Игорь Шопен: Больше всего боюсь, что за мной придёт политика

Оценить
Денег не берёт, от политики открещивается, но уверяет, что при необходимости сил хватит даже закрыть предприятие, грубо нарушающее экологические нормы. В чём же сила «Зелёного патруля»? Об этом мы беседуем с руководителем регионального отделения Игор

Денег не берёт, от политики открещивается, но уверяет, что при необходимости сил хватит даже закрыть предприятие, грубо нарушающее экологические нормы. В чём же сила «Зелёного патруля»? Об этом мы беседуем с руководителем регионального отделения Игорем Шопеном. Кстати, шестого июня «Зелёный патруль» в Саратове отметил своё двухлетие.

— Игорь Владимирович, когда вы презентовали «Зелёный патруль» в Саратове, говорили, что будете заниматься серьёзным экологическим мониторингом. Каковы результаты ваших наблюдений?

— К сожалению, экология в Саратовской области ухудшается. Весной этого года мы в рамках проекта «Большая Волга» провели заборы воздуха, снега, земли, донных пород в Волге. Образцы были направлены на экспертизу в Саратов и Москву. На текущий день Саратов входит в тридцатку городов России с наивысшим уровнем загрязнения атмосферы.

Зелёными насаждениями в городе занято всего 267 гектаров земли — по 3 квадратных метра на жителя. А по расчётам Всемирной организации здравоохранения должно быть не менее 50-ти.

Только за апрель этого года на территории Саратова без разрешения было спилено 657 деревьев, больше всего — в районе Сосенки по Усть-Курдюмскому направлению. Тех, кто это сделал, ищет прокуратура, ищет милиция, найти не могут. Но ведь земля кому-то принадлежит!

Подсчитывается материальный ущерб — порядка 12 миллионов рублей. Но почему-то нанесённый экологический ущерб никогда не считается. А вот специалист по экономическим преступлениям «Зелёного патруля» подсчитал. Эти срубленные деревья оставили без воздуха двести человек.

Если так халатно относиться к тому, что нам даёт природа, через некоторое время мы будем ходить в респираторах и воздух, как мороженое, покупать в ларьках на улице.

— Совсем плохо у нас дышится?

— Да, нехорошо. И знаете, какой самый грязный район? Волжский, хотя и считается элитным. А «слава» самых грязных всегда приписывалась Ленинскому и Заводскому районам из-за большого количества промышленных предприятий.

Мы поднялись на самолёте на высоту 50, 100, 150, 200 метров, взяли заборы воздуха, отправили их в Москву. Исследования показали, что основная масса воздуха с большим количеством микрочастиц располагается над Волжским районом. Знаете почему?

Наши предки были совсем не дураки. Городские улицы они строили по прямым линиям с учётом движения воздуха. В Саратове утром бриз дует с Волги в сторону Кумысной поляны, а вечером с Кумысной поляны — обратно. Таким образом происходила вентиляция города.

А нынешние архитекторы увидели пустующие места и беспорядочно натыкали в них новостройки. Воздушные массы прекратили движение со стороны Кумысной поляны. И теперь выбросы от предприятий поднимаются на высоту 200 метров и тащатся вместе со всеми микрочастицами в низменность, Волжский район.

— Какие ужасы расскажете про воду?

— Мы проводилипогружения в районах ротонды и Затона. Самое неприятное, как показали исследования, донные отложения, в которых скопилось очень много минералов и биосистем.

Очистные сооружения, которые находятся в Саратове и выше по Волге, не справляются с продуктами жизнедеятельности человека. И вся эта гадость, фекалии стекают в Волгу. Почему она и затягивается ряской.

У нас было предложение очищать периодически дно Волги драгой, но оно не нашло отклика. Существует много биохимических средств, реактивов для очистки прудов и рек от загрязнений. Нам говорят: ой, дорого, пусть дальше портится.

— Как обстоят дела с водой в разных районах области?

— Начнём с того, что в Заволжье, например, воды совсем нет. И если ничего не делать, через три-четыре года Заволжье ждёт катастрофа, воду туда придётся завозить. В Энгельсском, Марксовском районах в воде преобладает железо. Необходимы очистные сооружения для очистки питьевой воды. Никто этого не делает. Наверное, забыли, что там люди живут. В степной зоне, в районе Пугачёва, вода сильно минерализована. Она солёная и неприятная на вкус. Тоже нужно очищать.

