Шпаргалки на все времена
Сколько опять скандалов вокруг этого Единого государственного экзамена!
В Пятигорске задержали сотрудницу управления образования, которая «незаконно вскрыла пакет с документацией, сняла копии и раздала директорам школ Пятигорска, а они в свою очередь должны были раздать копии ученикам». Сообщается, что это было сделано «для создания видимости высокого уровня знаний учеников».
В Новохопёрском районе Воронежской области из класса выносились копии экзаменационных листов по математике, чтобы учителя могли на них квалифицированно ответить и помочь своим ученикам – видимо, всё для того же «создания видимости высокого уровня знаний».
В разных школах разных городов выпускники пытались пользоваться Интернетом с помощью мобильных телефонов.
А в столице уличили группу (хорошо, что ещё не назвали организованной преступной группировкой!) студентов физтеха в том, что они решали экзаменационные задачи за выпускников школ…
Здравое мнение по поводу подобных случаев высказал вице-президент Российской академии образования Виктор Болотов в интервью РИА «Новости»:
«Ничего нового в этом году не было. Ещё в советские времена были попытки подмены при сдаче вступительных экзаменов, и в рамках ЕГЭ были такие попытки. Тот скандал, который был со студентами из МФТИ, это коррупционный скандал, когда дети, родители, организаторы вступили в преступный сговор и наняли студентов. Это чисто преступный сговор. Это дело УБЭП, как это и произошло, но такие преступления были, есть и, к сожалению, будут, ЕГЭ это или просто вступительный экзамен в университет».
С треском распечатанный конверт
С преступным сговором, с корыстным интересом (если всё это имело место) пусть, конечно, разбираются «соответствующие органы».
А мы давайте для начала попытаемся успокоить тех, кто впадает в истерику от одной только мысли, что кто-то где-то за кого-то сдаёт выпускные экзамены. Как будто сами они этим никогда не грешили… (А если и правда не грешили, остаётся только посочувствовать им.)
Вот как это делалось, например, без одного года столетие назад в Первой киевской гимназии. При всей официальности тогдашней церемонии («на экзамены полагалось приходить в мундирах»), школьные или, если угодно, гимназические уловки были отработаны до тонкостей уже тогда:
«Мы условились, кто из нас должен помочь писать сочинения некоторым гимназисткам Мариинской женской гимназии... письменный экзамен по русской словесности они держали вместе с нами… Мне поручили помочь гимназистке Богушевич. Я её не знал и никогда не видел…
Директор с треском распечатал плотный конверт, вынул из него бумагу с темой сочинения, присланной из учебного округа, взял мел и тщательно написал на доске: «Истинное просвещение соединяет нравственное развитие с умственным».
Тревожный гул прошёл по залу – тема была гробовая.
Мне нельзя было терять времени. Я тотчас начал писать конспект сочинения для Богушевич на узкой полоске бумаги».
Дальше всё было просто. Гимназист, идя в курительную комнату (что разрешалось), свернул написанный им конспект в трубочку и засунул его в мундштук папиросы, а следующий курильщик достал шпаргалку и, вернувшись в зал, ловко бросил её на стол гимназистки, проходя мимо.
«По тому, как одна из гимназисток начала судорожно писать, я понял, что дело сделано и Богушевич спасена».
Выпускник Первой киевской гимназии 1912 года Константин Паустовский. «Повесть о жизни». Книга первая «Далёкие годы».
«Лисы Аляски» у Чернышевского
Сорок с лишним лет назад всё было не намного сложнее, чем в Первой киевской, но, пожалуй, попроще, чем сейчас. Тесты наподобие ЕГЭ не применялись, но так ли уж велика разница между ними и обычными письменными экзаменами? А способы «спецподготовки» отличались от нынешних разве что техническим уровнем – то есть полным отсутствием Интернета, мобильной связи и прочих прелестей цивилизации. Но изобретательность человеческая была всегда наготове.
Первым выпускным экзаменом у нас, дестиклассников 1968 года, было сочинение. Темы для творчества задавались «сверху», но до поры хранились в страшной тайне. Когда в день экзамена пришедший в школу представитель районо – районного отдела народного образования – взялся за большой конверт, в котором таились эти темы, чтобы «с треском» этот конверт распечатать, два выпускных класса затаили дыхание… но не слишком – скорее, сделали вид, что затаили. Представитель понимающе оглядел нас и, выдержав приличную паузу, сказал, усмехаясь: «Да не волнуйтесь вы! Темы те самые, которые вчера были у Чернышевского».
А накануне вечером «у Чернышевского», то есть перед входом в «Липки», происходило традиционное ежегодное столпотворение под девизом: «Кто знает темы сочинений?»
Любопытные прохожие, поняв, в чём дело, крутили пальцем у виска: что толку, если даже вы и узнаете сейчас эти темы? До экзамена-то осталась всего одна ночь, подготовиться всё равно не успеете! Но выпускникам было не до таких мелочных расчётов, и толпа их только густела по мере того, как темнело вечернее июньское небо.
То и дело прибывали нарочные от каких-то никому не известных персон, которые «знают точно», но приносимые сведения настолько расходились друг с другом, что верить им было бы самоубийственно.
Наконец, уже совсем в сумерках, стреляя выхлопом, подлетела «Ява» с двумя мотоциклистами в кожаных куртках и шлемах как из фильма «Лисы Аляски» (тогда был очень популярен этот снятый в ГДР фильм о подразделении американских ВВС, где лётчики рисовали на шлемах лисьи морды).
