Дмитрий Быков: Главное – не голосовать за «Единую Россию», а там посмотрим

Известный писатель, публицист и поэт Дмитрий Быков провёл в нашем городе несколько творческих встреч. Будучи в Саратове в то время, когда в Москве началась «битва под Прохоровым», Быков очень сожалел, что не может находиться в центре событий. Но всё же радовался тому, что гостит у своих друзей в Саратове. Он искупался в Волге, после чего сообщил, что вода тёплая. Теплее той морской, в которой ему недавно удалось поплавать у берегов Крыма.

– Дмитрий Львович, вам жалко, что «Правое дело» во главе с Прохоровым схлопнулось?

– Оно не схлопнулось, а разделилось. Сейчас всё в России идёт по тандемной схеме. Всего по два. И я писал уже в «Новой газете» о том, что один остался непарный орган, а всё остальное уже раздвоилось. И это очень хорошо, а то бы я всё время мучился, какой из них мне бы употребить.

Я горячий противник тех людей, которые оказались в этом рейдерски захватившем «Правое дело» странном отряде в Центре международной торговли. Но то, что Владислав Викторович Сурков кинул в бой свои резервы в лице Сергея Минаева, Владимира Соловьёва, других, мягко говоря, неприятных персонажей, – это значит, что он раскрылся, подставился, признал фактически прямую связь между всей этой публикой и управлением администрации президента. Они вышли в бой, они, к сожалению или к счастью, уж не знаю, открыли забрала. И в это открытое забрало, видимо, получат по полной программе давно накопившийся протест.

– Как вы думаете, получится у Прохорова организовать новую партию?

– По факту уже получилось, насколько я знаю. Они в Академии наук собирались, что довольно знаково. Безусловно, люди, которым не нравится нынешний вид «Правого дела», оттуда побегут. А побегут стадами, просто потому, что им стыдно. И у меня как раз очень оптимистические настроения насчёт этого нового прохоровского движения. Оно будет радикализироваться, возможно, в нём командные высоты получит Ройзман. Ройзман – фигура неоднозначная, но перспективная. Мне нравятся его стихи и симпатичны его исторические труды – и на этой почве мы дружим. А там, как знать, может, мы в чём-то сойдёмся и больше. Я не говорю, что я вступлю в это движение, но поддерживать я его буду всемерно.

– Когда вы выступали в Саратовском экономическом университете, то говорили: пусть политики живут своей жизнью, а мы, граждане, будем жить своей. После этого вы вступили в движение «Голосуй против всех», у вас появился цикл «Гражданин поэт». Что изменилось?

– Я не говорил, что пусть они, политики, я говорил, пусть она, власть, живёт своей жизнью. Политики как раз должны, как мне кажется, быть с народом, а не с властью. Власть – это как раз те люди, которые исключили политику в современной России. Вот против этого наконец постепенно реальные политики начинают восставать. Впервые мы получили ситуацию, когда администрация президента стала объектом довольно масштабной критики со стороны довольно высокопоставленных, во всяком случае влиятельных, людей.

Я действительно считаю, что власть должна оказаться в положении Британии, которая потеряла Индию. Индия для этого должна найти своих Махатм Ганди и постепенно отделиться от Кремля и Рублёвки. Для того чтобы это произошло, я и пытаюсь, собственно, заниматься «Гражданином поэтом», который усиливает нашу независимость от наиболее неприятных тенденций во власти.

Что касается движения «Голосуй против всех», то его цель – вернуть конституционно обусловленную графу «против всех». Никаких других задач мы не ставим. У нас, у тех, кто составляет это движение, нет сегодня политической силы, с которой мы могли бы себя идентифицировать. Нам бы хотелось иметь возможность протестного голосования. Причём возможность легальную, заложенную в Конституции. Вот и всё, собственно.

– Противники возвращения этой графы в бюллетени приводят в пример Европу, где давно уже ушли от подобной практики.

