Антон Комаров: Саратов – какой-то неюморной город, не Одесса

Он был министром информации и общественных отношений, сегодня возглавляет телеканал ТНТ-Саратов. Прекрасно говорит и полон креативных идей. Похоже, хорошо понимает, как надо делать пиар власти, но предпочитает концентрироваться на своём телеканале. И у него неплохо получается. Но прежде всего мы спросили у гендиректора канала ТНТ-Саратов Антона Комарова о свободе слова: она ещё жива?

– Общественная палата РФ, обиженная всевозможными международными рейтингами, где Россия находится в аутсайдерах по степени свободы слова, решила составить собственные индексы свободы. О результатах ничего не слышно. Почему, на ваш взгляд, эта идея не получила развития?

– Наверное, некоторое время назад значительное ухудшение степени свободы слова воспринималось как проблема. Сейчас появилось множество более значимых проблем, которые оттеснили этот вопрос на задний план.

– И свобода слова в России уже не проблема?

– Да какая она была год назад, такая и осталась. В послании президента прямо сказано, что вся свобода слова – в Интернете. Чиновников не унять в их попытках ограничивать свободу журналистов.

– В разных регионах степень свободы слова разная. От чего это зависит – от личности руководителя региона, традиций, менталитета?

– Мне кажется, в среднем по России этот показатель примерно одинаков. Хотя есть исключения. Например, все знают, что в Уфе совсем плохо. Зато в Благовещенске, где я был лет пять назад, со свободой слова всё в порядке. Помню небольшую газету, где обсуждалась отмена выборов губернаторов. Там такое было написано! Я говорю журналистам: «Вы смелые ребята». Они ответили: «Дальше Сибири не сошлют, мы и так в Сибири».

Это зависит от многого: от ментальности людей, от степени удалённости от федеральных центров. Не секрет, что самые талантливые и отвязные в хорошем смысле журналисты переместились в Москву. И там стало со свободой слова лучше, а у нас хуже. А из Сибири уезжать проблематично, уезжают немногие, а оставшиеся реализуют свою страсть к свободе на месте.

– То есть от длины поводка не многое зависит?

– По моему опыту, местная власть ощутимого давления на прессу не оказывает. Это Дмитрий Фёдорович ещё мог ударить по столу и спросить: что вы там такое написали? Да и то до середины второго срока. Так что Саратов не самый плохой случай, но и не лучший. Средний по России.

– Вы в своих журналистах смелость культивируете?

– Притормаживаю. Главное, чтобы не допускали навешивания ярлыков и личной оценки, чтобы были представлены мнения всех сторон. Зритель пусть сам делает выводы.

– Один из показателей свободы СМИ в международных рейтингах – отсутствие участия государства, тем более госмонополии на СМИ. В России – три государственных канала, в работе других государство опосредованно участвует. Каковы для вас критерии свободы слова?

– Для меня свобода слова – иметь возможность отказаться транслировать чуждые идеи и месседжи и не иметь за такой отказ никаких последствий.

Центральные телеканалы, на мой взгляд, иногда перегибают палку, сообщают такие вещи, что трудно поверить, что сами с этим согласны. Например, некоторое время назад на одном из каналов прошла информация: мол, если Запад нас лишит виз, пусть все эти любители съездить в Европу берут паспорта и валят на свой любимый Запад, а мы в России заживём счастливо. Не верю, что сам журналист, сказавший это, два-три раза в год куда-нибудь не выезжает.

Государство должно иметь информационную политику. И она есть и эффективно проводится через государственные СМИ – ОРТ, РТР и другие каналы. И она работает, в том числе и в плане общего поиска внешнего врага. И как минимум 80–90 процентов населения эта идеология устраивает.

Опосредованное участие государства в деятельности СМИ через государственные корпорации вряд ли работает на реализацию этой же стратегии. Скорее всего, эти СМИ активируют в какие-то переходные моменты – например, выборы. Неслучайно, что на всех региональных станциях СТС во время предвыборной кампании закрылись новости. Мол, это развлекательный канал.

