Отзеркаленный Новый Свет
Когда вечером мне позвонила заведующая отделом публикаций областного госархива Наталья Самохвалова и пригласила на открытие выставки Шехтеля в областную библиотеку, я немного опешила. Потому что Наталья хорошо про меня думала, не объяснив, как Шехтель связан с Саратовом.
О том, что Франц (Фёдор) Шехтель – великий архитектор, я знала, в общем-то, случайно. Он придумал мой любимый белый дом с белыми башнями на берегу Чёрного моря в колдовском местечке под названием Новый Свет. Тогда оно называлось Парадиз. И принадлежало главному российскому виноделу князю Льву Голицыну. Башни превращают дом в средневековый замок. При этом невозможно представить рядом с ними никаких стражников. Это сказочный средневековый замок. Таким же сказочным получился у Шехтеля и Ярославский вокзал. Двух этих шедевров мне было достаточно для того, чтобы навсегда отпечатать в мозгу фамилию гения. И забыть о нём. Но после приглашения архивистов всю ночь промучилась своим невежеством.
Бедный родственник
На выставке в областной библиотеке всё для меня прояснилось. Архитектор с мировой славой Фёдор (Франц) Шехтель оказался родом из Саратовской губернии. Вернее, он сам родился в Петербурге. Но род его по отцовской линии – наш, саратовский, начиная с 18 века. И род жены Фёдора Шехтеля – Жегиной – тоже здешний. Отец Натальи Жегиной – Тимофей Ефимович – был саратовским богачом. И мужем двоюродной сестры будущего архитектора. Все эти связи зафиксированы в документах саратовского архива. Из архивных же документов следует, что маленького Франца вместе с четырьмя другими детьми родители привезли в город детства отца из Петербурга не от хорошей жизни. На первых порах семья «переселенцев» остановилась в доме брата отца на улице Московской. Отец, судя по всему, Саратов не очень жаловал. И после отъезда на учёбу в Петербург бывал в нём только наездами. И то, как говорят некоторые источники, только по необходимости – присмотреть инженерным глазом за делами на принадлежащей братьям ткацкой фабрике.
Про фабрики и магазины Шехтелей в Саратове забыли все. Но в памяти краеведов остался Шехтельский увеселительный сад, фотография которого представлена среди экспонатов выставки. Братья скоропостижно умерли в один год. Они состояли «в нераздельном капитале» и потому после раздачи долгов обе семьи враз обнищали. Мать великого архитектора с детьми в чужом для неё городе оказалась, как говорили тогда, «без средств к существованию». Без поддержки Тимофея Жегина судьба её, скорее всего, была бы жалкой. Тимофей Ефимович близко дружил с московским меценатом Павлом Михайловичем Третьяковым. В его семью он и пристроил вдову. Она стала экономкой. За 15 рублей серебром в месяц. С правом жить в семье и обедать за столом в другой комнате.
Среди московских гостей, сопровождающих передвижную выставку в саратовской библиотеке, была заведующая рукописным отделом Третьяковской галереи Тамара Кафтанова. Она передала в саратовский архив диск с письмами жены Третьякова жене Тимофея Жегина, которая была дочерью брата отца великого архитектора и, соответственно, его старшей двоюродной сестрой. В письмах к саратовской подруге жена Третьякова осведомлялась, не обидит ли такое неровное с хозяевами положение их родственницу и хватит ли ей жалованья.
Тамара Кафтанова объяснила, что ничего страшного в таком предложении не было. И мысли про второсортность диктуются нашим социалистическим воспитанием. А бедные родственники соглашались на такие условия часто. И считали их выгодными. Забрав старших детей с собой, мать Франца (Фёдора) Шехтеля уехала в Москву. А он остался в семье Жегиных в Саратове.
В Саратове мальчик Шехтель был помещён на казённые харчи в католическую семинарию. Она располагалась вблизи католического собора. Здесь он был вынужден учить латынь и прислуживать во время службы. Ни латынь, ни служба, ни дисциплина ему не нравились. В 1875 году он с грехом пополам завершил светскую часть образования. Незадолго до этого неожиданно умирает его благодетель Тимофей Ефимович Жегин. Вдова Жегина вместе с младшими детьми перебирается в Москву. Как предполагают биографы и Шехтелей, и Жегиных, 16-летний Франц едет вместе с ними.
Счастливые связи
Он учится на архитектурном отделении Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Но за плохую посещаемость его отчисляют. И юный Шехтель не успевает удивить преподавателей своим даром и получить диплом. Архитектор без диплома создаст за свою жизнь сотни зданий и сооружений, на которые до сих пор заглядываются люди со всех концов света. Чертежи Шехтеля не потеряли своей значимости для мировой архитектурной элиты.
Я смотрю на карту центра столицы нашей страны в шикарно изданной книге «Архитектурное наследие Фёдора Шехтеля в Москве». По ней густо рассыпаны точки, обозначающие дошедшие до нас здания торговых и доходных домов, театров, типографий и особняков известнейших в Москве людей. В начале 20 века Шехтель моден, богат, знаменит, востребован и счастлив.
Позади остались годы сумбурной молодости. Дружеское безделье в компании с братьями Чеховыми. И наработанный опыт декоратора и оформителя праздников господина Левантовского – саратовца, покорившего Москву весельем и красотой театрализованных зрелищ. Франц Шехтель был женат на дочери своей старшей двоюродной сестры. И у них были дети. Когда первый сын молодых Шехтелей умер, архитектор сделал семейное надгробие на московском кладбище.
Беспамятство
Этот удивительный человек, с которым я до посещения выставки была так мало знакома, умер в первые годы советской власти безработным, в глубокой нищете, оставляя семью без средств к существованию. И про него надолго забыли не только мы, неблагодарные потомки, но и официозная архитектурная наука. Народная память всколыхнулась стараниями энтузиастов в год 150-летия со дня его рождения. Именно к этой дате была приурочена выставка, которая добралась и до Саратова.
Московские гости уехали в Балаково фотографировать недавно восстановленную церковь, построенную по проекту Шехтеля, и несколько особняков. Мы договаривались с работниками архива об этих снимках. Но московские гости, уехав, забыли о своём обещании. В нашем изменчивом, несущемся на бешеных скоростях мире эта забывчивость, наверное, простительна. Труднее понять равнодушие города к ярким драматическим судьбам людей, что ходили когда-то по его улицам.
Я не предлагаю присваивать всем мировым знаменитостям, связанным с нашим городом, звание почётных граждан. Это звание по своему статусу скорее более важно для пока ещё живых людей. Но есть ведь и другие способы привлечения внимания к нашей городской истории. Для начала можно переименовать одну из улиц, пересекающихся с улицей Борисова-Мусатова, именем Шехтеля. А улицу Шехтеля пересечь улицей Врубеля. И Борисов-Мусатов, и Врубель на некоторых объектах работали с Шехтелем. И Врубель, представьте себе, два года учился в Саратове своему мастерству художника. Улице Тимофея Жегина я бы тоже нашла место в Саратове. Такими загадочными вариациями на самом деле и пробуждается любопытство. К истории, архитектуре, культуре. Которое никогда не поздно проявлять и удовлетворять.