— Ну, а в Саратове?

— Жителям Саратова я бы посоветовал: каждой семье поставить барьер для очистки воды, текущей из крана. Просто воду из-под крана пить не надо, козлятами станете. В ней вся система Менделеева.

— «Зелёный патруль» в Саратове то деревья высаживает под окном поэтессы, то создаёт клумбу «Триколор» на набережной, то организует благотворительные концерты, деньги с которых направляются на озеленение города. Не мелко это для экологического движения?

— Вы хотите сказать, что экологическое движение должно всех в тюрьму сажать? Мы общественная организация и существуем для того, чтобы помогать в первую очередь нашим жителям. У нас есть горячая линия, куда поступают звонки от жителей города, мы, пользуясь своим авторитетом и наработанными связями, реагируем на эти звонки. Мы не крикуны, стоящие на улице с воплями «Всё плохо!», единственная цель которых — попасть в телевизионный ящик.

— В этом ящике вы лично тоже появляетесь… Экология вообще благодатная тема для пиара.

— Нас снимает телевидение, когда мы поднимаем определённую проблему. Мы не призываем голосовать за нас. Говорил и повторю: «Зелёный патруль» — вне политики. Экологов в Саратове очень много, все пытаются что-то доказывать с пеной у рта. А мы — сторонники пусть небольших, но конкретных дел. Весной этого года, например, Аткарский питомник выделил нам бесплатно 360 саженцев, мы их привезли в Саратов и бесплатно раздали жителям для посадки в городе. Единственное, что брали с людей — письменное обещание, что за деревьями они будут ухаживать. Посадили 1500 цветов. Разве это плохо?

— То есть вас не прельщают громкие акции типа: «Сто активистов лежат на трамвайных путях»…

— Или приковывают себя наручниками к атомной электростанции? Не прельщают. Мы не пробитые идиоты, а люди, которые хотят в меру своих сил улучшить экологию того места, где они живут.

— А мы все удивлялись, почему вас, например, нет у табачной фабрики…

— Да там кого только нет. Все отметились. Но я не буду. Если я займусь этим, фабрика прекратит существование. А сколько людей работает на табачной фабрике? В период кризиса выкинем их на улицу?

У каждого предприятия есть программа по оздоровлению окружающей среды. Если та же табачка хоть на миллиметр отойдёт от этой программы, я буду с этим бороться. Но она не отходит.

Да, случаются чрезвычайные ситуации. Поэтому фабрике дали задание оборудовать дополнительные фильтрующие установки, увеличить мощности очистки, и они этим занимаются.

Я за то, чтобы сажать за стол переговоров представителей власти, бизнеса, правоохранительных органов, общественных организаций и находить пути решения конкретных ситуаций.

«Зелёный патруль» — мобильная организация. Поэтому нас взяли на вооружение силовые структуры. Мы очень быстро реагируем и приносим материал. И по нашим жалобам, обращениям проводятся расследования, возбуждаются уголовные дела.

— С госструктурами изначально всё так удачно складывалось?

— Сначала сложно было. Теперь легче. Мы сообща поняли, что не нужно стоять по разные стороны баррикады. Один пример. Нам пришла жалоба, что лыжный стадион на 5-й Дачной хотят поделить на кусочки и отдать под строительство коттеджей.

Мы организовали встречу с министром спорта, председателем комитета по молодёжной политике и спорту, представителями комитета по управлению имуществом. Я объяснил, что никто из простых граждан стадион без боя не отдаст. Через два дня распоряжение о передаче земли было отозвано.

Власть — это ведь тоже жители города, они же к нам не с луны на пару дней прилетают. Если им объяснить, они понимают.

— Но речь не всегда идёт об умении вести диалоги. Иногда ведь замешаны очень большие деньги…

— Согласен, случается, что можно говорить сколько угодно, а воз не сдвинется с места. Но если речь идёт о социальных местах, правды можно добиться. Относительно Кумысной поляны я сказал: если мы не решим проблему, я готов вывести на площадь от двух до пяти тысяч человек.

