Людмила Кузьмина: В этой волне главное нам сохранять прямые спины
Эксперт движения «Голос – за честные выборы» (Самара) Людмила Кузьмина, наблюдавшая 10 сентября за тем, как в Саратове проходили выборы губернатора и депутатов областной думы, поделилась своими впечатлениями с нашим изданием.
– Людмила Гавриловна, 10 сентября вы были свидетелем избирательного процесса в Саратове, а ваш коллега, депутат Самарской губернской думы Алексей Краснов сказал про наши выборы примерно следующее: «...если про Самару мы говорим, что это беспредел, тогда то, что происходит в Саратове, это Армагеддон». В чем принципиальная разница?
– Саратовская административная система показала: здесь есть возможности для совершения преступлений, и наказаний за них нет. На 241-м участке, в 56-й школе, который прославился на всю страну директором Мариной Радаевой и где кандидат от коммунистов Александр Анидалов обнаружил вброс, что мы видели: пришла председательша и стала слезливо так ныть: «Уйдите отсюда, вы пугаете наших избирателей». Нет закона, но есть (со слезой в голосе) «наши пенсионеры», «наши избиратели». Как проявила себя административная система? Вызвали полицию, следственный комитет. Последствий – никаких. Уголовное дело не заведено. Урна не опечатана, результаты голосования на участке не аннулированы.
Или директриса Радаева, которая не имеет никакого права находиться на участке во время подсчета голосов, но которую там фиксирует телекамера. Полицейский что про неё говорит? Он говорит «я её не видел». Это отказ органов административной системы управления фиксировать нарушения и признавать их нарушениями. Так же, как на 303-м избирательном участке, где я оставалась на подсчет голосов, председатель Нахова то заболевала, то выздоравливала, нарушала процедуру подсчета. Эти люди чувствуют себя защищёнными. Это не просто ощущение, им обещали эту защиту. Они в эту систему защиты включены.
Если сравнивать с Самарской областью, там у членов комиссии поведение иное. По крайней мере, полиция делала вид, что принимает заявления. Другое дело, что там нет наказания за преступление. Здесь же нет вообще никакой реакции на преступления. Полная свобода.
– Нет даже фиксации преступления или покушения на преступление, а фальсификация результатов выборов – это уголовно наказуемое деяние...
– Вот именно. Но мы не должны этому удивляться. В регионе, где губернатор рекомендует в Совет Федерации начальника областного УВД, может ли быть по-другому? На минуточку вспомним, что такое Совет Федерации. Это тихая гавань для пенсионеров и проштрафившихся губернаторов, гавань с большой зарплатой, с льготами в пенсионном обеспечении, с проживанием в Москве, снятием ответственности за прошлые дела. Это можно назвать сговором номенклатур. Я не люблю слово «элит», потому что если это элиты, то это элиты в худшем плане.
Я смотрела на вашем канале сюжет про угрозы этому парню (Максиму Самолётову, члену УИК № 58 с правом решающего голоса от КПРФ, школа № 90. – Прим. авт.) – посмотрите, кто ему угрожает? Директор школы (Марина Кольцова, она же председатель УИК № 58. – Прим. авт.). Это говорит о том, что бандитов из 90-х в тренировочных штанах с полосками и брюшком, висящим через майку, заменили кто? Учителя. Их покрывают органы власти. Выходит, у нас нет органов государственной власти. Я своими глазами видела решение суда об удалении с избирательного участка члена УИК, вынесенное судом в отсутствие этого человека. В решении написано, что он «мешал». Уважаемая судья, как именно он мешал? Он кого-то толкнул? Он кому-то угрожал?
– Кашу в кастрюле перемешивал, наконец?
– Ну вот хотя бы. Знаете, мне невольно вспомнились Древний Рим и Древняя Греция, которые погибли от подобного разврата. Саратов показал полное разложение государственных органов и гуманитарную катастрофу в человеческом плане, особенно учителей и директоров школ. Не будем считать, что это пафосно. Мы должны сделать всё, чтобы поднять вопрос о правомерности нахождения учителей в составе избирательных комиссий. Ведь это же страшно, когда детей учат люди, которые практически поголовно участвуют в совершении уголовных преступлений. В Самаре в какой-то момент учителей оттеснили от этого процесса. Потому что люди стали видеть ужас этой ситуации. И надо было как-то прикрыть образование.