Но есть и «Эхо Москвы», которое проводит информационную политику совершенно не нашего государства. У них никто не отбирает лицензию, не ставит глушилок, и слава богу.

– Когда вы были министром, какие поставленные перед вами задачи казались нелепыми или злили?

– Самое неприятное, что не ставилось глобальных задач. Если вначале существовала некая концепция, то потом всё сошло на частности. Необходимость чёткого позиционирования для жителей области очевидна: это у нас хорошо, это плохо. «Хорошо» мы будем развивать, а с «плохо» бороться. И каждый шаг чиновника должен сверяться с этой шкалой ценностей.

– От лозунгов до реальных дел всё-таки должно доходить? А то с дорогами у нас так же никак, как и с инвестициями.

– Должно, конечно.Иначе смысл меняется. И как минимум на первом году губернаторства Ипатова все реально ощутили изменения качества дорожного покрытия. До конца дороги не доведены, но они стали лучше. Раньше их каждый год латали красным кирпичом и даже шутили: весной вместе со снегом сошёл весь асфальт.

– Ну, видите, дорог не было, но жилось как-то веселей. Публичные дома задумывали строить, аэродром на Казачьем острове, Пристанский мост построили, парк Победы…

– Дмитрий Фёдорович, конечно, отличался живостью и масштабностью проектов, которыми он и запомнился. А плохое забывается.

Кстати, у нас с группой товарищей была идея (боюсь, до Дмитрия Фёдоровича она не дошла, а мне её до сих пор жалко). Павелецкий вокзал в Москве начинали строить как Саратовский, потом, как обычно в России, деньги кончились, приехали купцы из Павельца, предложили денег с условием вокзал переименовать. А когда Дмитрий Фёдорович работал губернатором первый срок, происходила как раз грандиозная реконструкция Павелецкого. Нам казалось, что логично переименовать его опять в Саратовский, и эта идея была бы органична личности Аяцкова.

– Создание креативных идей – чья задача?

– Важно, чтобы был такой человек и чтобы он имел влияние на первое лицо. И чтобы стратегии целенаправленно реализовывались. У Аяцкова главным политтехнологом был он сам. У Ипатова они постоянно меняются. В самом начале мы занимались идеологией, потом присоединились московские политтехнологи. И мне кажется, какое-то время мы работали слаженно. А потом образовалось несколько центров влияния, которые перетягивали на себя одеяло с переменным успехом.

– В результате осталась одна главная идея – регулярное посещение губернатором рынка в Юбилейном и контролирование цен на яйца.

– Я это комментировать не буду.

– А как вы думаете, почему идеи власти так редко реализуются?

– Нужно выбирать задачи по плечу и на них фокусироваться. Нельзя неделю заниматься одним, вторую – другим. А у нас постоянно всё меняется. Прошлый год был годом семьи, этот – уже молодёжи. Надо полагать, мы все проблемы семьи решили?

– Почему же у нашей власти нет не только преемственности своих предшественников, но преемственности самих себя?

– Да если бы просто не было преемственности одной власти от другой, это полбеды. Может, кризис поможет изменить ситуацию.

– Так кризис – это плохо, хорошо?

– Однозначно плохо для всех жителей нашей страны. Это касается и тех, кто уже почувствовал негативное влияние кризиса, и тех, кто ещё не почувствовал. В нашей области его массово ощутили в январе-феврале.

– Руководители компаний ждут, что особенно тяжело будет в апреле-мае, когда закончатся договоры, подписанные на первый квартал.

– Бизнесу надо понять, что потребности населения меняются и будут меняться. И глупо ждать, когда станет как было. Нужно прогнозировать ситуацию и перестраивать бизнес.

– Умнейшие головы не дают долгосрочных прогнозов.

– Но понятно, что не будет ограничений и монополий, что конкуренция будет присутствовать на рынке.

