Ефим Водонос: Делайте своё дело, поглядывая на небеса

Саратовские художники не обделены вниманием прессы. Увы, положение дел таково, что журналистов зачастую привлекает не творчество художников, не проходящие регулярно разнообразные выставки, а скандалы вокруг Союза.

Несколько лет длятся истории с мастерскими, которые у художников то отбирают решением суда, то обещают вернуть волей городской администрации. В последние месяцы выходит наружу и конфликт внутри Союза. В начале октября художник Нурали Шафеев обратился к министру культуры области Владимиру Синюкову и депутатам областной думы с письмом, в котором предъявляет председателю региональной организации Союза художников РФ Павлу Маскаеву претензии, касающиеся методов его руководства организацией, и предлагает обсудить ситуацию «на собрании с участием депутатов и работников министерства культуры».

Одни художники ищут у власти управы на других художников.

Об извечной проблеме взаимоотношений художника с властью в её разных формах мы беседуем с Ефимом Исааковичем Водоносом, заведующим отделом русского искусства художественного музея имени А. Н. Радищева, заслуженным деятелем искусств РФ, членом Союза художников РФ.

— Ефим Исаакович! Вы непосредственно наблюдаете художественную жизнь Саратова — и не только Саратова — на протяжении почти полувека, изучаете её историю. Когда художникам было свободнее в творческом отношении и когда жилось лучше материально (и совпадают ли такие времена)?

— Честно говоря, я ориентирован на изучение истории художественной жизни столиц в большей мере, нежели Саратова. Но было же сказано: «Если не мы, то кто?» Немузейных серьёзных искусствоведов в городе практически нет, чего немного жаль, ибо музейным и своих дел не разгрести: объём работы даже и на нынешнее число сотрудников вполне достаточный, не одному поколению хватит. Собственно художественно-критической работой занимаются очень немногие. Создан из юных дарований отдел современных исканий, но он ориентирован достаточно узко: так называемое актуальное искусство, которого в Саратове пока кот наплакал.

А свободных профессиональных критиков, которые могли бы существовать этой работой, в Саратове пока нет, хотя различных изданий более чем достаточно. Занимаются этим досужие журналисты, отмечающие те или иные сиюминутные художественные события, а к собственно аналитической работе мало приспособленные. Художественная критика ушла из газет к тридцатым годам минувшего столетия и по-настоящему в газеты не вернулась. И не видно пока особых усилий к её возвращению.

Когда саратовским художникам было лучше в творческом отношении? На этот вопрос ответить проще: когда их не притесняли и не прикармливали. Ибо власть склонна помогать ангажированным деятелям искусств. И это понятно. Но недальновидно.

Что же касается лучшей жизни в материальном отношении, то это кому как. Мой старший товарищ, известный питерский искусствовед, так описывал изменчивость положения художников. В эпоху застоя, возвращаясь вечерами с Союзовских собраний, академики жидкой грязью из-под колёс своих «Москвичей» или «Жигулей» обдавали пеших левых живописцев. Уже с началом перестройки ситуация существенно изменилась: теперь уже леваки за рулём своих «Вольво», «Мерседесов» или «Фордов» демонстративно обрызгивают «Жигулёнки» и «Москвичи» художников-традиционалистов.

Во все времена талантливым художникам жилось не так уж легко. А конъюнктурные как пропивали больше, чем я зарабатываю, так и сейчас, сменив заказчика, продолжают в том же ритме. Только вертеться им приходится несколько больше.

— Как вы говорите, классовый подход к искусству ныне сменился «кассовым». Но в первом случае политическая власть ставила художникам жёсткие требования. А чего добивается денежная власть сегодня? Есть ли у неё какой-то более или менее определённый идеологический или социальный заказ?

— Политическая власть ставила задачи совершенно определённые: прославление достижений страны под чутким её руководством, военные победы, героическое прошлое, портреты выдающихся политических деятелей, полководцев, стахановцев и тому подобное. За это власть обеспечила монополию на заказную оформиловку для созданного при Союзе худфонда, который обеспечивал относительно безбедное существование не столько даже непосредственным исполнителям разного рода заказухи, но и многим членам творческого Союза, в большей мере занятых договорными работами к выставкам.

А у власти денежной сформулированного социального заказа, конечно же, нет: сделайте мне красиво. Оформление разного рода интерьеров — от офисов до каминных, спален или ванных комнат в особняках. Соответственно создаются и частные коллекции. Иногда на уровне галерей современного искусства, которые местной властью пока не открыты.

— Вернёмся к власти политической. Рынок рынком, но не может быть, чтобы власть так легко отказалась от привычки управлять художником. Насколько она уступила свои позиции главного заказчика, ценителя, «искусствоведа»?

— На данный день государственный патронаж в сфере искусства не очень-то ощутим. Изредка случаются министерские закупки, но всё это имеет скорее «собесовский» характер посильной поддержки немногих художников. Ну и разве что воздвижение тех или иных монументов.

Зато власть пока не диктует ни тематику, ни стилистику. Не запрещает многочисленные выставки. Не препятствует мощному оживлению художественной жизни города, которое началось с середины 1980-х. С октября по май на различных площадках открываются самого разного толка и качества экспозиции, без особого разбора и смысла рекламируемые прессой. Этот бурливый поток, иногда и мутноватый, сменил унылую «мертвечину» 1970-х.

Но есть в этом хаотическом движении не только свои достижения, но и утраты. Как говаривал Репин, «В хаосе нет пространства». Конечно же, он плодотворнее нелепого запретительства. Но верным представляется замечание Олега Ефремова, что раньше боролись за свободу культуры, а нынче пора бороться за культуру свободы.

