Жили люди… Искусству радоваться экономическим переменам нам у них учиться и учиться

В саратовском краеведческом музее открылась выставка «НЭП. Саратов. Отражение времени». В день открытия посетителей на лестнице встречала бессмертная ильфо-петровская Эллочка Щукина. Без этого бессмертного пошлого и смешного образа в рассказе о НЭПе никак нельзя. Эклектика 1922–1924 годов завораживает абсурдностью и доходчивой разумностью. Монолитное, веками спрессованное по слоям общество развалилось. Каждый личность. К каждому свой подход.

Конфетки-бараночки

Дамский портной Мицмахер не рекламирует свои достижения. Просто ждёт к себе барышень и кавалеров, которые уже были у него в клиентах и с радостью возобновят отношения. А вот саратовская трудовая артель «Швейник» зазывает ценами, которые вне конкуренции. И под этим рекламным объявлением подписывается не кто-нибудь, а правление артели. Всё смешалось. Государственные, частные, кооперативные, артельные производства, товарищества и общества. Каждый делает, что лучше горазд. Некоторые – всё подряд, не гнушаясь разбросом предложений.

Саратовское объединение лесной и деревообрабатывающей промышленности «Гублеспром» продаёт и дрова, и опилки, и мебель, и сапожные колодки. Кроме чистой продажи, гублеспромовцы, опережая конкурентов, берутся за индивидуальные заказы. Могут сделать бочки или починить старую мебель. Попутно делают важное дело по стимуляции посредников. Зовут третьих лиц купить у лесопилен брёвна и привезти чужое бревно на распилку.

Предприимчивый саратовец по фамилии Маркер основал химическую фирму по производству сапожного крема. Коробочка для крема примитивненькая, но на ней гордо выведено «Глобус». И вдоль ободочка крышечки – лучший сапожный крем.

Саратовский районный кустарно-промышленный «Корзинсоюз» предлагает купить дорожные, фруктовые и пивные корзины. Чем они отличались друг от друга, мы вряд ли сможем даже предположить. А уж о том, что такое шевро и как отличить его от имитации шевро, по каким признакам выбирается мостовьё или юфть, уже вряд ли и специалисты расскажут. Потому что нет таких специалистов. Умерла профессия сапожников. И колодочки с вашей ноги никто не сделает и ботиночек под неё не подладит. Ботиночки на шнуровке индпошива на выставке присутствуют. Изящные. И вполне современные. Сразу начинаешь жалеть, что нет прабабушки-модницы с сундуками этого женского добра.

Кроме ботиночек, хороши маленькие шапочки, которые кокетливо надвигали на глаза. Мужская мода тех лет смотрится более экзотично и резко. У одних брюки «оксфорд» – узкие и короткие, до щиколоток – и трости, у других юнгштурмовки – гимнастёрки с отложным воротничком, с четырьмя карманами. В руки так и просится сабля или нагайка.

Смесь учения и обольщения

«Крестьянин, читай побольше хороших книг по земледелию. Книга для тебя, что плуг и борона». Это призыв из листовки. Обращений к крестьянам много. В те времена их активно тянули в новую, незнакомую для масс жизнь. Доходчивыми плакатами объясняли, что с животными нельзя есть из одной миски, потому что можно заболеть глистами. И на таком же простом языке тут же шла разъяснительная работа по организации сельхозпроизводителей в артели и мобилизации их в пайщики нового банка.

«Остановись и прочитай, что тут написано, тебе это будет на пользу». Читать листовку с таким названием нужно срочно отправить всех банковских работников новейшего российского времени. В 100 строчках уместился краткий курс финграмоты для крестьянского сметливого ума.

Начали с империалистической войны и бандитизма и голода 1920–1921 года. Констатировали, что именно они вконец расшатали крестьянское сельское хозяйство. И вот теперь, в 1922 году, «день и ночь думает земледелец думушку, как бы помочь горю, как бы восстановить падающее хозяйство и встать на твёрдые ноги». Листовка подписана губернским управлением Госбанка, и речь в ней идёт о сборе капитала для открывающегося в Саратове Нижневолжского областного общества сельскохозяйственного кредита. То есть это банки озабочены своей клиентурой. Но об этом ни слова.

Суровая рука банковских спецов мягко и нежно трогает крестьянскую душу. «Эх, кабы денег откуда достать, думает он, всё сразу бы справил: уж не поленился бы, поработал бы. Да где денег взять? Вот задача. Кто мне их поверит, кто мне их, малоимущему, даст?» И дальше крупно и чётко: «Есть такое место, откуда ты можешь получить нужные тебе деньги». Дальше идёт название банка и расписываются его услуги. А потом, когда голова крестьянина уже закружилась от мечтаний, следует строгая оговорка: «Деньги даром не даются: надо кое-что и с твоей стороны сделать».

Дальше точный перечень: создать товарищество, составить устав, зарегистрировать его и приобрести в банке пай на сумму в пять рублей золотом, не настоящим золотом, а по золотому расчёту. И всё это подробненько и со вкусом, и без всякого сожаления о том, что приходится разжёвывать элементарные вещи. «Вот тебе пример этого расчёта: если золотой рубль по курсу стоит 50 миллионов, то нужно внести советскими денежными знаками пять раз по 50 миллионов…» А в конце, понятное дело, будет крестьянину счастье.

Это надо читать без купюр. И завидовать. Тем удивительным временам и той лихой жизни, которая отличается от нашего рыночного лихолетья 90-х, наверное, только одним. В настоящем НЭПе его устроители заботились о том, чтобы новая политика действительно дошла до каждого, а в его суррогате через несколько десятилетий намеренно мешались кони-люди.

Дырка вместо Троцкого

Если вам повезёт так, как нам, Эллочка вас не только встретит на лестнице. Но и споёт. Нас в зале развлекало трио. Сценка из жизни женщин того времени. Кроме Эллочки – обедневшая дворянка и оголтелая комсомолка. Под афишкой фильма «Талмуд и любовь» болтают каждая о своём. Про Муссолини, выходящего из повиновения, про инфлюэнцию и ресторации, про дом пролетариев в гостинице «Россия», где открыли 100 комнат. И шутливо поют о вечных как мир женских ценностях – кровати с высокими шишками, лисапеде на свободном ходу. Но в угоду времени уточняется, что всё это «захотелося колхознице Марусе».

Разобраться, что так, а что не так, спешите к заведующей отделом истории 20 века Людмиле Войтенко. Без неё я бы ни за что не заметила удивительный экспонат. Платок с портретом Ленина в середине. И четыре портрета по концам: Маркс, Энгельс, Калинин и дырка. Там был, оказывается, Троцкий. Платок дарили учителям на съезде в годовщину смерти Ленина. Но учительское сердце на всякий случай шепнуло поберечься.