Приметы Саратова: для Стрелки и для нас

Оценить
Консерватория и мальт, набережная и лодка-гулянка, мост через Волгу и трущобы Заводского района – каким видят родной город саратовцы

В конце весны на сайте проекта «Приметы городов (primetygorodov.ru) появилась красивая карта достопримечательностей Саратова с подробным описанием каждой из них. А буквально на днях эта карта была дополнена статьей о прошлом и настоящем Саратова. Казалось бы, что такого – мало ли краеведческих материалов появляется ежедневно?

На самом деле «Приметы городов» – это федеральный проект, который «...собирает уникальные российские региональные практики в области девелопмента и реноваций, реализованные за последние 10 лет и доказавшие свою жизнеспособность <...> это уникальная коллекция архитектурных, проектировочных идей и решений, которые могут стать градостроительной проекцией нашей страны».

Участниками проекта стали 24 города: 14 – в прошлом году и 10 – в этом. У каждого из них есть местные кураторы, которые составляют карту и сопровождают её текстом про сам город. Последним, к сожалению, пока могут похвастаться не все «пейзажи». Впрочем, вопросы могут возникнуть и к саратовскому: заметно, что в сравнении с картами других городов у нас сделан явный крен в сторону архитектуры, а не других «примет», как в иных городах, да и сам выбор «примет» далеко не всегда бесспорный. Почему, например, сюда попали дом Жилкоопсоюза и католический собор на Волжской, а не, скажем, Свято-Троицкий собор и автодорожный мост? Тянет ли вообще на примету города недавно открытая арка-звонница на Набережной Космонавтов? Впрочем, сколько людей, столько и мнений. Именно поэтому мы решили сами опросить известных саратовцев, с чем же для них ассоциируется их Саратов.

Глянец против трущоб

Саратов заброшен и красив не только в исторической своей части, но и на окраинах

Саратов делится на до и после. В детстве для меня это был глянцевый курортный город, куда мама привозила меня в отпуск. Советский Саратов на старых открытках – даже альбом такой был, наверное, многие его помнят – цирк, фонтан «Одуванчик», яркие клумбы Торгового центра, набережная, речной вокзал, пароходики на Волге. Зимой я открывала этот альбом и с наслаждением рассматривала картинки.

Поливальные машины, широкие улицы, разноцветные пятиэтажки, кафе-мороженое в сквере Победы на 6-м квартале, металлические креманки, в которых тают шарики пломбира, густо посыпанные шоколадной крошкой. У меня платье колокольчиком, сандалии с дырками, тряпочная кепка на голове и стрижка под мальчика. Вот тут, у фонтана, я шлепнулась с прокатного велика прямо на асфальт и разбила коленку. Дед ведет меня домой по центральной дорожке обрабатывать рану: кафе налево, направо аттракционы, мои любимые качели-лодочки, рядом машинки, дальше карусель-ромашка, а еще дальше, уже за сквером, фотоателье.

Саратов – рай. Июль. Жара. Завтра мама везет меня купаться на Волгу. Мы покупаем билеты на речном вокзале, и речной трамвайчик – забитый под завязку, совсем как рельсовый – доставит нас до пляжа, что под мостом.

Потом случился переезд. И город стал другим. Пятиэтажки потускнели, аттракционы растащили на металлолом, Ленинский сменился на Заводской. Сквозь современный индустриальный город стал проступать совершенно другой Саратов. Саратов не глянцевый, трущобный, Саратов, выживающий, несмотря ни на что, вопреки всему.

После дежурных проспект-консерватория-набережная-горпарк я предлагаю своим гостям скататься в Заводской. Старый трамвайчик трясется и дребезжит на изогнутых рельсах, пересадка на кольце «девятки», еще несколько остановок – и мы в царстве Аида – 3-й жилучасток. Двухэтажки – кирпичные и мазанки, советский неоклассицизм, утопающие в мусоре и грязи, ждущие и жаждущие расселения, расселенные, снесенные, сносимые. Сейчас туда добрался строительный ковш. Но какие же это роскошные трущобы, среди которых – жизнь.