– Ну, почему-то им Европа в одних вещах указ, а в других не указ. В Европе давно уже есть независимый суд, у нас же его нет. В Европе есть реально гарантированные права человека, у нас их нет. Давайте мы не будем равняться на Европу, к тому же в Европе, видите, сколько ужасных вещей происходит. В Италии коррупция, в Англии погромы в магазинах, во Франции ракалии поджигают автомобили. Неужели мы хотим, чтобы у нас было как в Европе? Нет, конечно. Мы должны быть лучше Европы, показывать ей пример.

– В заявлении движения «Голосуй против всех» написано: «По закону, если число проголосовавших «против всех» превысит 40 процентов, выборы должны быть признаны несостоявшимися». С чего такая уверенность? У нас ведь нет строки «против всех» в бюллетенях, нет и порога явки.

– Я совершенно не знаю, почему такая уверенность. Это же не я написал.

– Ну, вы же подписали это обращение.

– Я подписал это обращение, но я не его автор. Я отвечаю за символику. Я отвечаю за креативную часть, я отвечаю за поросёнка (поросёнок Нах-Нах – символ движения. – Прим. ред.). Я считаю, что, чем больше будет таких движений, тем больше у нас будет людей, продемонстрировавших своё неравнодушие, готовность не играть по навязанным правилам. Вот и всё. А действительно ли для кого-то 40 процентов испорченных бюллетеней будут сигналом отмены выборов, у нас гарантий нет никаких. Вот как захотят провести выборы, так и проведут. Мы здесь ничего абсолютно не можем гарантировать, мы просто думаем, что максимум людей, пришедших с этим протестным голосованием, заставят власть по крайней мере задуматься, что она что-то делает не так.

– А если бы не было движения «Голосуй против всех», вы бы поддержали схему Навального?

– Я ни при каких обстоятельствах не хочу голосовать ни за ЛДПР, ни за Зюганова. А больше там голосовать не за кого.

– А «Яблоко»?

– И за «Яблоко» я голосовать не очень хочу. Хотя мне лично очень симпатичен Григорий Алексеевич (Явлинский. – Прим. ред.). Я в хороших отношениях с ним. Я уважаю Навального, но у каждого свои способы протестного голосования. Навальный хочет так. Я хочу иначе. Это вовсе не значит, что мы не можем сотрудничать с Навальным по каким-то другим вещам. Мы, например, очень хотим вместе с ним добиться разоблачения грязных дел нынешних политиков.

– Вы в Саратове уже в седьмой или восьмой раз…

– Даже как бы не девятый. Уже сбился со счёту, но много раз я здесь был.

– Что изменилось за это время?

– Изменилось количество людей, с которыми я могу общаться. Их стало больше.Изменилось количество площадок. Раньше я приезжал на одну, сейчас их у меня три. Я очень люблю саратовскую публику. Был невероятно интересный разговор в театре и очень живая реакция аудитории. Вообще приятно читать людям, которые считывают все смыслы, понимают, о чём идёт речь. Это очень такое сладостное ощущение, потому что в Москве я чаще всего читаю в вату. Московская публика как-то деградирует очень быстро. А в Саратове у людей, видимо, меньше отвлечений от культуры и они поэтому живут ею более непосредственно.

– Вы недавно написали в «Профиле», что в России «всё мешает человеку стать человеком – и всё склоняет превратиться в невнятный полуфабрикат, готовый терпеть такое же невнятное начальство». А возможно в ближайшее время появление внятных людей и внятных руководителей? И что для этого должно произойти?

– По моим ощущениям, люди выковываются, как правило, наиболее адекватно в результате двух действительно важных процессов. Первый процесс – это общественная дискуссия, которая сейчас, в общем, начинается или во всяком случае становится возможной. Ну, просто потому, что беда отрицательных героев – они не умеют вовремя остановиться. Они сейчас пережали и сломали.

К сожалению или к счастью, опять же в России сейчас появляется всё больше людей, которым, во-первых, небезразлично будущее и которые, во-вторых, начинают определяться. Они понимают, что отсидеться в своих клерковских местах, на своих должностях у них не получится. Средний класс начинает поднимать голову. Среднему классу обидно, что все его действия регламентированы.

