Перед грозой – затишье

Оценить
– Привет, слушай, что-то у нас совсем тихо.

– Привет, слушай, что-то у нас совсем тихо.

– Ничего себе «тихо». Только что скандал какой отгремел.

– Ты откровения Моисеева имеешь в виду?

– Да. Но на самом деле это были и не откровения вовсе, а просто очень хитрая задумка и вполне сознательный ход.

– То есть?

– То есть Юрий Михайлович специально вошел в доверие к оппозиционеру. Чтобы тот ему доверился и всех выдал.

– Не поняла.

– Перевожу. К Моисееву никакие санкции применяться не будут, потому что он уверил все заинтересованные стороны, что Путина очень даже любит, а «Единую Россию» – тем более. А запись на диктофоне – это попытка вызвать оппонента на откровенность.

– Ясно, то есть скандал вышел в свисток?

– Именно.

– А другой скандал, с выделением квартир?

– Там всё не так очевидно, но очень сложно. А потому процесс будет затяжным. И надо будет смотреть, кто первый помрет – ишак или падишах.

– Ясно, то есть тоже может всё обойтись. И меня это не огорчает. Что у нас с выборами?

– Всё пока на виду. Под ковром – практически ничего. За исключением того, что, как люди врут, коммунисты договорились с правительством о том, что им в думе отдадут два мандата.

– Не верю. Они без договоренностей больше возьмут, по спискам – однозначно. Конечно, в том случае, если откровенного мухлежа не будет. А скажи, наши патриархи Кузнецов и Семенец – они по спискам пойдут или по своим округам? А то я Кузнецова по телевизору видела, а в Ершове что-то перерезал.

– Говорят, Кузнецов нынче не в милости, потому будет работать в округе. А Семенцу дадут место в списке.

– И это замечательно. Николай Яковлевич пойдет на рекорд: депутат Саратовской областной думы всех имеющихся созывов.

– И побьет его. Еще, говорят, в июле начнутся праймериз, уже рассылаются разнарядки на предприятия с просьбой командировать партийную массовку.

– Тоже не удивительно. Что еще интересного?

– Говорят, ректора нашего меда Попкова сватали было на какой-то питерский медицинский вуз.

– Кто сватал?

– Смешной вопрос. Сватать, то есть вершить судьбы, у нас может только один человек. Так вот, там случился пролет. И Владимир Михайлович остается в родных стенах.

– Это хорошо или плохо?

– Не знаю. Мне – до лампочки. Каково Попкову – понятия не имею.

– Странно, получается, наш вершитель судеб не так всемогущ?

– Не богохульствуй. Еще люди врут, что Дмитрий Федорович как-то странно себя ведет.

– Начнем с того, что Аяцков никогда не был тривиальной личностью. Он – персона неординарная.

– Но не до такой же степени, что тобой начинают интересоваться разные органы.

– Это да. А что он натворил?

– Ты же знаешь, что в его ведение отдали здание бывшего военного училища?

– Ну да, где-то на Московской-Аткарской.

– Да. Он там ремонт затеял, велел перевести здание из федерального подчинения в областное.

– Погоди, не спеши. Как может директор филиала московского вуза такие распоряжения давать?

– Странный вопрос. Ты что, Дмитрия Федоровича не знаешь?

– Поняла. Может. Но это же чревато последствиями.

– А я с чего начала?

– Не придирайся. Что еще нового-веселого?

– Больше ничего. Только злопыхатели говорят, что Шинчук никак не может себе в министерство сотрудников набрать. Как-то народ не стремится под его начало, зная характер и пользуясь слухами о чрезмерном трудолюбии.

– Нашли чем пользоваться. Борис Леонидович – очень славный человек. Практически душка.