Эти двое назвали темы, до того ещё не звучавшие у Чернышевского, и толпа почему-то сразу им поверила – может быть, потому, что они были солидно спокойны и уверены в своих источниках информации. Все стали быстро расходиться – времени до экзамена оставалось уже совсем чуть-чуть.
Наутро, когда конверт из районо был наконец с треском вскрыт… Много лет прошло, и уже не вспомнить, что там были за темы. Но не забылось, что они были «те самые, что вчера у Чернышевского».
Математические «письма счастья»
Вторым экзаменом летом 68-го года была письменная математика. Перед экзаменом по расписанию полагалась консультация. Учительница готова была ответить на любые наши вопросы и помочь решить любые задачи, которые мы только могли найти. А найти мы могли многое – класс был серьёзный, чуть ли не половина посещали математическую школу при мехмате СГУ, и все имеющиеся в продаже задачники, в том числе «для поступающих в вузы», были добыты и изучены. Но в этот день кто-то из нас где-то добыл задачи, оказавшиеся сюрпризом для нашей математички.
Мы постарались наплести ей с три короба: дескать, эти задачи решали на выпускном экзамене года три назад где-то в Ленинграде, или в Калининграде, а может быть, и во Владивостоке. А попали они к нам случайно, от каких-то чьих-то знакомых, или от знакомых этих знакомых, через третьи-четвёртые руки… В общем, что-то наподобие пресловутых «писем счастья».
Учительница согласно кивала: дескать, чего только не бывает на белом свете, может быть, во Владивостоке такие задачи и решали. По глазам её было видно, что она не верит ни одному нашему слову, но, несомненно, понимает: эти задачи возникли в её классе накануне экзамена неспроста.
В общем, консультация затянулась: ведь надо было не только решить все задачи с вариантами, но и втолковать каждому все тонкости решений. И постараться всё это запомнить без пробелов. Интересные задачи были, между прочим, переданы на такую же консультацию параллельному классу – может быть, им тоже пригодятся.
Наутро учителя наши и бровью не повели, когда из распечатанного с треском конверта явились на свет те самые задачи «трёхлетней давности, не то из Калининграда, не то…». Но своё дело эти «письма счастья» сделали: из двух классов только один умудрился получить «трояк». Как он сумел это сделать после такой подготовки, осталось загадкой.
Холодно? Нет, как раз «горячо»!
После того как наше поколение покинуло школу, много лет прошло. Всё течёт, всё совершенствуется. Традиционная экзаменационная нервотрёпка новых выпускников и новые изобретения начальников народного образования вызвали к жизни новые ухищрения.
На смену «письмам счастья», то есть, виноват, запечатанным конвертам пришли так называемые лототроны. Прозрачный барабан крутился, шары внутри него, постукивая, перемешивались на виду у всего класса, приготовившегося к экзамену. А внутри каждого шара – номера экзаменационных заданий, хранившиеся до того в страшной тайне. И неизвестно ещё, какой из шаров достанут из барабана… Вот наконец лототрон останавливается, учитель (или представитель районо?) – «на глазах у изумлённой публики», зажмурившись для пущей важности – достаёт первый попавшийся шар, развинчивает его и… Всеобщий вздох облегчения! Да, темы опять те самые, «которые вчера у Чернышевского».
Но каким образом он сумел вытащить именно этот единственно нужный шар? Ведь шары все такие одинаковые, и нет на них никаких ни знаков, ни пометок. Мистика!
Всё оказалось очень просто. Перед тем как загрузить все шары в лототрон, подержите тот, единственный, полчаса в холодильнике. И вы мигом найдёте его в барабане даже с закрытыми глазами, на ощупь. Только надо провести всю процедуру «розыгрыша» быстро, чтобы шар не успел согреться.
Вообще, тема технических ухищрений при сдаче экзаменов была блестяще раскрыта ещё в 1965 году в фильме Леонида Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Студент Дуб в блестящем исполнении Виктора Павлова с его знаменитым «Экзамен для меня всегда праздник, профессор!» и рацией, замаскированной под повязку на ухе, в которое «стреляет», предвосхитил на несколько десятилетий нынешних экзаменующихся с мобильными сверхтонкими телефонами, которые и маскировать-то нет особой нужды.
Правда, найдётся и на них свой приём, как у профессора, который, настроившись на волну студента Дуба, взял да и включил глушилку: «Профессор, конечно, лопух, но аппаратура при нём! При нём!»
Криминальные таланты – то же шило в мешке
Подытоживая это ретроспективное размышление, остаётся сказать в своё оправдание – и если не всего нашего поколения, то нашего выпуска 1968 года, – что ни о какой плате за информацию «у Чернышевского» с нас никто не спрашивал, и никто её никому не предлагал. Не знаю, возможно, что-то где-то и было. Но, как говорилось ещё в одном гайдаевском фильме, «не в нашем районе».
А ещё можно добавить, что эти ухищрения на грани жульничества не привели нас в ряды преступного мира и не помешали, для начала, стать неплохими студентами. Хотя какие-то криминальные наклонности в нас, видимо, всё-таки были. Иначе почему мы, учась в университете, пользовались целой индустрией шпаргалок, которую унаследовали у старших и сами постоянно совершенствовали?
Но об этом – как-нибудь в другой раз.
