Дмитрий Лебедев: Мы не будем строить коммунизм
Дмитрий Лебедев руководил крупным филиалом большой страховой компании. А нынешним летом он назначен министром экономического развития и торговли Саратовского областного правительства. И через несколько месяцев одной из его любимых тем остаются плюсы и минусы страхового рынка. Но зона сегодняшней ответственности неизмеримо шире. И мы говорим о рыночных отношениях в целом и о том, что двигает вперёд экономическую жизнь региона.
– Какой из экономических показателей вы считаете самым главным для оценки положения региона?
– Я слежу за несколькими. Из оперативных смотрю на индекс нашего промышленного производства и на обобщающий показатель валового регионального продукта. Безработица, задолженность по заработной плате в какой-то степени являются уже производными. Хотя, только оценив эти две стороны медали, можно понять, насколько гармонично развивается область. Что мы делаем: развиваем только экономику, соглашаясь на тяжёлые социальные жертвы по сокращению людей, или, наоборот, только обеспечиваем социальную занятость, тормозя при этом экономическое развитие.
– У вас, как у министра, есть рычаги для управления? Или вы пассивный наблюдатель, который может только анализировать и передавать сигналы по горизонтали и вертикали?
– Министерство курирует четыре крупных блока: анализ и прогноз, областные и федеральные целевые программы, развитие и поддержка малого и среднего бизнеса и вопросы торговли.
Давайте возьмём блок целевых программ. Мы принимаем участие в подготовке программ, и от того, насколько качественно эти программы будут подготовлены, будет зависеть, сколько денег мы сможем взять, в том числе и из федерального бюджета. На развитие малого бизнеса и торговлю тоже можем повлиять. Анализ-прогноз – это то зеркало, без которого нельзя понять, куда ты движешься. Эта наша работа даёт пользу для других министерств. То есть по трём направлениям есть прямые рычаги влияния на экономику и по одному – косвенный.
– Почему область на протяжении многих лет отчитывается только по процентному росту, в то время как в регионах, действительно озабоченных развитием, считают достижения в тоннах, килограммах и рублях на душу населения?
– Наши показатели принимаются федеральными органами. Но я вас поддерживаю. Абсолютные показатели интереснее для сравнения с другими регионами.
– Что читаете для того, чтобы понимать тренды в экономической политике страны?
– Пять-семь экономических журналов. Достаточно много аналитики из ГУ ЦБ. С её помощью мне интересно оценить размер экономики через развитие кредитной массы и увидеть, куда идут основные кредитные ресурсы. Очень интересно посмотреть уровень жизни населения по такому косвенному показателю, как ипотечное кредитование. У нас объём ипотечного кредитования вырос по сравнению с прошлым годом в 2,7 раза. Можно к этому относиться и как к низкой базе, но, с другой стороны, это хорошая тенденция. Много информации идёт из министерства экономического развития. Каждый вечер читаю дайджесты местной прессы, особенно критические оценки деятельности министерства и моей лично.
– Какой товар является лидером по удорожанию с начала года?
– Я бы разделил все товары на три группы. В первой цена практически стоит на месте. Это все виды мяса. Морская рыба стала дешевле, рис дешевеет. Не поднялись цены на маргарин, сметану, творог. Цена на молоко выросла, но на уровне инфляции, так же как и яйца куриные, карамель, чай, мука, хлеб ржаной – это вторая группа. А вот продукция овощеводства опережает инфляцию. Больше и быстрее всего подорожали капуста, картофель, морковь. Это объясняется влиянием последствий засухи не только в нашей области, но и во многих регионах.
– Данные по мясу не связаны с тем, что в сёлах начали массово забивать скот?
– Нет. Здесь играет роль спрос и предложение. По этим товарам большое предложение.
– Есть проблема реализации мяса за пределы региона?
– У нас абсолютно прозрачные границы.
– Мы неинтересны перекупщикам из других регионов?
– По свинине, наверное, нет. Потому что мы по ценам на неё находимся на 11-м месте в ПФО. У нас 186 рублей, в Пензе 177, у самарцев чуть выше цены, чем у нас. Я не знаю перекупщиков, которые из-за пятикопеечной маржи будут катать товар по стране. По картофелю рост цены связан с неурожаем, и честно могу сказать, что делаем всё возможное. Но в других регионах картофель дороже. Были в Курске, традиционно картофельном регионе. Они сказали, что не смогут поставить дешевле той цены, что сложилась на нашем рынке. Вроде бы Пенза, регион исконно картофельный, но средняя цена 25,50. А у нас 23,10.
