Олег Петров: Не все управляемы, как стадо баранов

Всероссийская кампания протеста автомобилистов против высоких цен на бензин набирает обороты. Количество городов – участников акций увеличивается. Примечательно, что организатором кампании выступает неформальный межрегиональный оргкомитет, созданный «снизу» – с помощью контактов в Интернете инициативными группами из разных городов. Интересно также, что главными инициаторами стали не столичные жители, а активисты из Ижевска. 19 ноября Саратов вошёл в число 30 российских городов, где прошли официально зарегистрированные акции. Мы пригласили на интервью её координатора Олега Петрова.
Первое, что он сделал, едва войдя в здание редакции, так это раздосадовал охранника, ответив на вопрос «Кто вы такой?» – «Человек. Гражданин России». Как выяснилось во время беседы, человек и гражданин России Олег Петров известен не только как инициатор проведения гражданских акций, но и как музыкант, старающийся донести до слушателей и какие-то тенденции субкультуры, и свои жизненные и гражданские взгляды.

– Олег, как получилось, что ты стал организатором акции протеста в Саратове? До этого момента интересовался политикой?

– Конечно, интересовался и политикой, и социальными вопросами. В этом случае нужно было поддержать всероссийскую акцию протеста против высоких цен на бензин, чтобы в ней участвовало как можно больше городов и людей.

– В начале сентября у нас в Саратове, насколько я помню, ещё не было регионального координатора?

– Всё правильно, хотя активная группа водителей уже была. Я к ним присоединился.

– До этого ты чем занимался – жил, работал, учился?..

– Да всё делал из перечисленного. Правда, из ПАГСа и СГУ меня отчислили в результате задолженностей. Я не могу совмещать работу и учёбу. И потом, мне не нравится, что за образование надо платить, даже если учишься на бюджете. Я не хочу этого делать, потому что образование должно быть бесплатным. По большому счёту я учился для себя, мне было интересно. Бумажки в виде дипломов мне не нужны. Многие окончившие вузы работают продавцами. Единственное, о чём я жалею, что после школы не поступил в какой-нибудь колледж, чтобы получить рабочую специальность. Родители хотели, чтобы я учился в вузе.

– А сейчас не хотят?

– Нет. Сейчас я самостоятельный человек.

– А когда тебя «торкнула» общественная, политическая деятельность? Люди-то в большинстве своём сидят перед телевизором, мусоля «информационную жвачку», которую им предлагают телеканалы…

– Давно. Правда, свою деятельность я никогда не считал политикой. Потому что политика – это наука управления государством. А я анархист и отрицаю существование государства в принципе.

– Что так?

– Если мы будем говорить об анархизме, мне придётся вам Кропоткина пересказать. Если коротко, я уверен: не должно быть власти человека над человеком, как не должно быть капитализма, рыночной экономики и частной собственности. Все должны быть равны. Взять хотя бы сегодняшнюю Грецию, где студентам принадлежат университеты на правах самоуправления…

– Греции до анархизма всё-таки далеко.

– Но анархисты в Греции имеют большую политическую силу.

– Ну, хорошо. И вот ты, свободолюбивый анархист, узнаёшь об акции протеста против бензинового беспредела в Интернете…

– Да, и решаю её поддержать. Потому что я поддерживаю любой социальный протест, если вижу в нём какой-то смысл. Почему нет? Я же ничего на это не затрачу, кроме своего свободного времени.

– В начале сентября я как раз общалась со знакомым водителем, который страшно возмущался ценами на бензин. Когда я ему сказала: мол, такая акция проходит по всей России, прими участие, он ответил, что пусть этим занимаются те, у кого работы нет.

– Неправильная жизненная позиция. Нужно находить свободное время, чтобы этим заниматься. Самое главное –не сидеть на месте, а всегда что-то делать. И очень важна солидарность. В том числе между различными движениями и общественными организациями.

– Вы призываете власть снизить цены на топливо примерно на 30 процентов, то есть цена на «девяносто второй бензин» и дизельное топливо не должна, по-вашему, превышать 18 рублей за литр, на «девяноста пятый» – 20. Это вы какие-то расчёты проводили?

– В резолюции представлены чёткие расчёты, убедительно доказывающие, что тридцать процентов составляют государственные пошлины. Снизив или отменив их, государство может предоставить больше свободы людям, занимающимся поставкой бензина. Но я бы вообще потребовал национализировать все нефтедобывающие предприятия и корпорации.

– Оргкомитет всероссийской акции протеста накануне последней акции грозил донести до многомиллионной армии российских автомобилистов, «за кого НЕ СЛЕДУЕТ голосовать на ближайших выборах», если власть не обеспечит реальное снижение цен на бензин.

– Мы донесли.

– Реакция есть?

– Нет никакой реакции. Бензин продолжает дорожать. Возможно, им и не нужны никакие голоса, судя по многочисленным нарушениям, которые фиксируются во время предвыборной кампании и прогнозируются на день выборов. Поэтому мы призываем голосовать против партии власти.

– Во многих регионах другие партии присоединяются к вашим акциям.

– Да, но мы сразу решили, что не будем приглашать к участию в акциях никакие партии. Во всяком случае с их символикой. Хотя если они придут, прогонять не будем. Писной, например, собирался поддержать нашу акцию, но не стал.

– Слышал историю о том, как в Новосибирске полиция задержала ездовых собак, которых использовала, присоединившись к акции автомобилистов, «Справедливая Россия»?

– Забавная история. Но так как я выступаю за защиту животных (и даже мяса не ем), то мне позиция СР не близка.

– То есть ты против того, чтобы к вам присоединялись не только политические партии, но и животные?

– Да. Я вообще против использования животных для чего-либо.