— Как-то во времена постоянной смены генеральных секретарей ЦК КПСС я наблюдал такую картину в Союзе художников на улице Рахова: несколько человек с мольбертами сидели перед большим мольбертом и копировали на маленьких холстах большой портрет Андропова. Теперь для украшения властных кабинетов в ходу фотопортреты президента и премьера. А какие работы нынешняя власть покупает у художников?

— «Безликие лики» вождей, писанные на скорую руку сухой кистью с предуказанных образцов, всегда были весомой частью худфондовских доходов. И незабвенный Ильич, в своё время Сталин в кителе или шинели, и Никита Хрущёв, и Брежнев — все они были «кормильцами и поильцами» массы художников необъятной нашей страны. Художники позначительнее писали парадные композиции; Налбандян, говорят, даже хвастался: «Я работаю в жанре вождя…»

Всякие бывают жанры. На сталинское определение горьковской «Девушка и смерть» — «эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте: любовь побеждает смерть» один озорник предлагал журналу «Литературный критик» статью «Штука как жанр». Благо никто не донёс, и он не стал лагерной пылью.

А когда вожди умирали или менялись, это был период переоформительской горячки: старые портреты шли в подвал, новые облики срочно осваивались карандашом, кистью, резцом. Помнится, что как раз в эпоху Андропова висел в Доме архитектора мой облик кисти Мерцлина в рамке от портрета Брежнева, ибо оформлял его Роману обкомовский столяр. Знающие об этом посмеивались.

Подобные портреты нынешних руководителей заказываются и сейчас. Но нет пока такой массовости и обязаловки, как прежде. Что же касается закупок Министерством культуры, то приобретаются самые разные вещи, нередко по заявкам учреждений культуры области.

— В советские времена творческие союзы использовались властью как инструменты управления художниками. Возможно ли это сегодня?

— Сейчас это не слишком ощутимо. Многие художники прекрасно обходятся и без членства в Союзе. Нет дефицита холстов, бумаги, красок, кистей и других материалов, которые распределялись правлением, умер местный худфонд с его заказами на оформиловку, исчезли бесплатные поездки в дома творчества и прочие блага, которые привлекали в Союз многих художников. «Кормушек» стало много, но и вертеться в поисках заработка надо быстрее, к чему сложившиеся за советские десятилетия структуры не были приучены.

Количественно Саратовское отделение Союза художников заметно выросло, но активность основной их части невелика. Мне представляется, что ныне общественные организации должны существовать как профессиональные сообщества, основанные на общности корпоративных интересов, а не на принципах обслуживания постоянно меняющихся идеологических установок власти.

— В Саратовской организации Союза художников, похоже, развивается конфликт. Как вы считаете, это обычное явление или его подогревают извне?

— О назревающем в Союзе конфликте я не осведомлён. Газетчики, похоже, знают больше. Но явление это перманентное: известно ведь, «последних революций не бывает». Кто и как его мог бы подогреть извне, этого я тоже не знаю. Да и незачем мне знать. Меня больше интересует творчество художников, а не их амбиции или финансовые проблемы.

— В истории с мастерскими художники оказались между двумя жерновами — властью и бизнесом. Не кажется ли вам, что власть в этой ситуации использует художников в своих интересах?

— Думаю, что власть имеет право в силу каких-то обстоятельств не обеспечивать мастерскими, но отбирать то, что не ею (нынешней властью) было дадено, — форменное безобразие. Убеждён, что власть должна помогать бизнесу, но это не значит, что следует идти у него на поводу.

Общество наше пока не способно проверить, на что ушли деньги за приватизированные детскую художественную школу и мастерские по Московской, 125, проданные с обременением, которое не исполняется, а историческое здание школы продолжает неуклонно разрушаться. Что же касается мастерских в НИИ геологии и геофизики, то я помню, что долевое участие при сооружении здания принимал Союз художников РСФСР. И если художники по присущей им халатности утеряли соответствующие документы, то должны бы сохраниться их дубликаты в других организациях.

Не художников в своих интересах использует власть, а их мастерские в самом центре города. И точнее, надо бы говорить не о власти вообще, а о конкретных её представителях, радеющих о сиюминутной выгоде, а не о дальней перспективе.

— Вообще, чей «барский гнев и барская любовь» — власти административной или власти денег — опаснее или, наоборот, предпочтительнее для художника? Или есть и сегодня в наших условиях третий вариант?

— На гнев бизнеса художникам плевать. Его должны опасаться скорее журналисты. А гнев администраторов может быть куда ощутимее, что осознали на шкуре своей и достаточно крутые представители бизнеса. На Руси приватизация власти всегда была ощутимее приватизации собственности.

Что же касается любви, то соотношение тут обратное. Власть не обладает ни такими средствами, ни той персональной свободой использования их, какая есть у любого бизнесмена. Естественно, что её контакты чаще не с отдельным художником, а с организацией. А иные саратовские бизнесмены за эти десятилетия составили прекрасные коллекции современных саратовских живописцев. Они, как и частные галереи, помогли тем самым выжить многим художникам в это нелёгкое время. И вовсе не обязательно членам Союза художников, а тем, кто им лично больше по душе.

Есть у нас и свой «саратовский Третьяков» и собиратели меньшего размаха. Кстати, помогая выжить художникам, они попутно создают и некий страховочный фонд, ибо настоящие произведения искусства имеют тенденцию к возрастанию их цены и повышению возможностей ликвидности. Осмотрительное собирательство не разоряет, а обогащает коллекционера.

А если говорить о третьем варианте, то он самый трудный и самый перспективный для творчества (посмертно и для творца). Не зря заповедано: «Делайте своё дело, поглядывая на небеса…» На небеса, а не на фасады банков или административных зданий. Другого пути не придумано.