Илья Кияненко: Может, я пессимист, но, по-моему, катимся мы вниз

Премьеру оперетты Офенбаха «Бандиты» Саратовский театр оперы и балета дал без декораций и костюмов, на голой сцене. Партии Фиореллы солистка Ольга Кочнева пела в брючном костюме.

«Это что, теперь так оперы будут ставить? А балет в джинсах танцевать?» – спросили мы у бессменного директора оперного Ильи Кияненко. И побеседовали о том, как театр переживает кризисные времена, что сейчас творится в его стенах и в душе самого директора.

Первый случай за 27 лет

– Илья Фёдорович, сейчас все активно обсуждают антикризисную программу саратовского правительства. Там есть про сельское хозяйство, производство, банки, безработицу… Про культуру – ни строчки.

– Ну а чему вы удивляетесь? Раньше, среди национальных проектов, её тоже не было. Так государство наше устроено – по остаточному принципу нас финансировали и при коммунистах, но они хоть вид делали, использовали культуру в своих идеологических целях.

Как бывало: приходишь в обком партии и рассказываешь свою идею. Если её соглашались поддержать, то делали это железно, если нет – нет.

А сейчас культура превратилась в нечто прикладное, обслуживающее. «Мы тут кушаем, выпиваем, отдыхаем, а вы сбацайте что-нибудь. Сделай мне красиво!» Так в стране происходит, и наша область в этом смысле не исключение.

Да вот хотя бы взять нашего министра культуры области. Сколько времени у человека приставка «и. о.» и никто не дёргается по этому поводу! Либо его назначьте министром, либо другого – что за неопределённость? Это и для человека унизительно, и для культуры саратовской. Уж я-то точно знаю, сам был министром культуры области. Кстати, спрашивают с Лотарева как с министра, а зарплату он получает как заместитель.

– Финансирование на 2009 год оперному театру урезали?

– Фонд зарплаты сохранён, получаем 100 процентов. То же касается оплаты коммунальных услуг – деньги на тепло, воду, свет выделяются в полном объёме. Сокращены средства на содержание здания, например, на вывоз снега. Самое грустное, что в этом году театр ни копейки не получил на постановку спектаклей. Поэтому мы были вынуждены давать оперетту «Бандиты» в концертном исполнении. За 27 работы я такого случая не помню!

Столичные театры иногда показывают оперы в концертном варианте, но так задумано, а у нас получилось вынужденно. Надеюсь, что денег всё же выделят или сами изыщем, но покажем полноценных «Бандитов» на Собиновском фестивале.

– Собиновский-то не пострадает?

– Он – нет. Но из-за празднования Дня славянской письменности и культуры фестиваль начнётся позже обычного – он продлится с 27 мая по 9 июня.

Сорвался другой проект. Ко Дню славянской письменности и культуры мы хотели поставить настоящую русскую оперу «Садко» Римского-Корсакова. Есть потрясающее художественное решение спектакля московского художника Харикова.

Деньги на это были заложены, но в наличии их нет, так что праздник обойдётся без «Садко». Обидно. Большой театр по той же причине отказался от постановки «Отелло».

Цена их вопроса – 135 миллионов рублей. На этом фоне наши 8 миллионов (столько нужно на постановку «Садко») – капля в море. Понятно, что доходов в бюджете мало, потому что фирмы и организации закрываются, налогов собирают меньше. Но от этого не менее грустно.

– Зрителя не теряете?

– Есть такой момент. Заметно, что зритель стал экономить на походах в театр. Спад не резкий, но он есть. На отдельные спектакли, на классику народу сейчас ходит меньше. А ведь от этого зависят надбавки к зарплатам артистов! Не дай бог они останутся на голом окладе.

– Кстати, какая зарплата у саратовского артиста балета, оперы?

– Да по-разному. Вот смотрите: больше всех получают театры с приставкой «академический». В Саратове это ТЮЗ, драма и мы. Самый большой оклад у руководителей – 7 тысяч 505 рублей. Представляете, сколько у артистов? 6400–6600. К сожалению, в нашей области отменили надбавки за стаж работы, так что проработавшие 20–30 лет люди уравнены с новичками. И если мы хоть чуть-чуть не будем своих работников поддерживать, уйдут последние. Уедут в Москву, в Питер. Поэтому мы практически все деньги, которые зарабатываем, используем на увеличение зарплаты.

– А в культурных кругах не зреют ли идеи выйти с какими-то акциями возмущения, петициями к властям?

– Не слышал ничего такого и не предвижу всплесков. Кричи не кричи, бюджеты-то у всех слабые, откуда добавлять? Артисты же тоже видят, что в стране происходит, какие сокращения массовые. И потом, наша позиция выражается в другой форме. «Бандиты» в концерном варианте «впечатляют» посильнее акции протеста.

– Штат театра сокращать не собираетесь? Или уже?

– Ни одного человека не сократили. Наоборот, с января этого года приняли ещё 56 человек: в балет, в хор, в солисты. Сейчас у нас 458 работников: примерно 250 – артисты и руководство, остальные – обслуга.

– На сцене оперного часто выступают гастролёры, приезжие театры. Театру от этого есть польза?

– В последнее время некоторые выступления отменяют. Для нас это убыток, потому что свой репертуарный спектакль мы тоже в этот день не показываем. Когда же гастроли случаются, то деньги мы, конечно, берём. Пускаем на зарплату нашим работникам.

