газа, ничего не связывает.

Не надеясь на пенсию, Николай Павлович организовал в гараже столярную мастерскую. «И много у вас клиентов?» – спрашиваю я. «Еле успеваю», – загорается он. «А куда им еще идти, если все колхозные мастерские разграблены, а автоколонны закрыты. Делать-то надо, а некому». В сарае – аппарат для изготовления тушенки, а за загоном – несколько поросят. Полив участка делается самостоятельно, насосом из реки. Становится понятно – человеку от государства, кроме мало-мальской законности, ничего не нужно. Он сам все для себя делает и чувствует себя вправе жить так, как считает нужным. Когда Нешин получил платежку за газ с десятитысячной суммой, направился сразу к районному прокурору. В результате – проверка, кого-то уволили, а Николай Павлович заплатил столько, сколько показал счетчик.

Увидев фотоаппарат, к нам стали подходить соседи. У каждого своя история. Фотографироваться боятся, а плачут искренне и не стесняясь. Надежда Александровна – из дома напротив. Забор упал, обновить некому. Плачет, постоянно причитая: «Ну, где правда? Нет ее, правды. Не стало». Муж, как водится, пьет, развелся – дом поделили. Половина – ему, а вторая – ей с двумя детьми и без средств к существованию. Делили по суду, и правды в этом Надежда Александровна не видит.

К ней присоединяется Мария Андреевна Татаринова. Тоже ничего и никого не боится. Сложно бояться в 87 лет. Видит одним глазом, дом почти развалился. От властей, куда она обратилась за помощью, чтобы обновить крышу, получила две тысячи рублей. Но жалуется не на это, переживает, что молодежи в селе не осталось, работы совсем немного и никому нет до этого дела. «Будут власти и дальше село грабить и разрушать – дойдем до кризиса, до уничтожения. Немцы – и те, ежели бы захватили в сорок первом, так бы не измывались над народом, как собственные власти». Я фотографирую соседок, они тут же перестают плакать, смущенно смеются и закрывают лица платком. Когда ухожу, слышу вслед: «Помогите нам. Никто не помогает, все нас бросили, ну хоть вы…».

Туалет – за рекой

Я уже знаю, куда ехать дальше. Напротив администрации, через дорогу есть многоквартирник – первый двухэтажный дом в Балтае, построенный в 1973 году. В нем нет канализации, а пять лет назад не было и воды. Люди бьются много лет, заваливая администрацию обращениями. Безответно. В прошлом году из межрайонного Роспотребнадзора в Базарном Карабулаке приезжал его руководитель Олег Аркадьевич Алиев. Осмотрел дом и запретил строить колодец канализации ближе, чем за двадцать метров. А через дорогу – администрация, колодец которой расположен не дальше пяти метров. Присоединиться к нему чиновники, кстати, тоже не разрешили. То есть люди на свои деньги, своими силами хотят сделать проект, оформить его и построить себе канализацию. Чтобы жить по-человечески. Но нельзя: чиновник запретил.

Во дворе дома меня встретил серьезный мужик, при мне выливший отходы в ближайшие кусты. По-другому тут никак – или в кусты напротив дома, или в протекающую через Балтай речку Алай. Речка загажена и пахнет хуже общественного туалета. Встретившийся оказался местным активистом, который как раз инициировал обращения в администрацию, – Сергей Горбунов. Он полицейский, а потому долго не решался фотографироваться и дать разрешение назвать его имя в газете. На разговор с ним вышли соседи. И снова – истории, жалобы. Спрашиваю: «Почему вы мне все это рассказываете? Администрация через дорогу». Усмехаются и, кажется, даже не думают, что в здании напротив можно получить помощь.

Жалуются, что туалет, который был совсем недалеко, перенесли за реку. Идти зимой, с детьми или старикам – это конечно издевательство. Из-за отсутствия канализации купаться трудно, а бани нет. Показывают мне разрушающийся кирпичный остов, больше похожий на дорогой особняк. Это несостоявшаяся общественная баня, которую строил еще Геворг Джлавян – экс-министр, председатель комитета по дорожно-транспортному строительству и эксплуатации дорог при правительстве Саратовской области, позже отсидевший четырехлетний срок за превышение полномочий, а попросту за воровство.