– Когда это было?
– Году в 13-м или 14-м. Я пристально слежу за составами избирательных комиссий, хотя это довольно сложно делать. Административная система прячет места работы членов участковых комиссий: мы сразу же видим, что это работники бюджетной сферы и администраций. А в Саратове этого не произошло. Учителям не дали одуматься, не дали заняться своими прямыми обязанностями.
– А кем их менять? Учителя люди подневольные: им сказали – они пошли.
– Раз мы говорим о катастрофе государственного управления, то в этой ситуации мы все подневольные. Когда в Самаре заменили учителей врачами, медсестрами, работниками фирм, главы которых избираются, адвокатами, то адвокаты точно так же совали эти стопки бюллетеней в урны. Мы все подневольные.
И перед нами всеми стоит одинаковый выбор – играть по этим правилам или нет. Менять систему формирования избирательных комиссий или нет. В первую очередь каждый для себя должен решить: выборы – это дешевое шоу, дорого обходящееся бюджету, или выборы – это наш с вами выбор, обусловленный желанием изменить свою жизнь, сделать её лучше. Гуманитарная катастрофа в рядах учителей, которую проявил Саратов, она тоже зависит от нашего с вами, в первую очередь, осмысления качества жизни и роли нас в ней.
Мы должны понимать, что смысл вознаграждения не в том, чтобы купить диван или, извините, пожрать получше, смысл в том, чтобы оценить власть: даёт она возможность для развития человека или она эти возможности ограничивает. Потому что либо она предоставляет возможности для развития всяким там директрисам радаевым – ограниченному кругу лиц и на короткое время, либо всем – мелкому бизнесу, частной инициативе, разным медиа – большим и маленьким, даёт любому человеку проявить себя.
– К сожалению, люди не верят в выборы. Максимальная чистая явка хорошо если доходила процентов до 23.
– Процентов 15 от силы. Сам отказ избирателя от явки – это знак протеста, знак глубокой депрессии, неверия. Хотя и кампания предвыборная получила название «тихой». Это технология «сушки» явки, которая активно властью используется. Власть не хочет, чтобы люди приходили на выборы. Ей достаточно бюджетного мобилизованного электората. И мы обязаны обратить внимание на то, что и этого им не хватает. Фальсификации возможны и нужны только тогда, когда не работает административный ресурс.
– Если брать «чистые» участки, закрытые независимыми наблюдателями процентов на 50, то мы всё равно увидим, что выборы выиграли Валерий Радаев и «Единая Россия». Зачем рисовки и вбросы, если они всё равно и так выигрывают?
– Нельзя сравнивать ресурс правящей партии – медийный, силовой, финансовый, и ресурсы альтернативных партий и кандидатов. Тут мы понимаем, что дежурные партии – ЛДПР, КПРФ, Справедливая Россия – оппозиционными не являются. Они действуют на договорных условиях в том же направлении, что и «Единая Россия» и административные чиновники. А у реально оппозиционных очень маленькие медийные и финансовые возможности.
– Я думаю, при желании и «Яблоко», и «РПР-Парнас» могут найти себе спонсоров.
– И этого спонсора, будьте уверены, сразу найдут полиция, санэпидстанция, Роскомнадзор, любая другая проверка. Мы живем в авторитарном государстве, где не работают государственные институты. И это катастрофа. Не потому, что председательши в день выборов совершают уголовные преступления и остаются безнаказанными. Катастрофа в том, что в отсутствие государственных институтов каждый из нас беззащитен – когда нет суда, нет прокуратуры, нет МВД. Если завтра на тебя нападут на улице, тебе не окажут медицинские услуги, твоего ребенка в школе замордует учитель, ты останешься один на один с этим подлецом и преступником от государственного органа или бюджетного учреждения. И у тебя не будет защиты. Потому что суд примет их сторону, а полиция скажет «я не видел». И это страшно.
