Из жизни тормозов
Дверь из сеней я открыл с большим трудом – намело снега. По колено проваливаясь в сугробы, я всё же вылез из двора. На улице было пустынно, кто спал еще, а некоторые, возможно, ушли на работу. И тут в проулке я сквозь падающий снег увидел человека. Вгляделся пристальнее – ба, да это внучок мой! Не побоялся в такую непогодь навестить старика. Я чуть не прослезился, кинулся навстречу ему и почти обнял.
– Ты как добрался-то? Небось, пешком, ведь не ходит ничего.
– Да, пешочком.
– Ты прямо как Ломоносов – пешком из Архангельска в Петербург!
– Дед, ты опять всё перепутал про Ломоносова, не пешком, а в обозе, не из Архангельска, а из Холмогор, не в Петербург, а в Москву.
– А вот Владимир Владимирович именно так сказал: и что пешком, и что из Архангельска. И всё, что он говорит – это истинная правда и никакому сомнению не может быть подвержено.
Под тревожный вой сирен
Внук внимательно посмотрел на меня, но промолчал, словно думал о чем-то. Протаптывая себе тропинку, мы вошли во двор. И только тут он мне ответил, как показалось, неискренне:
– Да я разве спорю, твой Владимир Владимирович настоящий корифей всех наук, от гельминтов до академиков – всё знает. Даже флешку умеет включать.
Про флешку какую-то я не понял ничего, что это такое или, может, имя женское – не знаю. (Внук имеет в виду ответ Владимира Путина на вопрос артиста Владимира Машкова, смотрел ли президент фильм «Движение вверх». Путин ответил, что смотрел, «включив флешку». Неужели президент смотрел пиратскую копию? – Ред.)
– Ладно, успеем еще поговорить, давай-ка, дед, лопату, раскидаю тебе снег.
Я с сомнением ответил внуку:
– Не знаю, успеешь ли.
– Чего не успеть, времени у меня много, – отвечал он, совершенно не зная о тех изменениях, что стремительно ворвались в нашу жизнь. И тут – как всегда неожиданно – завыла сирена.
– Ни хрена себе! – воскликнул парень. – У вас, что, учения идут?
– Не ори ты так, – шепотом ответил я, – пошли скорее в хату, не ровён час, на штраф нарвемся.
Похоже, даже этот диссидент и оппозиционер не хотел платить штраф и послушно поплелся за мной. На кухне он поставил на стол пакет – «разберёшь и положишь в холодильник» – и только тогда спросил:
– Что это у вас за новшества безумные?
– Ничего не безумные, как раз наоборот разумные, – ответил я с достоинством. – Это у нас теперь введен час тишины. А если точнее – то два часа. С часа дня до трёх. И чтобы все знали, когда надо отдыхать – включаем сирену.
– Ничего себе, – присвистнул внук. И я тут же шикнул на него:
– Не свисти! Строго запрещено.
– Наш старый, милый Заксенхаузен, – сказал он что-то опять мне непонятное и спросил, что ещё запрещено.
Я достал заветную тетрадь (уже третий том её) и прочитал: «осуществление земляных, строительных, ремонтных, разгрузочно-погрузочных и других видов работ, игра на музыкальных инструментах, крики, свист, пение, использование пиротехнических средств». (Из пояснительной записки к законопроекту «О тихом часе». – Ред.)
– Но крестный ход и другие религиозные мероприятия можно, – на всякий случай пояснил я. И тут неожиданно задребезжали стёкла в окнах, подпрыгнул на столе и чуть не упал на пол стакан.
– Землетрясение? – удивился внук.
– Нет, – неохотно ответил я, – это на Третьем Провальном тупике сваи забивают, там высотку строят.
– А как же закон? Хотя наверняка строит какой-нибудь депутат, им всегда можно. Сами законы принимают, сами на них кладут.
– Что кладут? – переспросил я.
– А то ты не знаешь, – тут же среагировал внук.
Пришлось промолчать, потому как знал.
Из толщи вод
– Ладно, давай перекусим, – сказал внук и сам принялся резать колбасу, сыр, батон он принес уже нарезанный. И правильно, а то ножи у меня тупые. Я тоже решил помочь ему и поставил на газ чайник. Внук тут же достал из пакета коробку чая – «на, завари свеженького, а то у тебя точно третьего дня». Уселись наконец, и он попросил:
– Я тут, дед, одной работой очень занят был. Так что рассказывай, что нового происходит в стране и мире.
Я уселся поудобнее на своей табуретке и начал:
– Во-первых, списки против нас ввели.
Внук тут же перебил:
– Тебя включили?
– Тут такая история, – стал я объяснять, – сначала нет, и мне было очень обидно, ведь все знают, какой я патриот. Но Владимир Владимирович сказал, что в этих списках все россияне, и я утешился.
Внук тут же начал спорить:
– Вот меня в этих списках нет. Интересно получается: как с деньгами от нефти и газа шаманить, так не зовут, а как ответ держать – так, дорогие россияне – мы вместе! Возьмемся за руки, друзья. Нет, не в списке я, да и миллиарда у меня нет. Ну да черт с ними, с высокими сферами, лучше расскажи, что в нашей благословенной области делается. Успех за успехом идёт и успехом погоняет?