Вообще в Балтае время, кажется, разделилось на «до» и «после» ареста Джлавяна. Аффилированный Джлавяну «Партнербанк», через который он проводил незаконные сделки, разорился, и огромные его активы были разворованы за несколько месяцев, в результате без работы остались сотни людей. Вот и недостроенная общественная баня, как водораздел, стоит посередине Балтая, постепенно разрушаясь, заваленная мусором и никому не нужная. Символ села, красноречивее хряка на гербе района.

Уменьшайте потребности

Не зайти в администрацию я не мог. Оказалось (собственно, как и в любом районе), это совсем другая страна. Оптимистичная, радостная и беззаботная. За всех чиновников со мной пообщалась руководитель аппарата Наталья Владимировна Глазкова. Потом еще подошел главный редактор единственной балтайской газеты «Родная земля» Владимир Александрович Гарелкин.

Разговор получился странным и каким-то односторонним. Я спрашивал о проблемах, а мне говорили о том, что во всем нужно видеть хорошее и что власти все делают, чтобы люди жили в достатке. А если не хватает, то нужно уменьшать потребности. Главный инженер ООО «Спектр» Александр Иванович Ревин заверил меня, что ничего со злополучным домом без канализации сделать нельзя – не позволяют стандарты Роспотребнадзора. То есть они бы и рады, но нельзя – в доме ни подвала, ни расстояния до ямы. А то, что сейчас повсеместно используется система внешней канализации, например PRAGMА, в администрации никого не заботит. Кстати ООО «Спектр» – это бывшее муниципальное предприятие, контора, которая занимается ремонтом, вывозом мусора и строительством в Балтае. То есть тем, чего вовсе не заметно. А генеральный директор – глава района Александр Грунов.

Баню достраивать администрация не собирается. «Она потом себя не окупит. Представляете, какой это будет груз, если на балансе района повиснет», – заявляет мне Глазкова. «Была идея продать здание и покупатели были. Но понимаете… Там хотели открыть кафе, а ведь как-то нужно сохранять профиль, это же соцзаказ. Нужно банно-прачечное хозяйство тогда. А на это никто не идет. Не буду называть фамилий депутатов Государственной думы, обещавших построить баню, и все по-прежнему осталось», – доверительно добавляет Гарелкин.

Удивительное дело. Я задаю три конкретных вопроса о проблемах в районе и на каждый из них получаю одинаковый ответ: «Мы ничего делать не будем». Не будет в доме напротив канализации, потому что не будет администрация помогать ее строить. А если бы жители не сложились пять лет назад, не было бы и воды. Баню достраивать тоже не будут. Потому что нерентабельно. Легче подождать, пока разрушится еще немного, и продать по дешевке чьему-нибудь племяннику. И мусор никто убирать не собирается, потому что цена на строительство полигона для него каждый год варьируется на несколько миллионов по непонятным причинам, но ниже десяти не опускалась.

Не выдерживаю и спрашиваю: «Ну, хотя бы с многотысячными платежками за газ вы будете что-нибудь делать?». «Это не мы, это «Саратовоблгаз», – отшатывается от вопроса главный редактор Гарелкин. И добавляет: «А вообще, знаете, такие платежи приходят к тем, кто имеет деньги, но не платит. Счетчики часто такие прикручивают, врезки разные делают». Я вспоминаю Нешина и ухожу.

Государства просто нет

Наверное, я скажу крамольную вещь, но мне давно кажется, что не нужно бояться, что наше государство развалится, не выдержит экономического кризиса или национальных противоречий. Этого не нужно бояться, потому что государства уже нет.

Не может же быть, чтобы государством являлась система выстраивания клановой управленческой структуры, при которой привилегированная часть у бюджетной кормушки чувствует себя совершенно безнаказанно: охотится на частной территории, не исполняет ничего из того, за что люди, вообще-то, налоги платят. А в это же самое время люди самоорганизуются, чтобы не только выжить, но и противостоять этой системе – тому, что по какому-то недоразумению называется государством. Это случилось недавно в Крымске, а в прошлом году, когда горело подмосковье. В Балтае люди объединились и провели в свой дом воду. А Николай Павлович Нешин, не найдя с кем объединить усилия, попросту стал независим от государства. Видимо только так, оказавшись по другую сторону от власти, теперь можно выжить.