Документально крупным планом

Сегодня в Саратове завершается 14-й Международный фестиваль документальной мелодрамы «Саратовские страдания». Позади традиционная фотовыставка, конкурсные показы, интересные встречи, презентации книг, мастер-классы. Сегодня на закрытии большое жюри, которое в этом году возглавляет режиссёр Николай Досталь, объявит победителей. А мы вспомним пока самые интересные моменты фестиваля.

Пролог

«Впервые за 14 лет зрителям, спешащим к Дому кино, на открытие фестиваля, не приходится страдать», – думаю я, торопясь в кедах вниз по Октябрьской от Московской по новенькому асфальту. Автор этого асфальта – Александр Ландо, глава общественной палаты Саратовской области, человек-фонтан, который в приветственном слове на открытии смешивает в кучу всё: искусство кино и искусство управления областью, вспоминает великих режиссёров и историю отъема здания Нижневолжской студии кинохроники у нынешней команды фестиваля. Асфальт и губернатор тоже идут в одной связке. Впрочем, и на том спасибо: в первый раз за 14 лет Александр Соломонович зашел на фестиваль, и сразу снизошел асфальт на тротуар. А мог бы и не зайти. И страдали бы ножки зрителей и дальше. А страдают на фестивале не ноги. Страдает на фестивале душа.

«Аритимия»

Именно этот фильм Бориса Хлебникова стал фильмом открытия «Саратовских страданий». У него уже есть главный приз фестиваля «Кинотавр», и, наверное, будут ещё призы (фильм вышел в 2017 году). Это не документальное кино, что, в общем-то, и не важно. На открытии главного и самого жизнеспособного, вопреки всему, саратовского кинофестиваля игровое кино – не редкость, тем более что Борис Хлебников – давний друг «Саратовских страданий». А его лента, снятая «на разрыв аорты», полна эмоциональных ловушек. И если ты попадаешь в каждую из них, то к финалу тебя просто разрывает от слёз.

История молодой семейной пары, Кати и Олега. Он – врач скорой помощи, она тоже врач, но в стационаре. Первый слой социальный. Они снимают однокомнатную квартиру в спальном районе где-то на окраине города (не Москвы). В однушке с трудом помещаются необходимые предметы мебели – кровать, шкаф, в кухне стол и холодильник. Ремонт «от строителей». Когда они пытаются расстаться, звучит фраза: найди себе что-нибудь подешевле, это слишком дорого. У Олега новый начальник – новые стандарты, принцип двадцати минут, ноль индивидуального подхода и чтобы никаких жалоб от пациентов. Олег не умеет по стандартам и регламенту. Олегу важно спасти жизнь человека. Олег пьёт. Олегу нужна поддержка.

Слой второй. Психологический. Ты периодически чувствуешь себя Катей – Катя тоже врач, у Кати тоже тяжелые пациенты и сложное начальство, Кате тоже хочется заботы и поддержки. И Олегом, который плачет от бессилия, как трехлетний ребёнок, потому что в критический момент, когда он чуть не потерял пациентку, его ещё и жена бросает. И ужас поколения спасателей обрушивается на тебя: дети, не выросшие дети, которые играют в героев. Дети, у которых нет тылов. Система, которая сделает тебя крайним в ситуации, когда надо поддержать, государство, которое не даёт защиты там, где обязано её давать. И бесконечный героизм людей, верящих в своё дело, спасающих чужие жизни, ценой собственных сердец, нервов, ценой собственных отношений, счастья своих семей. Одни в поле воины. Трудно. Сложно. Больно. А как иначе?

«Хроники неслучившейся революции»

Из рассказа одного из организаторов фестиваля:

Суббота, десять утра. У Дома кино стоит толпа народу. Говорят – из ассоциации переводчиков. Из Энгельса. Потом стало ясно, что не переводчиков, а перевозчиков! И все эти люди специально приехали, чтобы посмотреть фильм питерского режиссёра Константина Селина «Хроники неслучившейся революции». Первое стояние дальнобойщиков под Москвой, протесты против введения системы «Платон».

Удивительно снятый, отлично смонтированный фильм, отражающий метаморфозу сознания простого русского мужика, обычного дальнобоя, который просто хотел делать своё дело, кормить семью, платить кредит, хотел, чтобы его заметили. Но его не замечали. В фильме есть момент, когда протестующие сидят в придорожном кафе – они еще не встали на площадке в Химках, они еще не задумали проехать протестной «улиткой» (когда большегрузы намеренно замедляют движение) по МКАД – и смотрят послание Путина Федеральному Собранию. Какой надеждой горят их глаза в начале: вот сейчас он скажет – отменить «Платон», и мы разойдемся. Но он не отменяет. Он вообще не говорит ни слова. И в этот момент для них всё меняется. В этот момент заканчивается борьба за гражданские права и экономические свободы и начинается политика.

– Государство само толкнуло нас на это! – говорит после просмотра женщина из зала. – Мы не хотели лезть в политику. Но что делать, если по-другому нас не слышат?

Оказывается, главный герой этого фильма, Андрей Бажутин, который заварил всю эту кашу, который организовал Союз перевозчиков, теперь баллотируется в президенты.

Отвечая на вопрос, почему этот фильм попал на фестиваль, директор «Саратовских страданий» Татьяна Зорина заметила, что фильм, во-первых, имеет мелодраматическую основу – во главу угла тут поставлена проблема семьи. Людям надо как-то жить. Во-вторых, кино сделано хорошо. А в-третьих, в фильме есть люди из Энгельса. (Там присутствует герой публикаций «Газеты недели в Саратове» и сюжетов «Открытого канала» Александр Черевко. – Прим. авт.)