Или проспект Энтузиастов. Четыре деревянные одноподъездные двухэтажки в Озерном тупике. Увитые плющом, утопающие в розовых кустах – в конце мая просто глаз не оторвать, какая красота тут. Деревянные ящики под цветы на окнах, которые никто, увы, не использует. Мне всё мечтается, что однажды тут будут мини-гостиницы или хостелы, хотя эти шедевральные дома, скорее всего, тоже пойдут под снос, а на их месте вырастет очередной панельный «зуб».

Заводской, он вообще как-то по-умному спроектирован: вдоль широких улиц – правильные кварталы невысоких трехэтажных домиков, не лишенных очарования, уютные дворы, до которых просто пока никому нет дела. Старые трамваи, куски зелени там и сям, заваленные битым стеклом. Вот он, мой Саратов.

Трущобный, окраинный, советский, живой. Хотите, познакомлю?

Михаил БогатовМихаил Богатов, писатель, кандидат философских наук, организатор фестиваля поэзии «Центр Весны»:

С САРАТОВОМ Я ЗНАКОМЛЮСЬ В ПУТЕШЕСТВИЯХ

– Я не буду касаться вещей, связанных с туристическими достопримечательностями города, с которыми, как ни странно, меня часто знакомят мои приезжающие из других городов в гости друзья. Эти вещи можно поискать в интернете, хотя, честно сказать, Саратов совершенно негостеприимен для туристов (это не значит, что их здесь не бывает).

Мне, как организатору Всероссийского фестиваля поэзии, раз в год приходится смотреть на город глазами иногороднего, от чего Саратов становится интереснее – самые обыденные и замыленные повседневностью места приобретают очарование, и о них хочется говорить, их хочется показывать. В этом смысле мне помогает странный опыт моего знакомства с собственным городом (в котором я вырос и живу до сих пор) – знакомство это началось в путешествиях.

Конечно, когда ты оказываешься в центре Петербурга или Москвы, то единственное, что ты можешь делать, – это удивляться тому, что в Саратове вообще всё иначе устроено (и сравнение Арбата с нашим проспектом – вещь слишком уж условная). Однако если вдруг оказываешься в нестоличных городах – Нижнем Новгороде, Казани, Самаре (странно, но речь идет о Поволжье, хотя тут можно вспомнить и пребывание в Новосибирске), то Саратов становится тебе понятнее, и ты можешь отмечать ряд преимуществ, а некоторые места совпадают по настроению в точности. Возвращаясь из путешествий, ты видишь город преображенным и обновленным взглядом. Мне всегда хотелось этот взгляд сохранить – и я для этого придумываю разные приемы.

Помимо прямых ассоциаций (здесь было то, там это – тут жил товарищ, которого давно в Саратове нет, здесь я ходил на свидание, и т.д.), которые возникают у каждого, кто живет в городе длительное время, я иногда делаю Саратов воображаемым местом для моих художественных произведений. И тогда он действительно преобразуется – ты начинаешь его спрашивать о тех вещах, на которые он мог бы ответить (и отвечает), но о которых его фактически никто не спрашивает.

Например, если ты вселяешь в арку «дома с кариатидами» (что на Советской) целый фантастический мирок – мог бы он там поместиться? Сохранила бы арка свой внешний вид, будь так? Ощущалось ли, когда проходишь мимо неё, то, что по ту её сторону всё иначе? Кроме того, в стихотворном цикле «Сентябри», когда я писал про «осентябрённую Набережную», которая выглядит грустно и пусто после предательства летних гуляющих людей, есть такие строчки: «И как говорит мне осень/Саратов не один/Саратовов много/Их сорок восемь/Или триста Саратовов тут».

Я вырос на Стрелке, в частном секторе, поэтому одним из важнейших переживаний города стали три вещи. Первая: ландшафт. Выйти «в город» значило буквально «спуститься к людям» (как Заратустра спускался с гор). Вторая: это близость леса. В прогулках (с собакой или велосипедных) я часто покидал обитаемую зону, поднимаясь на холм – и уже через полчаса оказывался в лесу. Именно этой близости леса мне не хватает во всех городах (за исключением Новосибирска), где я только ни оказывался. Третья – это наличие большой Реки. Если город стоит не у реки, мне он кажется каким-то ненастоящим, игрушечным, искусственным.

