«Мир Полудня»

Вы когда-нибудь держали в руках подарочное издание Стругацких? Оно стоит безумных денег, и вряд ли кто-то, помимо коллекционеров, решится приобрести его для себя. Но если несколько человек хотят сделать подарок другу и не знают, что бы придумать, этот вариант – не худший.

В авторском сборнике Стругацких «Мир Полудня» (М., «АСТ») более 1300 страниц увеличенного формата. Кожаный переплет, золотое тиснение, цветные иллюстрации... При советской власти ТАКИХ Стругацких просто не было. Впрочем, в ту пору любители фантастики довольствовались ксероксами журнальных изданий или просто компьютерными распечатками.

В книгу вошли произведения, связанные с темой будущего, – от «Страны багровых туч» до «Волны гасят ветер». Последнюю из повестей, где появляются людены, трудно назвать оптимистичной. Название «людены» восходит к термину homo ludens, то есть человек играющий, хотя «игры» люденов (как, впрочем, и их жизненные цели) недоступны человеческому пониманию. Ментальные и физические их возможности несравнимы с людскими. По сути, человек превращается в бога или полубога, и с этих олимпийских высот обычные земляне с их проблемами неинтересны люденам – как неинтересны жуку, попавшему в муравейник, заботы муравьев. Жестоко? Но можно ли прилагать «человеческие» критерии к тем, кто уже не является людьми?

Оригинальная научно-фантастическая идея необходима авторам для построения важной для них философской и этической концепции: о том, каковы пределы «человеческого» в людях и что будет с нашей цивилизацией, если выйти за эти границы.

Впервые подобная проблема упомянута в повести «Далекая Радуга» (она тоже вошла в сборник), где ненадолго появляется получеловек-полумашина бессмертный Камилл, ставший таковым после эксперимента над собой. Бессмертие и всеведение, однако, оказались неотделимы от отсутствия желаний применять уникальные возможности. «Это невыносимо тоскливо – мочь и не хотеть», – признается Камилл. «Мочь и не хотеть – это от машины. А тоскливо – это от человека», – комментирует проницательный Горбовский. Тем самым он признает, что нечто человеческое в Камилле все-таки остается.

Примечательно, что образ Камилла – эпизодический, и возникает он на сюжетной периферии «Далекой Радуги». Персонаж лишь намечен: создать полноценный художественный образ такого существа проблематично. Да Стругацкие и не пытались. Для них важнее было обозначить проблему и наметить контуры, а уж читательское воображение достраивало всё остальное...