– У нас действительно всё замечательно. Товарищ Володин Вячеслав Викторович встречается с людьми на местах и много чего им обещает. Товарищ Панков Николай Васильевич обо всём этом шлет телеграммы. (Вот и Евдоким «включил флешку». Наверняка речь идет о телеграм-канале «Пара слов» Николая Панкова, а не о телеграфных сообщениях. – Ред.) Еще будет организовано несколько других совещаний и форумов, многие будут международными. Приедет много этих, как их....
– Инвесторов?
– Точно! – обрадовался я, – а откуда ты знаешь?
– Проще пареной репы, сколько себя помню, столько здесь ждут, что приедут инвесторы с чемоданами денег. И оставят эти чемоданы без присмотра. Ну а конкретное хоть что-нибудь обещают сделать?
– И это обещают, товарищ министр экономики Швакова Юлия обещает ледокол поднять.
– Не было никогда – и вот опять, – воскликнул внук. – Только пока они соберутся, ледокол сгниёт совсем. Потому я предлагаю, если уж так у них ледокол чешется, построить его заново.
– Это не то, – моментально возразил я, – весь смысл в том, чтобы его из воды поднять. Представляешь: спокойна водная гладь, в колонны стоят катера. На первом сам Валерий Васильевич, на втором оркестр играет бодрую музыку. На других катерах – остальные ответственные работники и иностранные гости. И тут из водных глубин, из толщи вод поднимается могучий ледокол. Салют, губернатор перерезает красную ленточку.
– Так я тебе о том же говорю. Если сейчас вдруг поднимут, то это будет груда грязного ржавого железа. А если новый построить и...
– И утопить! – догадался я.
– Молодец, дед, мыслитель, Сократ, Спиноза!
Но я уже был всецело охвачен новой замечательной идеей:
– Точно – построим, утопим, поднимем и откроем музей всеобщей славы.
Отчего девушку тошнит?
Прекрасная идея: добавлять вещества, вызывающие рвотный рефлекс, в разные там одеколоны, моющие средства на основе спирта, любимый народом настой боярышника: раз-другой вытошнит, а в третий раз нравственность повысится, народ и пойдет в шинок за самопальной водярой, замаскированной под «Боржоми»
Сытно поев, я как-то повеселел, и внук тотчас заметил это:
– Похоже, дед, всё у тебя замечательно. И немудрено – под таким-то руководством.
Я решил – в который раз уже – разъяснить свою позицию:
– Видишь ли, внук дорогой, конечно, при мудром руководстве жизнь наша расцветает. Принимается очень много нужных законов и постановлений. Но скажу как на духу, есть такие, с которыми я не согласен. Но молчу, потому что проявить несогласие с каким-нибудь законом – значит встать на сторону врагов, которые кольцом окружили нашу страну.
– Скорее полукольцом, – не смог удержаться внук, – на севере же океан. Но это детали. Лучше скажи, с чем ты не согласен. Обещаю – буду нем как рыба, никому не расскажу.
Я огляделся по сторонам, посмотрел в окно – вроде никого.
– Слушай, но только между нами. Вот с чем я не согласен. ФАС – знать бы, что это такое...
– Федеральная антимонопольная служба, – пояснил внук.
– Так вот эта ФАС предложила добавлять в одеколон какую-то гадость, чтобы выпил одеколон и тебя рвало.
– Да ладно! – изумился внук. (Действительно, ФАС предложила в дешевые спиртосодержащие жидкости – средства для дезинфекции, одеколоны, моющие средства на основе спирта, добавлять вещества, вызывающие рвотный рефлекс. – Ред.)
– Так ты вроде одеколоном не балуешься?
– Не балуюсь, – подтвердил я, – но всё равно продукт жалко.
Внук удивленно крутил головой:
– Чудны дела твои. Предположим, побрызгался я таким одеколоном, и тут меня девушка в щёку поцеловала, представляешь, что будет?
– Что? – переспросил я, потому что девушки меня давно уже не целовали.
– Вырвет девушку – вот что!
Неприятная картина, как тошнит девушку, поразила меня. Я задумался: но, может, это, с другой стороны, и хорошо. Например, для укрепления нравственности и семейных ценностей. Нечего целоваться и вообще. И тут внук грубо прервал мои размышления:
– Ты, дед, какой-то тормоз стал!
Я всерьёз обиделся: сидели-сидели, и вдруг – обзываться.
– Грубый ты.
– Это не я, – тут же ответил внук, – это твой Радаев.
И поймав мой недоумённый взгляд, полез в свой планшет.
– Вот слушай, что Радаев недавно сказал: «Существуют два сильнейших тормоза: теневая занятость и высокая доля граждан пенсионного возраста». Ты же у нас пенсионер, стало быть, тормоз. Не вообще, а на пути дальнейшего развития.
Горько мне стало. Слышать такие слова после того, как я так много сделал и для дальнейшего развития, и лично для народного Валерия Васильевича. Только на последних выборах голосовал за него пять раз и вместо старухи Матросовой еще два раза.
– Что же будет с нами, – спросил я, – в другую область переведут?
– В других областях свои пенсионеры есть, – сказал внук, – у них свои тормоза. Боюсь, предложат радикальные меры. Хотя кто тогда за этих молодцов голосовать будет? Вот ведь, Цицерон, нашел тормоза. На себя бы посмотрел.
– Это ты на кого намекаешь? – взвился я. – Не сметь!
– Не буду, – сплюнул внук, – противно только слушать: тебя с тормозом сравнили, с балластом, а ты на защиту кидаешься. Я бы на твоем месте на всю жизнь обиделся.
– На начальство не обижаются, – отрезал я, – начальство всегда право. Тормоз – значит, тормоз.