Анализируя итоги кризиса 98-го года, сейчас вспоминают, что многие из тех, кто до того формировал рынок, заняв выжидательную позицию, исчезли на годы или навсегда. А те, кто, используя более дешёвые ресурсы, сформировали задел на будущее, получили неплохие дивиденды.

Сейчас самое время выводить на рынок новые бренды – продвижение стоит в разы дешевле, чем год назад.

Вспомните, экономные магазины пришли именно перед кризисом, и сейчас неплохо себя чувствуют. Проблема современного рынка в том, что очень много бизнеса было нацелено на премиум-сегмент. Но от этих товаров можно отказаться на длительное время: несколько лет не менять машину, не покупать новые часы, бытовую технику (благо что закупили).

У ресторанного бизнеса большие проблемы, потому что они также были нацелены на премиум-сегмент, который стал чаще ужинать дома. Значит, надо думать, как привлекать аудиторию, продвигать бизнес-ланчи, например.

Есть и развлекаться люди будут всегда. Анализ кризисных ситуаций в разных странах показывает, что люди скорее ограничивают себя в еде, чем в развлечениях. Когда в жизни становится меньше позитивных эмоций, люди начинают искать их: больше ходить в кино и театры, в цирк, смотреть развлекательные телеканалы, ТНТ больше смотреть (смеётся).

– А почему в 98-м году рекламный рынок грохнулся одномоментно, а сейчас клиентов стало меньше, но он жив?

– Кризис 98-го года был резкий. Плюсы и минусы нынешнего в том, что он ползучий. Он медленнее приходит, но и продлится дольше. Но руководители компаний понимают, что сократить расходы на рекламу и маркетинг им просто, и потери будут, может, некоторое время незаметны, но потом станут очень ощутимы. Поэтому я уверен, что после некоторого падения люди перестроят бизнес, выберут другую целевую аудиторию и займутся рекламой и пиаром.

– ТНТ – развлекательный телеканал. Но одна из самых интересных передач ТНТ-Саратов – «Экспертиза прессы». Как получилось, что «дочка» (ТНТ-Саратов) серьёзнее «мамы» (ТНТ)?

– Какой смысл делать местную развлекательную программу, если мы сделаем хуже, чем федеральные коллеги? Если бы у нас были успешные команды «КВН» или «Comedy Club Saratov-Style»... Мы пытались продвигать как минимум три команды, но никто из них аккредитацию в «Comedy» не прошёл. Саратов какой-то неюморной город, не Одесса.

А «Экспертиза прессы» – экспериментальный проект. Он выходит в нерейтинговое время, и то, что пользуется таким резонансом, показывает, что он занял абсолютно пустую нишу. Телезрители смотрят передачу в половине первого ночи, записывают на диски. Почему? Люди всё меньше читают газеты и больше смотрят телевизор. Но это не значит, что в газетах нет ничего интересного и мы решили привлечь внимание телеаудитории к печатным изданиям.

– И каково же ваше мнение о саратовских печатных СМИ?

– Самое интересное, что несмотря на кризис рынок саратовской прессы живой, он постоянно эволюционирует. К счастью, есть издания, которые читаешь и понимаешь, что это не точка зрения какой-то группировки или части элиты, а отражение реальности.

Особенно хочется отметить еженедельники. «Репортёр» Дениса Есипова, несмотря на всякие инсинуации, не слишком политизирован, имеет своих читателей, о чём говорит стабильно продаваемый тираж. Достаточно интересной была газета «Время». Но с уходом Красильникова и его команды стало понятно, что, несмотря на тот же шрифт, бумагу, обложку, это уже другое издание.

Кстати, необъяснимый рывок произошёл с вашей газетой, я со многими об этом говорил. «Газета недели» в 2009 году перевоплотилась. Многие не имеют возможности читать все газеты, нужна какая-то одна, которую прочитаешь и понятно, что происходило за неделю, каков анализ событий, прогноз на будущее. Мне кажется, вы как раз заняли эту нишу.