Читая Гиляровского

Оценить
Сначала мысли написать об этом не было. Просто перечитывая «Москву газетную», дивился многочисленным совпадениям и аллюзиям. Конечно, можно говорить о том, что классика на то и классика, чтобы жить вне времени. Но, может, жизнь наша не так сильно изм

Сначала мысли написать об этом не было. Просто перечитывая «Москву газетную», дивился многочисленным совпадениям и аллюзиям. Конечно, можно говорить о том, что классика на то и классика, чтобы жить вне времени. Но, может, жизнь наша не так сильно изменилась с конца девятнадцатого века? Не по внешним признакам, понятно, а по внутренней сути.

Стало заметно, что классика стала как-то ближе к современной жизни. Нет, я не о курьёзной попытке использовать слова Льва Толстого в наглядной агитации ЕР. И не о Михаиле Евграфовиче Салтыкове-Щедрине, который навсегда останется летописцем современной жизни. Современной нам, а не ему. Ну скажите, «устав о нестеснении градоначальников законами» – это не о нас и не о сейчас?

Или вот история двухнедельной давности. Московские чиновники с рвением великим убрали растяжки с рекламой газеты «Московские новости». Что же так уязвило московских столоначальников? Всё те же – классики. На растяжках были помещены цитаты из русских классиков. Конечно же, из Салтыкова-Щедрина (вот зловредный старик!): «Есть легионы сорванцов, у которых на языке "государство", а в мыслях – пирог с казённой начинкою». Компанию ему составил Пётр Чаадаев – не зря, видно, его приказали считать сумасшедшим: «Слава Богу, я всегда любил своё отечество в его интересах, а не в своих собственных». Ещё вроде незамеченный в экстремизме поэт Фёдор Тютчев: «Русская история до Петра Великого – одна панихида, а после Петра Великого – одно уголовное дело».

Одно слово – классики, и потому бессмертны.

Владимир Гиляровский к классикам отечественной словесности не приписан, но писатель был очень наблюдательный. Вот он пишет о реформе органов МВД, которая имела место в восьмидесятых годах позапрошлого века:

«Квартальных переименовали в участковые пристава и дали им вместо серых мундиров со жгутиками чуть ли не гвардейскую форму с расшитыми серебряными воротниками и серебряными погонами с оранжевыми просветами.

Пузатые небритые квартальные надели почти что гвардейские мундиры и только некоторые из молодых побрились и стали лихо закручивать усы».

В другом очерке Гиляровский приводит четверостишие поэта сатирика Дмитрия Минаева:

«Мы все надеждой занеслись –

Вот-вот пойдут у нас реформы.

И что же? Только дождались

Городовые новой формы».

Что, разве опять не о нас, не о нашей реформе? Только тогда меняли форму, сейчас сменить форму не хватает средств, ограничились названием.

Или вот история о князе Владимире Долгорукове. Это был как бы тогдашний Лужков. Только правил дольше – двадцать шесть лет. И служил при тогдашнем градоначальнике чиновник секретной канцелярии Павел Хотинский. По совместительству ещё и отвечал за пиар князя. Вот как об этом пишет Гиляровский.

«…Когда В. А. Долгоруков ездил по ближайшим городам, то Хотинский из каждого города телеграфировал во все газеты о торжественных встречах, устраиваемых «хозяину столицы». Насколько эти встречи были торжественны, я лично не видал, но в газетах описания были удивительные. Однажды во всех московских газетах появляется большая телеграмма из Тулы о торжественной встрече. Тут и «ура», и народ «шпалерами», и «шапки вверх». Во всех газетах совершенно одинаково, а в «Русских ведомостях» оказывается напечатанной лишняя строка: «О чём по приказанию его сиятельства имею честь вам сообщить. Хотинский».

Почему-то кажется, что такая строка (на телевидении – титр) должна завершать многие современные передачи или статьи. На худой конец можно писать: «Согласно смете».

Закончить эти заметки можно пессимистически словами уже современного классика: «Сегодня тот же день, что был вчера». Можно даже вместо «день» написать «век».