– Губернатор связал себя картофельным обещанием наладить в Саратове торговлю этим продуктом по цене 15 рублей. Насколько реально удержать цену хотя бы на уровне 25–35 рублей?
– Давайте разделим меры реагирования на действия федерального правительства и областного. Федеральное отменило ввозные пошлины. На тот египетский картофель, который у нас появлялся по цене 25 рублей за килограмм и за который мучили моего зама Ульянова, импортная пошлина была 15 процентов. Соответственно, теперь 25 рублей минус 3 рубля – это 22 рубля. В «Метро» на выбор 15 рублей, 17,50, 18 рублей и 88 рублей французская картошка. Не будет катастрофической ситуации и роста цен даже зимой. Не забывайте, что правительство РФ имеет право вводить при росте цен в 30 процентов за три месяца фиксированные цены. Слава богу, у нас есть возможность этого не делать. Цена стабилизировалась. Вот нам Саратовстат даёт информацию, и видно, что 16 позиций по ценам в списке из 28 товаров у нас с самой низкой ценой в ПФО. Какими рычагами пользуемся? Есть добровольная договорённость с сетями о 10 дешёвых социальных товарах на полках. Видели жёлтые ценники в «Магните», «Пятёрочке», «Грозди»? Это не принудиловка.
– Продают ежедневно оговорённый объём этого товара?
– Не бывает такого, что цена выставлена, а товара нет. Держат наценку на хлеб-молоко два процента, а на остальные товары из согласованного списка до 10. Или возьмите ярмарочную форму торговли. С продавцов-производителей не берётся арендная плата за место и не возникает торговой наценки розничного звена. Товар приходит к покупателю практически по себестоимости.
– Да вы их разорите!
– Нет. Тот объём, которым торгуют на ярмарке, составляет 8 процентов от общего объёма продукции товаропроизводителя. И мы эти 8 процентов просто просим. И благодарны за участие в обеспечении горожан продуктами. Определённый резон у товаропроизводителя есть. Тут же получает живые оборотные деньги. Конечно, всех этим не накормишь. Но я говорю, что создать «рай на земле» не задача министерства экономического развития и торговли и что мы не будем строить коммунизм.
– То есть вы рыночник?
– Я сторонник использования разумных административных механизмов, при безусловно рыночной, конкурентной экономике в целом.
– А вы помните те времена, когда в нашей стране продукты продавали по государственным регулируемым ценам?
– Я родился в семье учителей. И вот когда мне было лет 8–9, папа попал в больницу с язвой желудка. Мы жили в Энгельсе, на 6-м квартале у химкомбината. У нас было три рубля, и мы пошли искать, где купить курицу для папы. Видим очередь человек в 300. Подходит машина, выходит царица жизни продавщица и говорит: «Чего стоите? Хватит на 100 человек. И нужно четверо мужиков, чтобы разгрузить машину». Тут бросается моя мама, расталкивая мужиков. И говорит: «Мне надо курицу. Я не уйду. Я буду разгружать». Вот так я запомнил навсегда регулируемые цены.
– Став взрослым человеком и даже министром экономики, как относитесь к реформе Гайдара по либерализации цен?
– Положительно. Считаю, что страна была на грани краха. Это больно было. Но через эту боль надо было пройти. И я очень рад, что мы в регионе сейчас не скатываемся к попыткам запретить вывоз, ограничить рынок. Это резервные меры. Но пока-то рынок не подводит. Картошка на базаре из Свердловска, из Томска, Брянска…
– Года четыре назад губернатор Ипатов обозначил задачу довести долю продукции малого и среднего бизнеса в общем объёме производства до 14 процентов. Довели?
