Бесформенное безобразие: догматические заметки на почве лирических воспоминаний

Не дали телевизионные академики премию ТЭФИ режиссёру нашумевшего сериала «Школа». Обидели девушку до слёз и до матерного выражения своих чувств по этому поводу в газетном интервью. Зря обижается. Ну, получила бы она эту статуэтку и что бы сказала: премного благодарна, весьма признательна – «и прослезилась»?.. А тут – все чувства выразила. И на три буквы, и на пять, и так далее. И разревелась. Вполне соответствует выбранному ею для себя образу и стилю её фильма.

Не берусь судить о «новом телевизионном языке», каковой обнаружили в этом сериале критики. Я бросил смотреть после первых двух серий. Во-первых, потому, что изыски съёмок ручной камерой («как бы» документальность), качающейся и прыгающей из стороны в сторону, показались мне просто неуклюжими и неудобоваримыми для зрителя. Во-вторых, потому что я пришёл к выводу, как известный персонаж, что «главная линия этого опуса ясна мне насквозь».

Но судя по тому, какая буря споров поднялась вокруг этого фильма, что-то такое его авторам удалось показать обществу. Какое-то зеркало, которое многим очень не понравилось. То ли оно, зеркало, и на самом деле кривовато, то ли, ро… прошу прощения, лица, увидевшие себя в этом зеркале. А и то сказать, откуда же им, лицам, быть не кривоватыми?

Права «в области живота и спины»

Помните, какая замечательная история произошла в прошлом году в Кемерово? Там прокуратура отстояла права на пирсинг, мини-юбки и прочие вольности для учащихся колледжа, то есть в сущности среднего учебного заведения – повыше школы, пониже института.

Руководство Кемеровского педагогического колледжа ввело правила внутреннего распорядка, согласно которым вид учащегося должен соответствовать деловому стилю и педагогической профессии: нежелательно при посещении учебного заведения и прохождении практики в школе надевать джинсы и излишне короткие юбки, макияж не должен быть броским. Вовсе недопустимым называлось в правилах ношение одежды, открывающей область живота и спины; разъяснялось, что педагогическая профессия не предполагает прокалывание бровей, языка, носа, губ.

«Прокуратура усмотрела в этих запретах нарушение гарантированного Конституцией РФ равенства прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств», – так было сказано в сообщении на сайте областной прокуратуры.

В связи с этим бдительная районная прокуратура внесла протест, с которым администрации учебного заведения спорить не приходилось. Руководство колледжа признало нарушение и удовлетворило требование надзорного органа, сняв содержащиеся в правилах запреты.

Замечательная победа правоохранительных и правозащитных сил! Защищены фундаментальнейшие права человека и гражданина – права делать всё что вздумается, безо всякой оглядки на окружающих, на традиции, на принятые в обществе нормы.

По моему простому разумению, прокуратуре явно изменил здравый смысл. А если же этот орган действовал в точнейшем соответствии с конституцией, то – приходится говорить крамольные вещи – здравого смысла недостаёт нашей Конституции. Впрочем, за что же нападать на закон, тем более основной. Это – всего лишь документ, бумага, написанная людьми и людьми истолкованная.

Будущим педагогам дали понять, что с пирсингом «в области живота и спины», не прикрытой одеждой, они могут прийти в класс на радость ученикам. Чего же тогда ожидать от учеников – героев очередного сериала?

Предваряя своих оппонентов, сам процитирую фразу, которой они могли бы сразить наповал меня и мои доводы: «Если учитель едет на велосипеде, то что же остаётся ученикам? Им остаётся только ходить на головах!» И сам назову одиозный персонаж, которому эта фраза принадлежит: незабвенный чеховский Беликов, «человек в футляре».

Но, если вынести за скобки повод, по которому это сказано, приходится признать, что логика здесь безупречна. Достаточно подставить в формулу вместо велосипеда пирсинг или что-то ещё из того перечня, за который пострадали руководители Кемеровского педагогического колледжа, и возразить оказывается нечего.

Все эти истории вызывают к жизни ряд воспоминаний из не столь давнего прошлого – начиная всего лишь с 50-х годов прошлого века.

Гимнастёрка с латунными пуговицами

Директор нашей 42-й школы Вера Филипповна Эчбергер (прозвище – ВЭФ) не была человеком в футляре, но обладала здравым смыслом в достаточном количестве. Она, с её властным характером и мощным темпераментом, думаю, и прокуратуру могла бы наставить на путь истинный, если бы ей попытались объяснить, что она нарушает наши человеческие права.

ВЭФ собственноручно размачивала школьным модницам начёсы (тогда были в моде такие причёски), категорически запрещала им носить украшения, особенно дорогие, из золота. Вплоть до старших классов всем ученикам запрещалось носить часы. Объяснение было простое и логичное: не всем семьям достаток позволяет приобрести своему чаду золотые серьги, да и часы тоже (на дворе-то была первая половина 60-х).

И, разумеется, форма!

Наше поколение школьников застало (это было ещё до 42-й, в другой школе) форму, смоделированную близко к образцу гимназической формы дореволюционной России: гимнастёрка с латунными пуговицами, широкий ремень с латунной же бляхой, фуражка с кокардой. Изнутри тулья фуражки натягивалась стальным пружинным обручем.

Не помню, нравилась ли нам эта форма, – мы носили её, если память не изменяет, только в первом и втором классах. Об аналогичной гимназической форме много интересного написали Чуковский, Паустовский, Катаев и многие другие.

Начиная с третьего класса форма стала менее воинственной, попрозаичнее, но и поудобнее. Фуражку упразднили совсем, вместо гимнастёрки, затянутой ремнём, появилась свободная куртка. Это всё – о мальчиках. Форма для девочек больших изменений не претерпела, видимо, со времён гимназисток: коричневое или синее платье с фартуком – чёрным для будней, белым для парадных случаев. О том, чтобы прийти в школу без формы, в какой-нибудь другой одежде, не было и речи. Некоторые вольности стали позволительны только в 9-м, 10-м классах (но какие там мини, какие пирсинги и голые животы!).

Теперь люди, подобные Вере Филипповне, по выражению Лескова («Кадетский монастырь») не в фаворе обретаются. А напрасно. Не знаю, что думала она о таких материях, как права человека. Но не сомневаюсь, что свою главную обязанность – воспитывать нас – она знала твёрдо. И твёрдо её исполняла. Без формы же, извините за игру слов, само школьное воспитание мне представляется бесформенным, аморфным. Видимо, такого же мнения придерживалась и ВЭФ.

К этому теперь многие уважающие себя учебные заведения возвращаются, понимая, что человек, носящий форму какой-нибудь элитной гимназии, трижды подумает, как себя вести на людях – а ну как в гимназии узнают, что он «выбирает «Клинское»? Раньше это называлось общественным мнением, теперь – престижем учебного заведения. Большой разницы не вижу.

***

Кстати, до излишнего догматизма наши учителя не доходили никогда, в 10-м классе были и у нас некоторые вольности по части формы. Моей форме, например, одноклассники завидовали. Мама умудрилась найти где-то ткань совершенно школьной форменной расцветки и сшила мне «битловку» – невероятно модный в те времена пиджачок без ворота, совсем как у ливерпульской четвёрки. Ни учителя, ни сама ВЭФ ничего против этого не имели.