Меня всегда смущало, что этот средний класс так политически покорен, что он за свою возможность по субботам ездить в «Ашан», а в отпуск – в Турцию готов сдать всё и вся. А сейчас оказалось, что это не так. Больше становится в Интернете политических площадок, затеваются дискуссионные клубы. Люди, которые доселе были замечены только в конформизме, уходят в оппозицию. Пожалуйста, вам Прохоров, пожалуйста, вам Любимов, даже Алла Пугачёва подала голос. Это всё о чём-то да говорит.

Второе обстоятельство, которое выковывает оппозицию, на мой взгляд, – это дети. Тревога за судьбу детей. Всех детей отправить за границу невозможно, а образование в России в катастрофическом состоянии. Вот то, что в России наконец началась массовая забота о судьбе образования, – это тоже, как ни странно, форма социального протеста. Людям надоело, что страну сливают. А её сливают, безусловно. И вот это, мне представляется, очень важный процесс.

То, что форум Канделаки (национальный образовательный форум «Умная школа», проходивший в августе в Москве. – Прим. ред.), казалось бы, изначально очень проправительственный, неожиданно оказался по сути дела съездом оппозиционных учителей, то, что ещё один оппозиционный съезд учителей и директоров планируется на конец сентября в Москве, то, что люди, от которых зависит образование, подняли голову, – это очень существенно. Они тоже всегда были очень конформные, очень боялись, что их лишат последнего финансирования. А сегодня я был в нескольких новых университетах в Петербурге, и там тоже идёт довольно бурное брожение. Всем не нравится ситуация. И через образование социальный взрыв придёт с гораздо большей вероятностью, чем через нищету. Вот обнищания масс, может быть, не будет, а интеллектуальное обнищание уже происходит.

– А в Саратове, наоборот, учителя и директора школ вступают в «Единую Россию».

– Во-первых, уверен, что не все. Во-вторых, я абсолютно убеждён, что как раз у вас в Саратове, судя по людям, с которыми я говорил, протестное движение зреет даже быстрее, чем в Москве. У вас сейчас происходит эта история с солдатом-рабом, которая вызвала массу интереса. И ситуация настолько абсурдна… Знаете, вот в чём дело – власть, и это особенно видно в провинции, действительно не может остановить процесса вот этого тотального захвата командных высот. Она если уж начала есть, её от стола не отгонишь.

– Вопрос, который вы в интервью Чубайсу задавали: «Валить из страны пора?»

– Ну, он сказал, что, конечно, нет. А я ещё добавлю: Чубайс хоть что-то умеет, кроме владения языком. А моя среда работы – это только язык. Поэтому я уеду из России, когда точно буду знать, что у меня нет альтернативы. Я очень не хочу уезжать. И мне это совершенно не нужно, наоборот – куда уезжать, когда сейчас так интересно. Я надеюсь, что мы обойдёмся без социального взрыва, а чтобы мы без него обошлись, надо мало-помалу уже сейчас начинать немножко меняться, чтобы не обвалиться. И я надеюсь в этом движении посильно поучаствовать.

– Накануне выборов появляется много советчиков. Одни призывают прийти на выборы и испортить бюллетени, другие говорят о том, что нужно голосовать за любую партию, кроме партии «жуликов и воров». Другие призывают на выборы не ходить вовсе. Главный вопрос – как будут считать. А вот тут у партии власти всё в порядке: директора школ, учителя, председатели и секретари участковых комиссий – почти все они имеют какое-то отношение к «Единой России». В итоге что ходи, что не ходи на выборы, ситуация складывается патовая.

– Понимаете, мы же устраиваем все эти вещи не для того, чтобы спасать Россию, или не для того, чтобы «Единой России» как-то подгадить. Мы заботимся о сохранении собственной души. Эта выборная кампания идёт по принципу «не догоню, так согреюсь». Вот и давайте согреемся каждый по-своему. Одного греет водка, другого – физзарядка, а третьего – тулуп. Нет универсального способа разогрева. Вот так и здесь, мне кажется. Каждый согревается по-своему. Главное – не голосовать за «Единую Россию», а там посмотрим. Чем больше будет в России самостоятельно мыслящих людей, тем очевиднее перспективы, что рано или поздно они в чём-то согласятся. Так что всё хорошо.