Трудная история от грустного клоуна

Со «...страданиями» всегда так. Они зовут в жюри кого-нибудь интересного, а потом устраивают с этими людьми творческие встречи. А ты ходишь и наслаждаешься. Знаешь человека – ты в плюсе, не знаешь – в двойном плюсе. И в финансовом (как я в этот раз) минусе. Только что скупила в книжном все романы Саши Филипенко (лауреат «Русской премии», премии журнала «Знамя», премии журнала «Сноб»).

Он был сценаристом «Прожекторпэрисхилтон» и других программ, слушать его – отдельное удовольствие. Но романы его не о смешном. Дальше я убираю авторский текст, оставляю только речь героя.

...Однажды я оказался в компании друзей, шутил как из ведра, и в конце вечера меня спросили: для какой команды КВН я пишу. Ни для какой – сказал я. Через какое-то время я оказался в отделе спецпроектов, который делал программу «Прожекторпэрисхилтон». Писал шутки для Александра Цекало.

...Роман «Замыслы» задумывался как роман о сценаристах. Мне было интересно написать, как это всё происходит – я живу в центре Москвы, у меня хорошая работа, мой день начинается с того, что я прихожу на работу, пью кофе и пишу шутки с утра до вечера. Но в 2010 году я приехал в Минск навестить родителей, поучаствовать в выборах, посмотреть, как в Белоруссии в третий раз выберут нового президента. Тогда там случилось что-то вроде неудачной революции. Это произвело на меня довольно сильное впечатление. Я понял, что мне не очень хочется писать «Замыслы». А хочется разобраться с самим собой, понять, почему я уехал из Минска, почему мои друзья уезжают из Минска. Так появился роман «Бывший сын». Главный герой после давки в метро попадает в кому на 15 лет. И события романа разворачиваются дальше уже вокруг него. И кома – это такая метафора того, что с нами происходит.

...Роман «Замыслы» стал совершенно другим. Это уже не была веселая книга. Когда я попал в отдел и увидел людей, которые постоянно шутят, на меня это произвело сильнейшее впечатление. В течение одной-двух недель казалось, что у меня паховые кольца разорвутся от смеха. Запредельный уровень. Потом ты к этому привыкаешь. А потом приходит понимание, что лучшие комики, как правило, грустные клоуны. Чем лучше человек шутит, тем большая травма за этим стоит. Это всегда механизм, который вас подталкивает, чтобы шутить, шутить, шутить.

...«Красный крест» – роман, на который я потратил два года своей жизни. Важная и невероятная история. После одной из подобных сегодняшней встреч ко мне подошел читатель и сказал, что занимается архивными документами. Предложил мне их присылать. Так мы познакомились с Костей.

Однажды он мне звонит, а я, извините за подробности, собираюсь в душ. Говорит, что у него есть два документа, из которых следует, что 23 июня 1941 года Красный Крест обратился в Советский Союз с предложением о взаимодействии. Потому что СССР не подписал конвенцию о военнопленных. Все понимают, что будет великая бойня, будет много пострадавших, и нужно что-то с этим делать. Для начала Красный Крест просит выдать визы двум своим представителям, чтобы они смогли выехать в Москву и как-то начать сотрудничать. «У меня есть предположение, что Союз не отвечает», – говорит Костя. «Да, хорошо, я пошел в душ», – говорю я и иду в душ. И тут со мной случается то, что было, когда я придумал «Бывшего сына».

...Я напишу историю женщины, машинистки НКИДа (народного комиссариата иностранных дел), сейчас это МИД, через которую проходят все эти документы. Она получает список военнопленных. И в этом списке оказывается её муж. Я понимаю, что через эту вилку я смогу рассказать эту историю. Я выхожу из душа с намыленной головой, звоню Косте и говорю: никому не рассказывай, мы с тобой раскрутим эту историю.

...Я придумал историю за минуту, а сам роман писал два года.

Мы пишем запросы в Государственный архив, в архив МИД. Нам не отвечают несколько месяцев. Мне удалось дойти до Марии Захаровой. Но всё, чего я добился, это ответа: все документы есть в открытом доступе. На тот момент мы знали, что это неправда. В открытом доступе есть опись документов. Самих документов нет.

Обратились в Красный Крест. Вся переписка Красного Креста по советским военнопленным занимает всего три коробки. По немецким военнопленным – три комнаты. У нас на руках шахматная партия, в которой мы знаем все ходы белых, и по этим ходам мы реконструируем партию чёрных. К сожалению, Костя оказался прав. Наши ответили всего на несколько писем Красного Креста. На своих военнопленных Советскому Союзу было категорически наплевать. И люди просто погибли в лагерях.

Я не верю в силу литературы. Был «Архипелаг ГУЛАГ», у которого были тиражи в 200 млн экземпляров в Советском Союзе. Он на что-нибудь повлиял? Повлиял на что-нибудь Шаламов? Я думаю, что это сизифов труд. Но это не отменяет того, что мы должны это делать. И когда я узнал об этой истории, у меня не было вопросов, должен ли я. Не было мысли, что если у меня есть возможность самому раскопать эту историю, то я не должен полагаться на мнение каких-то экспертов. Я должен сделать это сам.

Эпилог

Жаль, нельзя уместить весь фестиваль и все творческие встречи в одной полосе текста. Было безумно интересно. Где-то смешно. Где-то грустно. Сегодня жюри объявит результаты. Следующей осенью мы ждем 15-е «Саратовские страдания».