Из Осетии с раздумьями

Прошло уже довольно много времени с тех пор, как я возвратился из Цхинвала. Меня не покидала мысль, не слишком ли восторженно я написал об этой поездке. Кажется, нет, всё так и было, были ещё встречи со множеством замечательных, ярких людей, о каждом из которых можно написать полновесный очерк.

До Москвы отовсюду добираться легко. Только всё реже хочется там бывать. До Владикавказа добираться сложновато. Медленно ползущие поезда, со свистом летящие маршрутки и, наконец, город – небольшой, без особых изысков в архитектуре, но удивительно опрятный, чистенький. Наверное, оттого, что горожане не швыряют мусор где попало, а непременно кладут его в урны.

Первое, что удивляет во Владикавказе, – прекрасный русский язык. Без уголовной лексики, без грамматических ошибок, матерщины и прочего «чисто конкретно». Все, от водителя маршрутки до преподавателя университета, говорят без всякого акцента на правильном русском языке, используя богатую лексику. Между собой, конечно, они говорят по-осетински. Стоит, однако, спросить у них что-то по-русски, то даже заросший бородой до глаз, с виду башибузук-абрек, на чистом русском, с вежливой улыбкой объяснит, как найти книжный магазин и какие ещё есть достопримечательности в округе. При этом улыбка заметна даже сквозь бороду.

Ещё удивляет в Осетии именно неназойливая вежливость и обязательность людей. Метров через сто после расставания с «абреком» (да простит мне этот добрый человек некоторую поэтическую вольность) он догнал меня, сказал, что я пропустил поворот, и привёл прямо к магазину.

Когда я ранним утром покидал гостиницу, администратор сказала, что такси с минуты на минуту будет у крыльца. На вопрос, как она это так точно рассчитала, объяснила, что услышала, как я плещусь в ванной, а сколько мужчине нужно времени, чтобы побриться и прочее, она знает прекрасно – у неё муж, отец и трое сыновей.

Кавказский «Сингапур» в проекте

И вот – дорога в Цхинвал. В спутники добрый осетинский Бог послал мне удивительного человека – Эльбруса Батрбековича Сатцаева. Учёный, востоковед, старший научный сотрудник Североосетинского центра Академии наук РФ, заведующий кафедрой в Южноосетинском государственном университете, он преподавал в Пакистане, Ташкенте, Тегеране, где читал лекции на урду, узбекском и фарси.

Дорога до российской границы вполне приличная по саратовским меркам. Вершины гор тонут в низкой облачности, и это огорчает моего спутника, ведь я не увижу всей красоты пейзажей. Горы в Осетии очень красивые и очень богатые – полиметаллические руды, удивительные по действенности минеральные воды, но в силу общероссийского упадка экономики рудники и курорты находятся в запустении.

На российско-южноосетинской границе нас ждала скрупулёзная проверка паспортов. Сиделец в пограничной будке с всезнающей улыбкой долго переводил взгляд с фотографии на моё встревоженное лицо (а вдруг чего?), потом колдовал на компьютере и наконец с отменной вежливостью пожелал счастливого пути.

В Южной Осетии дорога сделалась совсем похожей на наши саратовские «автобаны»: выбоины, ухабы. Недавно здесь была война. В растрёпанной зелени садов и виноградников видны развалины домов, следы пожарищ. Многие деревни разрушены полностью, не осталось ни одного целого дома. Кое-где хозяева взялись за восстановление своих жилищ, но ни одного восстановленного «под крышу» дома я не видел. Живёт народ бедно, денег на строительство нет.

У въезда в Цхинвал бетонная плита с надписью: «Спасибо России». Такие надписи я видел потом по городу неоднократно. Некоторые из них выведены неумелой детской рукой. Мы, граждане России, для граждан Южной Осетии представляемся образцом жертвенности и героизма. Я испытал на себе это отношение, бродя в одиночку по улицам Цхинвала.