– Но привлечение политиков с их электоратом может сделать ваши акции более массовыми…

– Я так не считаю. Какой у них электорат? Я не вижу у современных политиков никаких жизненных идеалов. Только деньги.

– Между тем минфин планирует повышение акцизов на топливо с лета следующего года. Стало быть, после выборов цены на бензин снова вырастут. То есть речи не идёт даже о замораживании цен на бензин, они будут расти. Что вы планируете делать дальше?

– Будем продолжать проводить акции, митинги, автопробеги.

– Твой запал и запал твоих единомышленников не пропадает оттого, что всё бессмысленно, что на ваши действия власть не реагирует?

– Мне важна не реакция властей, а реакция людей. Чтобы они наконец поняли, что не все согласны с политикой власти, не все управляемы, как стадо баранов. Что есть люди, которые могут реально выразить свой протест. Я верю в то, что таким образом можно решить проблемы. В том числе социальные.

– Ну, допустим, власть говорит: о’кей, нате вам бензин по 18 рублей. Всё, ваша деятельность закончилась?

– Лично я никогда, полагаю, не поставлю точку. Я обрадуюсь, конечно, если цены на бензин снизятся, посчитав это маленькой победой. Но буду продолжать бороться за то, чтобы людям вернули их элементарные права. У нас слишком много проблем, чтобы снижение цен на бензин смогло их решить.

– Сегодня активно обсуждается вопрос воздействия Интернета на рост гражданской активности населения. Однако главный упрёк блогосфере в том, что она пошумела-пошумела и забыла. Вы, например, собирались на акцию через Интернет. И действительно ли будущее гражданского общества за Интернетом?

– В этом есть доля правды. Интернет может повлиять на рост активности, особенно если этим серьёзно заниматься. И мне кажутся вполне реальными прогнозы, что люди выйдут из Интернета на улицу. Но массовости, конечно, сложно добиться. У меня в принципе нет цели приглашать людей на акции только через Интернет. Я могу и листовки клеить на подъездах. В 2008-м году, например, мы проводили акцию по снижению роста цен на тарифы. Собралось больше 200 человек. И в Интернете особой рекламы не было.

– Что может людей зацепить по-настоящему?

– Наши люди будут терпеть до последнего, пока их не оберут до нитки. Это их может зацепить. А пока активность маленькая. Раньше люди, занимающиеся защитой прав в сфере ЖКХ, приходили на акции зоозащитников и наоборот. А теперь не ходят. Хотя всегда надо помнить, что миллионы людей продолжают сталкиваться с несправедливостью.

– То есть если сами активисты не ходят на акции друг друга, что говорить об остальном населении? Тебя это не останавливает? Не появляется желания забить на всё?

– Появляется. Но я понимаю, что у меня не получится. Не из того я теста, хотя многие спрашивают: зачем это тебе, у тебя же ребёнок…

– Да и сам, в общем-то, молодой. Есть же совершенно чудовищные примеры судьбы активистов – скажем, пример Бекетова, ставшего инвалидом…

– Такое пугает, конечно. Но если все остановятся, жизнь лучше не будет. Многих социально активных людей останавливает страх, что выгонят из вуза, с работы, что возьмут на контроль правоохранительные органы. То есть люди боятся давления. Что-то и меня напрягает. Но не могу терпеть. Приходится выходить на улицу.

– Такие известные общественные деятели, как Чирикова, Навальный, Шкуматов (движение «Синие ведёрки»), говорят о том, что заниматься тем, чем они занимаются, их заставили не высокие цели, а личные мотивы. Например, Чирикова сказала, что она раньше совершенно не разбиралась в политике и думала, что ЕР – это экологическая партия, потому что у неё на эмблеме медведь нарисован. И вот после того, как Чирикова чуть не попала под бульдозер, когда шли бои за Химкинский лес, она вдруг поняла, что точно так же, как этот лес, у неё могут отобрать бизнес, детей… Твои мотивы каковы?

– Скорее всего, тоже личные. Мне не нравится, например, что детское пособие на ребёнка – 50 рублей. Меня не устраивает ни моя жизнь, ни жизнь моей семьи, близких. Я вижу, что люди мы бесправные. Меня многое задевает, начиная с того, что я не люблю фашистов, заканчивая тем, как правит государство. Кроме того, я занимаюсь музыкой, где демонстрирую свои взгляды. У меня есть панк-группа «Facecontrol» и хип-хоп проект «Городской медведь», который я называю радикальным рэпом. Есть у нас песня, например, «Я не пойду на выборы», послушайте. То есть мне хочется донести и какие-то субкультурные тенденции, и жизненные взгляды.

– Кто-то сказал: кто не был в юности революционером – лишён сердца, кто не стал в зрелом возрасте консерватором – лишён ума. Ты можешь представить себя лет через десять-двадцать эдаким спокойным бюргером?

– Честно говоря, нет. Я везде нахожу несправедливость. В поликлинике, когда веду ребёнка на приём, в магазине, когда покупаю водку…

– То есть, например, ты покупаешь водку после 12. А потом сообщаешь продавщице, что она нарушили закон?

– Такого пока не было (со смехом). Но примеров много, когда можно сообщить, что обратишься в комитет защиты прав потребителей.

– Это такая сознательная позиция, обострённое чувство справедливости или, может, психологическое отклонение?

– Возможно. Родители мне недавно рассказали, что в начальной школе я отказался что-либо делать на уроке (я сам этого не помню) и стоял с листком, на котором было написано: «Забастовка». То есть, видимо, я с детства такой.

– Веришь, что перемены случатся?

– Верю. Я оптимист. Может быть, дети наши добьются перемен. Я сторонник того, что нужно желать на том месте, где ты находишься, максимальное из того, на что ты способен.