Другое дело, что я не всех артистов допускаю в наш театр. Борису Моисееву, Лолите к нам путь заказан. Это не искусство, а порнография какая-то! Ещё есть пара-тройка имён нон грата для меня. Это принципиально.

– Илья Фёдорович, действует ли закон сохранения энергии в Саратове? Объясню: если в городе так грязно, то должно быть что-то, что это уравновешивает. Люди, культура. Может, мы, саратовцы, чем другим берём? Саратовская культура уравновешивает саратовские грязные улицы?

– Мне всегда так стыдно перед приезжими талантливыми людьми, гастролёрами за город! Может, я пессимист, но, по-моему, катимся мы постоянно вниз – и в вопросах культуры тоже. Это всей страны касается, и не может саратовская культура быть островком в море неблагополучия. Я так чувствую.

Люстра от метростроевцев

– Центр Саратова стоит на так называемом плывуне. Из-за подземных вод укрепляли фундамент консерватории, Радищевского музея, филармонии. Оперный эта проблема касается?

– А как же! Состояние здания в целом плачевно. Стены в трещинах, маячки стоят. Трещины то увеличиваются, то уменьшаются. В худшем случае здание может лопнуть пополам! Со стороны Большой Казачьей это видно. Скорее всего, нам подойдёт вариант Радищевского музея – его укрепляли сплошной бетонной плитой. Внутри мы кое-что ремонтировали, но без укрепления фундамента нет смысла что-то делать. Когда до этого дойдёт (я на это очень надеюсь), театр не закроется. Нам нельзя труппу потерять.

– А трудно содержать в чистоте такое большое здание?

– У нас большая армия уборщиц, перед и после каждого спектакля зал пылесосят, протирают кресла, мусор собирают.

– Расскажите про вашу чудесную люстру. Как за ней ухаживают, есть ли что-то любопытное в её истории?

– Один раз в год, в сентябре, перед открытием сезона, люстру опускают на лебёдке. Моют лампочки, меняют перегоревшие. Люстра у нас действительно красавица. Когда театр открылся в начале 60-х годов, московские метростроевцы продали в Саратов эту люстру. Сейчас такую оригинальную не найдёшь. Как-то недосчитались несколько «висюлек», на Саратовтехстекло изготовили недостающие части.

– Известно, что основное шоу Дня славянской письменности и культуры пройдёт в оперном. Это большая нагрузка для здания, для труппы?

– Да нет, обычный аврал. С 18 мая на неделю зал займут под репетиции, оформление. Шоу будут показывать по федеральному каналу, предполагается много камер, СМИ. В зрительном зале собираются демонтировать 182 кресла, чтобы операторам снимать было удобно.

– Есть ли среди саратовских чиновников, депутатов постоянные зрители оперного театра?

– Есть несколько человек в правительстве, которые часто приходят. Не хочу называть фамилии, а то их вышестоящие начальники обидятся. Назову только ректора ССЭУ Владимира Динеса. Насколько я знаю, он даже в Москву на премьеры специально ездит.

«Никогда не вмешиваюсь в творчество»

– Вы 27 лет директор саратовского оперного. Столько лет вы работаете вместе с художественным руководителем Юрием Кочневым. Он известен своей принципиальной творческой позицией, где-то непростым характером. Как острые углы сглаживаете?

– Знаете такую шутку: «Какая разница между руководством сумасшедшего дома и театра? В сумасшедшем доме хоть руководство нормальное!» У меня есть принцип – никогда не лезть не в свою область. Хоть я и имею некоторое художественное образование (я театральный режиссёр), никогда не вмешиваюсь в творческий процесс. За него отвечает Кочнев, это его стихия. А Кочнев не вмешивается в финансы и хозяйственные вопросы. Он доверяет мне, я – ему.

Правильно Юрий Кочнев в недавнем интервью сказал, что известен лишь один пример отношений, подобных нашим, – президент и премьер-министр. У них тоже полное взаимопонимание.

Важно понимать, как артист устроен: он должен думать, что лучше его никого нет, природа его такая. Скажем, получил артист звание и носится с ним. Он потом переболеет, но надо время ему дать. Я точно знаю, что это пройдёт.

– К вам в кабинет артисты часто заходят?

– Да каждый день и в любое время. Нет у меня такого, чтобы сидели в приёмной и ждали.

– Опишите ваш рабочий день – день директора театра.

– Я стараюсь прийти пораньше. Недалеко живу, поэтому пешочком. Стараюсь почитать газеты, если есть документы бухгалтерии, банка – с ними занимаюсь. К 11 часам на репетицию приходят артисты, начинается самое горячее время. У артистов возникают вопросы, мы думаем, как их решить. Я всегда на месте.

Самое моё любимое время – после дневной репетиции: все расходятся до вечернего спектакля, можно сосредоточиться, что-то придумать, написать. Иногда приходится остаться и вечером на премьеру или с гостями.

С работы домой и обратно вечно ношу с собой какие-то документы, прессу – процесс безостановочный. Не представляю себе, как это – не думать о театре. Был в отпуске в Кисловодске две недели, и то раз по десять на дню созванивался с Саратовом.

– Какой у вас сувенир любопытный – дед Мазай в лодке везёт зайцев! Что-то я не помню оперу-балет на эту тему.

– Это мне друг подарил сувенир из кости. Сказал, что Мазай на меня похож. Или я на Мазая.