И последнее. В отличие от жителей других городов, у многих саратовцев, с которыми мне доводилось иметь дело, нет настроения жить в этом городе. Поэтому они относятся к нему как к перевалочному пункту на их жизненном пути (кажется, что так же относятся к городу и его власти). В этой создаваемой настроениями жителей атмосфере отчуждения есть свои преимущества – например, всё новые и новые потоки новых людей, которые могли бы своим присутствием формировать общую культурную обстановку. Наш город очень внимательный, и в нем живут чрезвычайно красивые и интересные люди. Надо только уметь и хотеть это видеть – Саратов сразу же благодарит тебя за такое отношение.

Юля ЦветковаЮля Цветкова, создатель первого чисто саратовского фаст-фуда «Кашеварня»:

СОВРЕМЕННЫЙ САРАТОВ Я ПРОБУЮ СКРЫТЬ

– Место № 1 для меня – Городской парк. Счастливый случай подарил мне папу-директора парка как раз в период с 5 до 10 лет. Парк на моих глазах из криминального спота превращался в городской сад, загорались фонари, оживали аттракционы, и я каталась-каталась-каталась... Это был второй дом. Там скульптор Георгий Перепечай делал свою русалку и избушку, а потом каллиграфически вывел «Ю.Ц.» на моем велике. Там после долгой папиной командировки на Алтай появились белки, и я оказалась в вольере на церемонии открытия и кормила их с рук. Там была народная Масленица, полевая кухня на 9 Мая, там можно было три раза подряд прокатиться на «орбите» и горько пожалеть. В парк я больше 10 лет ходила в музыкальную школу и играла польки на домре. Возвращаться туда для меня значит снова быть маленькой принцессой в сказке, папа которой колдует в чистом поле Диснейленд.

Когда приезжают друзья, мы идем пешком от нашего дома («Триумф») до работы («Дружба», «Кашеварня»). Смотрим «наследие», с Московской сворачиваем обязательно и на Яблочкова, и на Челюскинцев – без них нет исторического центра. Мы смотрим не только фасады, но и дворы, ищем вековые деревянные окна, от которых тянутся веревки с бельем. Спускаемся до Набережной. И я обожаю момент, когда люди ахают, увидев Волгу и мост. А потом поднимаемся на Соколовую гору через Глебучев овраг, чтобы посмотреть на Волгу с малоизвестной вершины, чтобы и оба моста, и острова попали «в кадр».

Я люблю показывать Радищевский музей и усадьбу Борисова-Мусатова. Если успеваем, Дом кино и Дом Павла Кузнецова. Я всегда привожу друзей к себе на работу, потому что это – действительно благостное впечатление. Людям нравятся коридоры с граффити и исторические своды собора Климента (одна стена открыта в «Дружбе»). А мне нравится, когда про Саратов думают, что он такой. Сегодня я бы обязательно показала «Яблоньку», потому что считаю эту сеть городской гордостью.

Мой Саратов уютный, купеческий, старый и с глубокими корнями, город на огромной реке, от которой захватывает дух, но город, в котором можно спрятаться от любой стихии. Он очень русский, сохранивший свою аутентику. Сила Саратова в том, что делали наши предки, и практически никакого смысла нет в его современных изменениях. И я попробую скрыть ту сторону, где стеклянно-бетонные стейк-бары трутся стенками о магазины дверей и пластиковых окон. Выбирая между магазином «Белочка» на проспекте и «Триумфом», я легко отдам весь одежный масс-маркет за дубовые буфеты с конфетами.

На «колбасе» короткими кварталами

Как детвора пополняла словарный запас, играя в футбол на проезжей части

Для меня ответ на вопрос, где твой любимый Саратов, ясен. Это те места, где провел детство. Понятно, что большинство не разделят моих симпатий. Понятно, что большинство назовут иные места: тут прекрасней вид на Волгу, а здесь – на Соколовую гору, а отсюда видны все детали замечательной жизни в Мясницком овраге.