– С божьей помощью и с помощью программы по развитию малого и среднего бизнеса по итогам прошлого года было даже 15. Года через три хотим достигнуть 20 процентов. И уже поставлена новая задача – увеличивать долю инновационного бизнеса в общем объёме малого. Пока у нас 2,2 процента. Но с этого года пошла поддержка именно инновационного бизнеса (для действующих предприятий 5 миллионов рублей и для вновь создаваемых, у которых есть действующий патент на изобретение, 500 тысяч), и я думаю, что мы сможем показать лучшие результаты. Ещё сегодня пришла информация от ВТБ «Управление активами», что два проекта будут профинансированы из венчурного фонда до 15 октября, один до 1 января, один проект передан в Роснано, а один в Российскую венчурную компанию. Мы ждём 120 миллионов рублей. И если это произойдёт, мы выйдем на первые места в ПФО.
– Начинающие коммерсанты, которым вы выдали гранты по 300 тысяч рублей, чувствуют себя обманутыми из-за неожиданного известия о том, что с этих денег они должны уплатить подоходный налог.
– У тех, кто перешёл на упрощённую систему налогообложения и сумел показать, что они 250–280 тысяч вложили в бизнес, налогом облагается только разница между доходом и расходами.
Предприниматели, применяющие упрощённую систему налогообложения от доходов (6 процентов), вынуждены будут уплатить 6 процентов с суммы гранта. Спорным и несколько несправедливым, на мой взгляд, кажется налогообложение грантополучателей, применяющих единый налог на вменённый доход. Наряду с ним они должны до середины следующего года уплатить 13 процентов налога на доходы физических лиц с суммы гранта.
Проблема в том, что этот вопрос слишком долго тянулся и обозначен только сейчас. Пострадают где-то 100 человек в нашей области. К сожалению, мы начинали работать без чётких правил игры. Теперь знаем, как сделать, чтобы грантовые деньги облагались минимально, и я думаю, что на следующий год мы будем советовать, как сделать правильно.
– Доходы на душу населения в нашем регионе составляют около 8 тысяч рублей. Знаете, сколько человек у нас высокооплачиваемые, а сколько живёт за чертой бедности?
– Слушайте, у меня другая цифра. На август – 11236. Ну, не суть важно. Вы спросили про миллионеров и нищих. Примерно могу сказать, что свыше трёх тысяч рублёвых миллионеров есть.
– А можете сказать, какая доля населения хранит деньги в банках на живых счетах? Это же тоже косвенный показатель благополучия. Встречала данные, что по России таких людей-вкладчиков всего 10 процентов. А у нас?
– Такого статистического учёта не ведётся ни банками, ни органами статистики. Существует понятие: число вкладов населения области. Например, в Сберегательном банке в 2008 году их было 4,7 миллиона. Если сопоставить число вкладов с численностью населения области, то получится, что каждый житель имеет более двух вкладов только в этом банке.
– Сколько людей в поисках инструментов для сохранности и приумножения своих денег участвуют в биржевой торговле?
– Порядка 20 тысяч человек.
– А на какие группы вы лично делите население? И какая группа для вас приоритетна?
– Для меня население делится на мою жену, моих детей и два миллиона 490 тысяч жителей области. А если серьёзно, то ставится задача, я вижу ту группу, которой она касается. И есть главная задача – повысить качество нашей жизни. Добиться того, чтобы меньше людей уезжало из нашей области в другие регионы.
– Но всем не поможешь. Пенсионерам пенсию вы не прибавите.
– Мы не прибавим. Но мы добьёмся того, что у нас вырастет средний тариф по обязательному медицинскому страхованию и будут лучше лечить, мы сделаем больше социальных программ, мы сможем пенсионеров освободить от оплаты коммунальных услуг. Качество жизни у всех повысится, если мы будем производить более конкурентные товары и к нам придут инвестиции. Будут хорошие рабочие места – будет больше зарплата – будет больше налогов.
Это экономика. Здесь всё взаимосвязано. Мы находимся в системе жесточайшей конкуренции с другими регионами. И мы должны понимать, что не найдём алмазы, золото, нефть. Мы понимаем, что нам надо пахать долго, до пота, каждому на своём рабочем месте.
– А ваша семья живёт от зарплаты до зарплаты или удаётся делать сбережения?
– У меня есть сбережения ещё из «той жизни» – из бизнеса, которым занимался 14 лет. Могу сказать, что в последние месяцы их потихоньку проживаю. Но то, чем я занимаюсь, мне интересно. Это огромный жизненный опыт, который не купишь.