Конференция, посвящённая проблемам развития государства и общества в Республике Южная Осетия, проходила в единственном в городе большом здании. На стенах его заметны следы недавнего ремонта. Свежая кирпичная кладка чётко обозначала проломы в стенах от артиллерийских снарядов. По архитектуре здание очень напоминает наш дворец «Рубин» на СХИ и возводилось с ним в одно время, а какая разная судьба: одно стало цитаделью народного суверенитета, другое – памятником махинаций, алчности и бесхозяйственности.

На конференции выступал президент республики Эдуард Кокойты. Южная Осетия, по его словам, в своём регионе должна стать чем-то вроде Люксембурга и Лихтенштейна в Европе или Сингапура в Юго-Восточной Азии: суверенным государством с высокоразвитой экономикой и высокой степенью социального благополучия населения. Говорил президент без бумажки, свободно оперируя цифрами, цитируя экономистов и политиков. Этот молодой ещё, энергичный и подтянутый человек оставил впечатление умного, корректного и демократичного руководителя, искренне заботящегося о своей стране.

Кстати, фамилия президента – отражение региональной традиции. У северных осетин русифицированные окончания фамилий: Гаглоев, Хетагуров, у южных – оканчиваются на «ты». Вообще, фамилия в Осетии – своего рода «штрих-код» (простите, глубокоуважаемые братья-осетины, если это сравнение, может быть, обидит вас). По фамилии знающий человек определит происхождение собеседника, историю его рода, село, аул, в котором жили или живут предки. Из поколения в поколение передаются в осетинских семьях рассказы о наиболее значимых событиях, поступках предков, которые служат примером для новых поколений.

Доклады на конференции были интересные и не очень, актуальные и надуманные, как и случается на всех научных конференциях. Запомнился доклад Зары Владимировны Абаевой. Она так глубоко и всесторонне раскрыла перспективы создания гражданского общества в молодой республике, что мне открылись причины неудач в этом направлении у нас в регионе. Уже то, что, не успев восстановить из руин страну и залечить военные раны, в Южной Осетии заботятся о становлении гражданского общества, говорит о многом.

Приёмный экзамен 2008 года

Под вечер учёных, усталых и оббивших в дискуссиях языки, устроители отвезли в небольшой уютный ресторанчик – кажется, единственный в Цхинвале. Тут началось необычное действо.

В Осетии торжественный обед – не совместное утоление голода, не просто проявление гостеприимства, это даже не ритуал. Это – литургия, выражение почтения к предкам, к древним обычаям, которые берут начало со скифских времён, это – подтверждение верности новых поколений многотысячелетней традиции. Тосты следуют в строгой последовательности, они очень красочны, но многословны и продолжительны. Поэтому выпивают в Осетии совсем немного. Пока слушаешь стоя, как положено мужчине, очередной тост, хмель от предыдущего начисто улетучивается. Пьют какое-то особое осетинское вино, от которого даже угробленный общепитом желудок не скукоживается, а блаженствует. Для торжественного застолья обязательно готовят знаменитые осетинские пироги. Ритуальные – с сыром, кроме того, ещё с чем-то необычайно вкусным, заставляющим забыть приличия за столом и тягать себе новые и новые куски божественного лакомства.

Цхинвал по российским меркам городок небольшой. После военных бедствий в Южной Осетии осталось около шестидесяти тысяч населения. Примерно половина из них живут в Цхинвале. Если бы не руины и пожарища, город выглядел бы прекрасным бриллиантом в оправе изумрудных гор. Что-то в нём есть от фантастических городов Александра Грина, мистическое очарованье тайной страсти.

В одиночку я бродил по улицам города. У газетного киоска двое подростков что-то горячо обсуждают по-осетински. Присмотревшись ко мне, они переходят на русский язык и продолжают обмен мнениями по поводу ремонта велосипеда. Интересно, как в школе или в семье воспитывают эту безукоризненную вежливость. Может быть, это врождённая черта?