– Людмила Гавриловна, смотрите, какая штука: моему соседу Диме – я шла голосовать, встретила его на лестнице, позвала с собой – эти выборы «до фонаря». Вы говорили, что ваша задача к вашему мнению – ответственности за выбор – присоединить большинство. Как это сделать? Как из человека, которому «до фонаря», вытащить гражданина?
– Первый способ – объяснить, что гражданина это в любом случае коснется. Диме напрасно «до фонаря» и он не идет на выборы. Потому что ходил он или не ходил, жить он будет по законам тех, кого выбрали другие. Платить за услуги ЖКХ, которые выбрали другие, за невывозимый мусор, который выбрали другие, он будет так же, как и другие.
Второй способ – это просвещение, но у нас проблема со свободным распространением информации. Остаются еще какие-то организации вроде дружеских соседских общин. Когда вы группой отстаиваете свои права, если в доме вашем что-то происходит. Или осознание того, что дороги, по которым ты ходишь, ездишь, их качество тоже зависят от системы власти. Осознать это придется рано или поздно. В конце концов, холодильник должен победить телевизор и нежелание думать. Я думаю, что проблема «соседа Димы» еще и в таких учителях.
– Кто-то из моих друзей на Фейсбуке написал: страшно не то, что детей учат, по сути, уголовники, страшно то, что их учат не граждане. Люди, не умеющие брать на себя ответственность за свой выбор.
– В этом трагедия. На 303-м участке я стала свидетелем массового голосования студентов колледжа. Лет по 18 им. Когда мы им стали объяснять, что выборы – это свободное волеизъявление, что нельзя голосовать под контролем коменданта, вдруг выбегает учительница и цинично так говорит: «ха-ха-ха, дети, вы же пришли по любви?» Я сразу представила, как она преподносит предмет. Условно скажем, литературу. «Ха-ха-ха, Раскольников убил старушку-процентщицу из-за любви». Вот она, эта катастрофа! И вот так она коснулась всех, включая «соседа Диму». Поэтому вытащить из человека гражданина может только очень большой комплекс проблем: его личные катастрофы, столкновение с государством лицом к лицу, его личные осознания. И мы с вами, те, кто уже всё это осознал, должны на этой ниве неустанно работать. А что нам остается делать?
– Вернёмся к наблюдению. Самая большая волна наблюдателей, привлеченных в комиссии, была на выборах 11–12 года. И после того, как у потока жалоб был нулевой выхлоп, началась депрессия. Многие ушли из этого движения. 10 сентября, по данным саратовского «Голоса», независимыми наблюдателями было закрыто всего тридцать участков. При этом Саратов занял второе место по числу нарушений на карте «Голоса» по стране.
– Вот оно – присоединение к нашему мнению большинства.
– Я о результатах хочу. Коммунист Анидалов показал миру директрису Радаеву, и это его теперь проверяют как человека, якобы не позволившего Радаевой проголосовать. Это ему грозят лишением мандата, на минуточку. Самолетова проверяют в связи с покушением на изнасилование, когда он всего лишь зафиксировал неправильный подсчет голосов. Если раньше было просто разочарование, то сейчас ты был наблюдателем, зафиксировал факт нарушений, а уголовное дело может грозить тебе. Как с таким бэкграундом привлекать сторонников?
– А вы не задумывались над тем, чем вызваны эти их писания? Эти сны об изнасилованиях? Преследования Анидалова? Это вызвано ответным страхом. Реакция на то, что мы увидели их истинное лицо. Не бойтесь. Эта реакция закономерна. И если бы не вот эти тридцать участков, не работа наблюдателей, не работа замечательных журналистов «Открытого канала», операторов, которые могли бы быть «соседом Димой» и лежать на диване, всё бы прошло тихо и гладко.
Угрозы не означают, что всё случится на самом деле. Не надо думать, что они действительно этого мальчика поджигать будут. Ребята, теперь с мальчика волос упадет – а в глазах общественного мнения виновата будет вот эта несчастная учительница.
Есть человеческий фактор. Мы все люди. И они тоже. Так же устающие, разрушающиеся. Может, иногда думающие. И точно так же боящиеся. Я отношусь к этой волне нормально. В этой волне главное нам сохранять прямые спины.