Дмитрий Козенко

Много уже прошло лет с тех пор, как я не живу в том районе. Проезжаю достаточно часто. К удивлению, очень много домов сохранилось, хотя, казалось бы, самый центр Волжского района, такой лакомый кусок, но вот нет. Всё свое детство я провел в доме на углу Некрасова и Революционной (Григорьева сейчас). Напротив стоит «Дом со сфинксом» – особняк Скворцова, местным же жителям более известный как дом Гордеевой. Это знаменитый саратовский врач-окулист, она там жила. Остальные дома никакой ценности не представляли: одно– или двухэтажные, деревянные, но снаружи кирпичом обложенные. Как правило, внутри – коммуналки.

Это был очень тихий район, на улицах росли желтые акации, во дворах – сирень. Из стручков акации мы делали свистульки – сейчас это искусство забыто. Машин на дорогах почти не было, и мы, мальчишки, играли в футбол прямо на проезжей части. Наше «поле» было как раз напротив детской поликлиники, Революционная, 45 – тоже старинный особняк. Сейчас там анонимные алкоголики собираются. Играть можно было практически целый день. Изредка только проедет машина, мы с криками «Атас!» жмемся к обочине, а потом опять на поле.

Еще с летом, ясное дело, была Волга. Место для «мальков» запретное, но оттого еще более желанное. Сколько было шума летними вечерами, сколько крика, а то и поротых мальчишеских задниц, когда матери, придя с работы, обнаруживали, что их чада весь день провели на реке. Тому было объяснение. Один из нашей компании, Валерка Маленький, не вернулся с Волги. Я тогда с пацанами не пошел – ангина мучила. А мальчишки рассказали, как разбежался Валерка с песчаной горы – песок для строительства речного вокзала привезли – нырнул и не вынырнул. Никому ничего не рассказав, они разошлись по домам. А вечером мать Валерки обходила наши дома, спрашивала с угасающей уже надеждой, не у нас ли её сын. Страшно нам было, молчали до последнего. Но потом, выслушав все материнские запреты, всё равно мчались на Волгу.

И зимой было нам чем заняться. Катались на санках по той же Революционной – от спуска, там, где сейчас прокуратура, и до Мичурина. Затормозить перед ехавшей по Мичурина машиной было самым шиком. Заодно и словарь пополняли.

Мало кто помнит, но в те годы троллейбус «двойка» до Волги не спускался. С Волжской он сворачивал на Комсомольскую, потом на Революционную, потом на Некрасова и у загса выворачивал опять на Волжскую. Кварталы там короткие, троллейбусы ехали медленно, что и давало нам возможность совершенствовать свое умение езды «на колбасе». То есть на короткой лестничке сзади троллейбуса. В общем, весело жили.

Да, места моего детства не изменились почти. На Некрасова вместо домов, где жили мои друзья Коля Топор и Валерка Большой, стоит девятиэтажка, в которой Салон новобрачных. Еще кое-где дома натыкали, какие при советской власти, какие – недавно. А так старые дома стоят целыми кварталами. Только нет акаций по улицам, нет сирени по дворам. И вообще что-то неуловимо изменилось. Или я стал другим? Или это просто ворчание немолодого человека? Но этот уголок Саратова я по-прежнему люблю.

Игорь СорокинИгорь Сорокин, автор ряда музейных проектов, в том числе «Саратовская крепость», «Атлас Рима: руководство водохлебу саратовскому», член Ассоциации искусствоведов:

ГЛЕБУЧЕВ ОВРАГ – ЭТО МЕСТО СИЛЫ

– Запах Волги отличается от запаха других рек. В детстве я этого не понимал, в детстве Волга складывалась из огромной воды, островов, Чардыма-»Луча», из горячего песка и игры отраженного солнца на бортах пароходов, барж, катеров, лодок-гулянок. А чего стоят одни только утренние «стиральные доски» на береговых отмелях, покачивающееся солнце в плавной воде, разбиваемое на тысячи брызг, ранний зной, стрекозы – аромат летней Волги!