Киоскёрша, узнав, что меня интересует история недавних событий в стране, сказала: «Сейчас я вам книги принесу», – и ушла, оставив киоск нараспашку. Такое отношение к дверям и замкам я наблюдал в начале девяностых в маленьком уральском городе Арти. Там продавщица уходила доить корову, оставив магазин открытым. «Вдруг кто-то придёт, меня нет, на улице холодно. Пусть в тепле посидит, подождёт», – объясняла она приезжему. Сейчас времена уже не те. На Урале вовсю устанавливают стальные двери и решётки на окна. Господи! Можно ли сделать так, чтобы «достижения» нашей нынешней цивилизации обошли стороной эту измученную войной, но прекрасную землю?

Разрушенных и полуразрушенных зданий в Цхинвале много. Да и в людях чувствуется внутренняя, душевная скорбь. Ректор Южноосетинского государственного университета Теймураз Исакович Кокоев рассказывал, как проходил приём студентов в 2008 году. В ночь перед последним экзаменом начался жуткий обстрел города. Пули свистели повсюду, громыхала артиллерия.

«В этом шипенье и грохоте, – рассказывает Теймураз Кокоев, – меня больше всего угнетало то, что на последний экзамен никто не придёт и приём будет сорван». Утром ректор, прижимаясь к стенам, отправился в университет и увидел, что у здания, поближе к стенам, собрались абитуриенты с экзаменационными листочками в руках. «Дети мои, ступайте домой, вы все зачислены!» – нарушая инструкции, сказал ректор.

Самый бедный президент и его первая леди

Когда мы гуляли по городу с первым президентом Республики Южная Осетия Людвигом Алексеевичем Чибировым, он горестно рассказывал, какие прекрасные здания были на месте руин, как на протяжении почти двух десятков лет республика была в блокаде.

«Мы же не с грузинами воевали, и поработить нас хотели не грузины. Безрассудные и алчные руководители Грузии просто бесились от того, что кто-то осмеливался им перечить, поэтому и стремились стереть Южную Осетию с лица земли. Наши грузины были и в моём правительстве, когда я был президентом, и сейчас их в республике немало – предприниматели, чиновники, учёные. Конфликт между Южной Осетией и Грузией не межнациональный. Когда Германия в тридцатые годы аннексировала Чехословакию, а Япония Корею, разве это были межнациональные конфликты?»

Людвиг Алексеевич вспоминает, что стать президентом его буквально принудили избиратели. Был он до этого ректором местного госуниверситета:

«Я поддался на уговоры и вскоре понял, что стал самым бедным президентом на свете. Делегации, официальные и неофициальные, приходилось принимать дома, в своей квартире. Гостиниц и ресторанов в городе не стало. Жене моей памятник поставить нужно, сколько она намаялась со стряпнёй, стиркой и уборкой для высоких гостей. Иностранные гости принимали её за прислугу и изумлялись, узнав, что это – «первая леди государства».

«Президентство пришлось начинать с восстановления тюрьмы», – продолжает Людвиг Алексеевич. В моменты резких социальных перемен откуда-то берутся людишки, стремящиеся нагреть руки на народных бедах. Милиция и дружинники отлавливали мародёров и грабителей, но помещать задержанных было некуда: после увещеваний их отпускали, а они брались за старое. Восстановив тюрьму на пожертвования бизнесменов и сразу сведя преступность к нулю, президент принялся за более трудоёмкие дела – образование, социальную защиту, переговоры с Чубайсом о поставках электроэнергии.

***

Когда я возвращался домой, наш микроавтобус остановился на обочине дороги. Мужчины-осетины направились в гору, в сторону тёмного леса. Это – священная роща, в которой осетины общаются со своими богами. По словам учёного-востоковеда Эльбруса Сатцаева, около 80 процентов осетин считаются христианами и около 20 – мусульманами. Но практически все чтут и своих древних богов. Пантеон их очень необычен и сложен для понимания наскоком, без вдумчивого познания и размышления.

Одновременно с нами на обочине остановилась шустрая «девятка». Из неё выскочили двое ребят, бегом взмыли на площадку, что-то пошептали, глядя на рощу и склонив головы. Потом положили какие-то купюры в стоящий на специальной площадке ящик для пожертвований и стремительно умчались. Судя по всему, древняя вера осетин и сейчас служит народу, консолидирует его в верности традициям славных предков.