Каждый за своим забором: художник и власть в Саратове используют несовременные формы общения, да и самих мест для общения мало

Могут ли ужиться в одном городе власть и искусство? Или их удел – вечная конфронтация? Как изменится пространство города, если эти двое договорятся? На эти вопросы саратовские социологи, политологи, художники и чиновники пытались ответить на научно-практической конференции «Искусство и власть в городском пространстве», прошедшей 15–16 октября.

Верните главного художника

Саратов – город безликий, как сирота, до которого никому нет дела. Доцент кафедры архитектуры СГТУ Лариса Тарасова говорит, что самые людные места здесь некрасивы и неудобно обустроены.

Проспект Кирова – чисто коммерческая улица, по которой не хочется гулять. На Театральной площади нелепо нагромождены памятник Ленину, часовня, доски почёта, Вечный огонь. Для городских праздников и ярмарок это оформление явно неподходящее. Площадь Столыпина – великолепная площадка для митингов и общественных акций (тем более что рядом – несколько зданий власти), но она превратилась в большую стихийную автостоянку. В основном – для иномарок слуг народа.

В Саратове нарастает коммерциализация и обезличивание общественных пространств, частные интересы выталкивают общественное. Как раз здесь власть может и должна проявить волю, считает Тарасова.

На деле же власть в Саратове отгораживается от людей. Причём делает это буквально. Нигде в других российских городах чиновничьи здания не обнесены чугунной решёткой, как областное правительство в Саратове. За решёткой роскошные клумбы, оазис красоты, а вы, горожане, мол, её не достойны.

Ещё один похититель общественных пространств – саратовская епархия с её манерой возводить заборы вокруг храмов и церквей, хотя это не в традициях православия. Лариса Тарасова напомнила, как в конце 19 века вокруг Троицкого собора наставили купеческих лавок, но общественность возмутилась, и территорию снова сделали общегородской. Сейчас же вокруг собора решётка, и на письма горожан по этому поводу никто не реагирует. Кроме того, епархия строит церкви на общественных территориях – в детском парке и в городке СГУ.

И вообще архитектор раскритиковала тенденцию последних лет всё огораживать в городе. Зачем чахлым петуниям кладбищенская оградка? К чему вытоптанные газоны на площади Ленина огораживают тяжёлыми и дорогостоящими цепями? Почему на фонтан и лужайку у кинотеатра «Победа» можно любоваться только через решётку? Всё это – устаревшие и примитивные средства разграничения пространства. Скажем, Ярославль или Воронеж используют для подобных нужд перепады ступеней, разные типы мощения улиц, «играют» зелёными насаждениями и т. п.

Между тем у Саратова замечательный потенциал, а именно – целая сеть общественных пространств в центре города. Многие архитекторы отмечают, что ни в одном другом городе так цельно она не сохранилась.

А пока вокруг лишь масса аллей и скверов, вид которых располагает только к распитию пива или чего покрепче. Такая среда враждебна человеку, она провоцирует его на асоциальные поступки, считает Тарасова. И предлагает обратиться к городским властям с предложением создать программу по обустройству общественного пространства Саратова, а также вернуть городу должность главного художника.

Приколы политики

Заведующая кафедрой социальных коммуникаций Поволжской академии госслужбы Татьяна Черняева попыталась рассмотреть проблему со стороны психологии, а именно – господствующей сегодня в России психологии потребления. На улицах города мы видим рекламу, надписи, плакаты, баннеры, указатели. «Купи, возьми, приобрети, обладай!» Всё это невольно откладывается в сознании, люди зомбируются окружающими образами. С другой стороны, горожане и сами формируют пространство, оставляя граффити на стенах, надписи на заборах, мусор на тротуарах. Всё дело в том, устраивает население такое пространство или нет.

Наше общество – общество потребителей, и зависимые от жажды обладания вещами и услугами, конечно, оказываются во власти потребления. Соответственно, и политика тоже превращается в рыночную услугу, утверждает Татьяна Черняева.

Так, во время выборов все мы оказываемся участниками купли-продажи. Власть старается стать народу ближайшим родственником, показывая, как она заботится о населении. Взамен люди платят власти своими голосами.

Политика превращается в товар, и основная форма его презентации – зрелище, говорят социологи. Начиная с 1996 года россияне перестали вчитываться в программы политических партий, ныне ставка делается на зрелище. Этим виртуозно пользуется, например, лидер ЛДПР Владимир Жириновский. Стоит набрать в Интернете фамилию «Жириновский», как возникает множество предложений посмотреть, например, «Жириновский приколы». Это специфический потребительский товар. «Мы оперируем образами, имиджами, думая, что имеем представление о реальных политиках».

Власть свободы или свобода власти

А как же художник? У него-то должно быть другое зрение, нежели у обывателя, иначе как он будет создавать гармоничное пространство в городе?

