Дмитрий Белов: Нас воспитывали стариками

Лидеру свободного профсоюзного движения «Студенческая оборона» Дмитрию Белову на прошлой неделе исполнилось всего 19 лет, тем не менее на нашей местной молодёжной политической арене он пусть маленькая, но всё же звезда. Хотя бы потому, что «Студоборона» – по-настоящему независимое движение. А его лидер не обязан брать под козырёк ни перед какими старшими боссами, как принято в иных молодёжных организациях. Приятно, что есть молодые люди, которые могут позволить себе такую роскошь – оставаться свободными.

– Дмитрий, ваш профсоюз называется «Студенческая оборона». От кого, собственно, приходится обороняться студентам?

– Обороняться приходится от двух явлений высшего образования – самой системы образования и административного ресурса, который всячески препятствует развитию студенческого самоуправления. Администрации вузов полностью контролируют и материальные ресурсы, и пути развития науки и студенчества. Современный студент из этих процессов исключён.

Что же касается внутривузовских профсоюзных студенческих объединений, то это всего лишь имитация самоуправления. Единственное, чем заняты студенческие профсоюзы, так это раздачей путёвок на турбазы членам самих профсоюзов.

– Ты уже успел почувствовать давление административного ресурса на себе?

– К счастью, нет. Я, в общем-то, нигде не рассказываю, из какого я вуза, на каком факультете учусь. И за то время, что я являюсь лидером «Студобороны», мне не приходилось высказывать неодобрение руководством вуза, в котором я учусь.

– А, в общем-то, есть за что?

– Есть огрехи, но в этом виновата наша система образования в целом. Если говорить о конкретной претензии, то пока она одна, но очень серьёзная. 22 марта упавшая с крыши III корпуса СГУ наледь тяжело травмировала третьекурсника Даниила Забозлаева. Молодой человек получил множественные травмы, остался парализованным. И, судя по информации «Общественного мнения», руководство университета не приложило никаких усилий, чтобы помочь парню с лечением. Вот такие вещи всех студентов задевают за живое, в отличие от абстрактных рассуждений, что же будет с нашим образованием.

– «Студоборона» известна по двум акциям – расклейке листовок в университете («Свободу инакомыслию!») и пикетированию против закона «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового положения государственных (муниципальных) учреждений». Ваша слава не опережает ваши усилия?

– Я бы не сказал. Но расклейку листовок ко мне можно отнести только условно. В тот момент я только входил в движение и мало что понимал в сути происходящего.

– А как вообще ты оказался в «Студобороне»? Вот ты жил-жил, ходил в школу, поступил в вуз – и вдруг…

– Я прочитал толстую стопку литературы по эффективным методам обучения, после чего пришло понимание, что наши методы крайне неэффективны.

– Что больше всего не удовлетворяет в системе образования?

– На мой взгляд, она сильно устарела по сравнению с европейскими и американскими аналогами.

– Есть с чем сравнивать?

– У меня есть личный опыт. В 9-м классе я учился в школе Германии и присутствовал на нескольких лекциях в университете. Там, например, в университете всем студентам накануне занятий по электронной почте рассылается электронная версия будущей лекции, им не приходится заниматься трудом писцов и средневековых монахов. Они именно учатся. Приходя на занятия, они уже владеют темой, могут задавать вопросы, спорить.

Ещё один огромный минус нашего образования – недостаток практики. Студентов заваливают теоретическими знаниями, не подкреплёнными практическими навыками.

Мне как-то попалась юмористическая лекция-пародия на десяти страницах о том, как можно научиться кататься на велосипеде, где давалась теория об устройстве велосипеда, количестве спиц, способах натяжения цепи, перечислялись номера ключей, чтобы можно было собрать и разобрать велосипед, объяснялось, из какого материала могут быть изготовлены рамы и многое другое. Вот именно так нас и учат, учат чему угодно, только не езде на велосипеде.

– О школе какие воспоминания?

– Да такие же. Единственная разница: школа нам даёт общее среднее образование, а вуз мы выбираем сами. Практики нет нигде. Что же касается школьников, то они вообще в большинстве своём не могут ответить, зачем и почему их учат именно этому.

Будущим медикам не особенно нужны математические интегралы, а будущим математикам не сильно интересна биология и география.

– Что же, по-твоему, нужно делать?

– Думаю, необходимо уже в начальной школе запускать какие-то практические семинары, на которых дети могли бы определить, а что им интересно на самом деле делать в жизни. Не теоретически осмыслить, а именно попробовать на практике.

А у нас в 11-м классе школьники не знают, чем хотят заниматься. Потому что они просто не понимают, что значит то или иное занятие, как это – работать экономистом, юристом, врачом, инженером. Вот и поступают на те направления, которые в обществе считаются перспективными. Или следуют советам родителей.

– Чем вам так дался закон о статусе бюджетных учреждений, который вряд ли вступит в полную силу прежде будущих президентских выборов?

– Моё убеждение, что учреждения образования или здравоохранения не должны продавать свои услуги. К сожалению, и сегодня система бюджетных средств не позволяет сделать эти услуги действительно бесплатными, а когда закон заработает в полную силу, многие люди вообще не смогут позволить себе лечиться или учиться.

За рубежом, например, очень развита система добровольного страхования здоровья и жизни. Но в нашей стране не так много людей, которые в состоянии оплатить такую страховку. Судя по уровню средней заработной платы, большинству это не под силу.