Еще у меня был случай, когда я поступил в аспирантуру и, будучи в Москве, пропустил «время помидоры» – я тогда физически ощутил какую-то ущербность существования. Я считаю, что наша помидора (она – моя и, конечно, женского рода) – знак места. Так же, как и лодка-гулянка. В других местах есть похожие лодки, но название гулянка – чисто наше, саратовское. Я это узнал опытным путем. Однажды в Тольятти оказался за одним столом с людьми из Астрахани и Нижнего. Я стал рассказывать историю про украденную гулянку. Может быть, помните, на взгорочке против Дома Павла Кузнецова лежала гулянка в начале 2000-х – результат перформанса «Хочу на Волгу!». Сперва дети разукрасили ржавую лодку и в ней пировали – устраивали в гулянке гулянки. Потом мы её расположили как стрелку компаса в направлении север-юг и выкрасили в синий и красный цвета. А потом лодку сперли. И вот я стал рассказывать, как у нас украли гулянку. Рассказываю и вижу недоверие в глазах – другие волжане не понимают, о чем речь. Как это можно взять и украсть гулянку – стол, что ли, с закуской из-под носа уволочь? Стали выяснять, и оказалось, что нигде, кроме как у нас, нет такого названия!

Глебучев овраг, конечно, знаковое место. И я туда вожу всех гостей города. И даже недавно в рамках Городских выходных провел – экскурсионно – около двухсот человек. Это место силы. Как у Тарковского в Сталкере – Зона. Во-первых, это не промоина какая-то, а флексура, сложная складка-изгиб в земной коре. Левый и правый борта оврага сложены породами с разницей в миллионы лет! Это всегда было удобное место для жизни. Там культурные пласты – тысячелетние. Но, увы, к сожалению, самый мощный – пласт последних десятилетий. То есть мусорный.

Я считаю, Глебучев овраг должен стать парком, городским парком. И один из главных входов туда должен быть с улицы Северной. Мы с командой художников там уже нарисовали в прошлом году стрельцов на ржавых вентиляционных трубах. Это такой эпиграф к будущему «Стрелецкому гарнизону». Считаю, что мы могли бы в Саратове иметь такой гарнизон, который бы нес службу во благо города – условный такой «стройбат 17-го века». Исторический стройбат. Он бы занимался реставрацией-реконструкцией-благоустройством. Сначала бы ребята, может быть, разбирали обреченные дома, спасали какие-то детали, а потом из них могли бы получиться реставраторы!

Я переживаю за старую часть города. Если говорить о настоящих, очень саратовских мотивах, для меня одним из самых-самых важных был отрезок улицы Валовой от Набережной до Чернышевского. Там всё сходилось – там и Волгу было видно, и мост. И дворы с галереями, и лестницы в небеса, и старые вязы, которые «укрывали» улицу, и колонка со звенящей струей, и запах смоченной пыли, и длинномерные кирпичи в доме на углу с Песковским переулком, и стена (остаток вала!) от Казанской церкви. Я считаю, что город колоссальную утрату понес в связи с тем, что мы не удержали этот старинный кусок города.

Хотя на самом деле мы теряем каждый год.

Очень тревожно за улицу Соляную – там от Пешки до треугольного сквера стоит четыре разбомбленных дома. И саму Пешку сейчас переиначивают. Выше неё – дом с пустыми глазницами на углу с улицей Чернышевского, два дома напротив школы и дом Гектора Баракки, за который мы последний год бьемся. Не удержи мы сейчас эти четыре дома эпохи классицизма, и всё – нет старинной улицы Соляной!.. Без сохранения таких «исторических островков» – а их необходимо отстаивать-защищать прямо сейчас! – мы окончательно утратим ощущение старого города.

Маршрут по Валовой-Кузнечой-Гоголя был для меня любимейшим. Я помню улицу Гоголя, когда там вообще не было ни одной современной постройки – можно было снимать любое кино о прошлом.

Еще из саратовских примет – мальт Багаевский. У бабушки с дедом в саду были самые разные яблоки – и белый налив, и грушовки, и пепин-шафран, и разные другие. А у соседей были мальты. И я, конечно, любил мальты...

Подготовили Анна Мухина, Дмитрий Козенко, Осип Кунцев