Искусство в России свободно до тех пор, пока на него не обратит внимание начальство, вспомнил известное изречение заслуженный деятель искусств России искусствовед Ефим Водонос. Николай I, считающийся покровителем искусств, советовал Пушкину переделать «Бориса Годунова», а художнику Иванову – написать крещение славян в Днепре.

Водонос считает, что власть заинтересована в культуре как в средстве укрепления своих позиций. Но, пытаясь использовать искусство в своих целях, власть деформирует его благородное предназначение. Немало художников – не самых талантливых и совестливых – шли в услужение власти. Нередко ангажированные художники подсказывали чиновнику, что надо одобрить или запретить.

Отношения искусства и власти нельзя рассматривать вне времени и вне специфики региона или города, считает Ефим Водонос. Например, Саратов весь период гражданской войны удерживали большевики, поэтому художникам не надо было подстраиваться то под красных, то под белых. А вот годы НЭПа стали трагическими для творцов. Голод в Поволжье, растущая безработица, подрыв реквизициями частного собирательства осложнили положение даже известных художников. Поэтому в 1932 году Троцкий обратился в политбюро, настаивая на срочной финансовой поддержке творческой молодёжи.

Позже стала выстраиваться система государственного патронажа, поставившая художников в зависимость от партийных функционеров. Потом наступила эпоха социалистического реализма с прославлением власти в кино, песнях и на полотнах, с симуляцией всеобщего народного ликования. Посевная, уборки, стройки, рубежи пятилеток. Рекомендовалось показывать, какой жизнь должна быть, тематическое искусство деградировало.

Примером художника, который не исполнял никакого соцзаказа, Водонос считает Романа Мерцлина. Хотя его сюжеты – городские задворки, очереди на пункт приёма стеклотары – высмеивали даже коллеги.

Особенно зависимы от власти авторы городских скульптур. Власть определяет выбор сюжета, места, выделяет средства и т. д. Массу памятников и бюстов скульптора Кибальникова в Саратове искусствовед назвал нашествием. Проекты Кибальникова власть утверждала вне конкурсов и без обсуждения общественностью. При этом его Ленин получился громоздким, о памятниках Радищеву или Федину Водонос невысокого мнения.

И всё же именно сегодняшнее время может оказаться плодотворным для художников, говорит Ефим Водонос. Потому что «свободная волюшка» и «необузданный произвол» перспективнее, чем деспотический режим. «В искусстве важно не что, не как, а кто. И задача власти – беречь того, кто обеспечивает власть искусством. Не прислужника, а независимую творческую личность, ответственную только перед своим талантом».

А критик кто?

«А кто определяет – этот художник, а тот не художник? – спросила Татьяна Черняева. – Допустим, я приехала из другого города и хочу познакомиться с настоящими саратовскими художниками, где их искать?»

Представители мира искусства буквально накинулись на этот вопрос, но, объясняя, сами увязли в своём ответе.

«Я буду считать настоящими одних, а вы – других», – рассуждал Водонос. При этом сам искусствовед отказывается быть советником и консультантом для неофитов. Водонос считает, что никто, никакая власть не должна определять, кто настоящий художник, а кто нет.

«А можно ли заключить контракт с властью?» – спросили его.

«Можно», – ответил он. Для этого нужны два условия: власть не требует от художников быть угодными власти, а художники не требуют от власти – дай мне то, дай мне это.

Профессор кафедры ПАГС Тамара Фокина считает, что сегодня в России и власть, и художники используют несовременные формы общения, да и самих мест, площадок для общения в Саратове мало – каждый за своим забором. Если исповедовать идеи, что власть только мешает художнику самовыражаться, ограничивает его, то так и будет, говорит Фокина. Впрочем, она не исключает, что такое положение дел в некоторой степени даже устраивает искусство: так оно может почувствовать себя чем-то особенным, непонятным, гонимым. «Это очень затратный социальный механизм, и мы страдаем от этой неустроенности, и художники страдают».

Любая реорганизация в городе должна проводиться с участием общества, прежде всего профессионального, считает заместитель министра культуры области Владимир Баркетов. Кстати, он был едва ли не единственным представителем власти на конференции.

Чиновник был самокритичен: «К сожалению, власть не всегда применяет творческие силы для застройки той или иной части города… Необходимо принять какую-то кардинальную линию в выстраивании взаимоотношений с властью. Начать с малого – например, принимать участие в постоянно действующих совещаниях. Неважно, каких и по каким вопросам: власть должна привыкнуть к тому, что творческое сообщество неравнодушно к тому, что происходит на территории нашей области… А потом будет вырабатываться опыт, и власть почувствует, что её слышит профессиональное творческое сообщество и оно обязательно будет отстаивать своё мнение».