– «Студоборона» как-то заявляла о том, что собирается привлечь на свою сторону аспирантов, преподавателей. Получилось?

– Нет. Но мы этим пока и не занимались. Наша главная задача – объединить как можно больше студентов. С этим очень большая проблема. К сожалению, студенчество достаточно аморфно в социальном плане.

Я как-то приглашал своих однокурсников на акцию солидарности с украинским профсоюзом, некоторые пришли, но потом никто не спросил, а чем ещё мы занимаемся. У них нет мотивации – вступать в профсоюз.

– А у тебя какая?

– Я уверен, что рано или поздно получится собрать определённое число активных молодых людей, создать систему студенческого самоуправления и добиться права самим студентам определять, как они будут дальше учиться.

– Так, может быть, студентов всё устраивает?

– Да они просто не думают о том, что можно учиться по-другому. Я не слышал, чтобы кто-то возмущался системой образования в целом. Бывает, что после какой-нибудь лекции, на которой преподаватель очень быстро говорил, студенты массируют пальцы, уставшие писать, но о глобальных проблемах они не задумываются. Глобальными проблемами студенчество не привлечь. Им нужны конкретные ситуации, которые их задевают.

– Например, несчастный случай?

– Да, это им ближе. Такова вообще человеческая сущность. Для любой, даже мини-революции нужен повод. Когда всё не слишком плохо, студенты продолжают жить в заданном ритме. Впрочем, как и взрослые люди.

– А как же рассуждения о том, что в юности человек должен быть революционером, в зрелом возрасте – либералом, а в старости – консерватором?

– Ну, а мы в юности уже старики. Нас всех так воспитали. Одиннадцать лет в школе нам не давали сказать слово поперёк. Помню, задашь вопрос: «А зачем?» В ответ слышишь: «Так надо, программа такая, в жизни пригодится». А на вопрос никто не отвечает.

Наши родители были воспитаны так, что их учили подчиняться, а не бунтовать. Педагоги тоже родом из Советского Союза. Потому и наше поколение они растили как подобие самих себя. Вот и получается, что нас воспитывали стариками. Нас отучили задавать вопросы «Зачем?» и «Почему?». Мы просто плывём по течению в большинстве своём.

– Сколько же вас активных в «Студобороне»?

– Активных совсем мало осталось – человек пять. Лето всех скосило.

– Жару не вынесли, вымерли?

– Политический отпуск, наверное, некоторых заставил подумать: а зачем мне это надо? И осенью они перестали приходить на собрания, участвовать в дискуссиях. Нужны новые, свежие люди. Это вопрос времени.

– Личной жизни не мешает общественная?

– Нет.

– Девушка есть?

– Да.

– Она тоже в «Студобороне» числится?

– Нет, но гордится мной.

– Она тебя полюбила, потому что ты звезда?

– Нет, моя звёздность настигла меня позже. Да и какая я звезда? Это вы обо мне знаете. У вас работа такая. А спроси студентов – многие и не слышали о «Студобороне».

– А твои родители знают о такой активной гражданской позиции своего сына?

– Конечно.

– Что-то советуют, от чего-то предостерегают?

– Первое время просили не вылезать. Ну а когда всё-таки вылез настолько, что обо мне начали писать газеты, перестали, потому что ничего страшного не случилось. Вообще у меня с родителями очень хорошие отношения, но мою социальную активность мы как-то не обсуждаем.

– В России есть и другие молодёжные движения – более массовые и заметные («Молодая гвардия», «Наши»). Как бы ты оценил их деятельность?

– Такие подпартйные движения не являются в полном смысле инициативой молодых. Они могут, конечно, сами придумывать какие-то новые проекты, но с этими проектами они идут к начальству и говорят: мы хотим сделать то-то, дайте нам на это денег. То есть они зависимы от партии, от взрослых людей, которые фильтруют их идеи и координируют их действия. Тогда какое же это движение? Это застой.

– А вот некоторые молодые люди считают, что в «Молодую гвардию» надо вступать хотя бы затем, чтобы в будущем сделать блестящую карьеру…

– Ну, здорово, хорошая мысль, только в ней отсутствует партийная идеология. Мы все хотим в будущем добиться успехов в карьере. Это нормальное стремление, только к политике и общественным, партийным движениям оно не имеет никакого отношения.

– Вы проводили с «Молодой гвардией» совместные дискуссии, где выступали по отношению друг к друг антагонистами. Этот антагонизм – чисто политический? Предположим, мог бы ты пойти пить пиво с Василием Артиным?

– Да запросто, почему нет? Мне кажется, есть много интересных вещей, о которых мы могли бы поговорить, кроме политики и социальных проблем. Музыку, девушек и автомобили никто не отменял.

– Твоя самая большая мечта – профессиональная, политическая карьера, много денег?..

– В идеале мне было бы интересно возглавить как минимум многотысячное движение – для начала на региональном уровне.

Когда будет отработана схема взаимодействия с молодёжью, которая позволит увеличить социальную, гражданскую активность молодых людей, можно будет уступить своё место новому, энергичному лидеру – с новыми мыслями, идеями, а самому начать читать лекции по студенческому самоуправлению, проводить семинары, конференции.

Многие считают это утопией. Но я уверен: если ставить цели и работать над их реализацией, любые мечты осуществимы.