— А не бывает, что говорят, мол, не шуми, мы денег дадим?

— Не предлагают. Я бывший профессиональный военный. Один раз предложили, я ответил, человек быстро понял: лучше об этом даже не думать.

Если что-то нужно городу, я всегда готов помочь, но благодарностей мне не надо. У меня есть имя. И я его пачкать никому не дам. Меня не для этого мама с папой родили. А для того, чтобы я людям пытался помочь.

— Вы альтруист?

— Знаете, у меня много наград. В 89–90-е годы я ими очень гордился. А один раз мы в форме при полном параде собрались с друзьями на 3-й Дачной у памятника воинам-интернационалистам. Навстречу нам женщина шла, остановилась, говорит: «А вы ведь оккупанты».

После этого я года три парадный костюм не надевал. Дочь как-то попросила: «Пап, надень». Я надел, а наград много, целый «иконостас». Она долго смотрела и сказала: «Я, честно, не ожидала, что у тебя столько…»

И я начал их опять надевать потихонечку, на праздники, на мероприятия с ребятами своими из подростково-спортивного клуба «Легион». Ни одного знака отличия (будь то орден, медаль, почётный знак) просто так не дают. Поэтому мне своё имя дорого.

Я ведь и в «Зелёный патруль» смешно попал. Сейчас я президент федерации спортивного пейнтбола, которую создал в Саратове, как и клуб «Легион».

У меня было пейнтбольное оборудование. Денег это не приносило, но мы с утра до ночи занимались с ребятами. И мой друг, тогда председатель комитета образования города, как-то говорит: «Тебе не надоело? Ты хоть кусок хлеба домой принеси. Вот есть помещение. Ставка педагога (тогда 400 рублей). Работай». Я обрадовался, для меня самым главным было помещение, остальное не интересовало.

— А жену?

— И на тот момент, и сейчас мою жену не интересуют деньги. Нам нравится, что вокруг нас крутится жизнь. И ничего, хорошо живём. Ребята мои — призёры различных соревнований.

Так, вот о «Зелёном патруле»… Приходит как-то мой товарищ и говорит: «Тебе не надоело детям сопли вытирать?» «Нет», — говорю. Он передо мной положил устав «Зелёного патруля». Читаю. Мимо пропускаю должности руководителя движения, экономического, юридического отдела. Вижу — оперативный отдел.

«Во, — говорю, буду руководить оперативной работой, это по мне. Я служил в погранвойсках, это зелёные фуражки, мне зелёный цвет импонирует». Он в ответ: «Молодец, едем в Москву». Приехали в Москву, там почитали моё дело и сказали, что я тяну на руководителя.

— Игорь Владимирович, вы так упорно открещиваетесь от политики. Но посмотрите, сколько народу в Саратове за экологию борется: вы, Мальцев, партия «зелёных», ЛДПР, государственные органы, а с экологией всё хуже и хуже. Почему не создать одну мощную партию, которая бы, как в Германии, входила в правительство?

— Как-то один товарищ мне сказал: «Наступит время, когда политика сама придёт к тебе». И я больше всего боюсь этого. У нас многие во время предвыборных кампаний обещают золотые горы, а садятся в депутатские кресла и забывают о людях, которые их избирали. Я так не хочу. Я привык выполнять обещания.

А экологическая партия — это, значит, обязательно начнётся: а кто будет ею рулить, а чьи интересы лоббировать… Меня, честно говоря, от слова «партия» воротит. Как только начинается предвыборная гонка, нас начинают растаскивать в разные стороны.

Мы согласны помогать любой партии — правым, левым, единороссам, справороссам, «яблокам», фикусам… Но если это на самом деле будет дельное предложение по оздоровлению экологии Саратовской области. А чтобы нас, как зелёную тряпку, использовали для пиара, а потом выкидывали, — на это я не согласен.

— Вы верите в то, что ваше движение может представлять реальную силу?

— «Зелёный патруль» был создан по инициативе Владимира Путина. Региональные отделения возглавляют бывшие сотрудники комитета госбезопасности. И все — начиная с Москвы и заканчивая Магаданом — альтруисты, как вы говорите. Я в Саратов приехал с мандатом, подписанным Путиным. И здесь мы никому не подчиняемся. В этом наша сила.