Бездомная жизнь – рядом с вашим домом

Он всю зиму жил в нашем дворе. Спал прямо на трубах теплотрассы. Стаскивал туда одеяла, старые матрасы, верхнюю одежду, выброшенную за ненадобностью. Вил гнездо. Рядом с его гнездом всегда терлись собаки. Одну, большую, белую, с густым теплым мехом, он пускал к себе в «постель». Собаки жались к нему и сторонились других людей. Он тоже людей не особо жаловал. Хотя ходили к нему местные сердобольные бабушки, приносили ему поесть, интересовались, как дела. В начале мая с первым теплом гнездо раскрылось – мужичок лежал на своих старых тряпках, грел босые ноги в лучах весеннего солнца, в руке у него был пластиковый стакан с пивом. Ему было хорошо. Кажется, он был счастлив.

Анна Мухина

Потом он пропал, пропали прикормленные собаки, гнездо разобрали. И всё стало, как было. Сердобольные бабушки как-то обронили, что труп несчастного той же весной вытащили из канализационного колодца. Убийц не искали.

Этот случай много лет не идет у меня из головы. Это же просто был человек, которому некуда было пойти. Как он оказался в такой ситуации? Почему попал на самое дно? Есть ли выход с этого дна и кто может помочь его найти в нашем городе?

Поиск в интернете дает следующую информацию: на балансе министерства социального развития региона есть Центр реабилитации и адаптации для лиц без определенного места жительства и занятий. Также помощью занимаются некоторые религиозные общины. При храмах и монастырях православных церквей есть пункты сбора одежды нуждающимся, кто-то даже устраивает трапезы для бездомных. Целая служба помощи бездомным есть при саратовском отделении католической благотворительной организации. Волонтеры благотворительного фонда «Пища жизни» три раза в неделю кормят нуждающихся горячими обедами. Прочие организации, объявлениями которых заклеены остановки – это, скорее всего, «работные дома», где нет ни реабилитации, ни адаптации, ни помощи, а есть работа за еду. То есть рабство. В общем, негусто.

Реальное же количество людей, живущих на улицах нашего города, отследить невозможно. Те, кто тем или иным образом вовлечен в помощь бездомным, говорят, что речь идет о тысячах человек. Зимой они обживают теплотрассы, подвалы, подъезды. Летом работают на полях, на дачах и стройках. Саратовские полицейские и специалисты Центра «БОМЖ» проводят регулярные рейды по местам стоянок бездомных, рассказывают о том, что можно вернуться к нормальной жизни, восстановить документы, найти работу, жилье, оформить регистрацию. Но в Центр в результате идут не многие. Они не любят контроля, дисциплины, не чувствуют необходимости вливаться в общество, которое их когда-то отвергло. Их жизнь – бесконечный день сурка: проснуться, найти пропитание, найти теплый и относительно безопасный ночлег, выпить, выжить.

Центр «БОМЖ» и его «клиенты»

Здесь не отказываются ни от какой помощи

В Саратове государство помогает бездомным, чем может: Саратовский центр реабилитации и адаптации для лиц без определенного места жительства и занятий был открыт в 1998 году. Располагался он в тот момент на Полярной, 27, где и по сей день действует одно из его отделений. Второе отделение – медико-социальной помощи – было открыто в 2008 году в Заводском районе. Сейчас Центр рассчитан на 104 места – 50 из них на Полярной и 54 в Заводском. На Полярную попадают относительно здоровые постояльцы, а в отделение медико-социальной помощи – люди с инвалидностью. За год через Центр проходит от 250 до 300 человек.

Обращаются в Центр взрослые (старше 18 лет) люди, которые по каким-то причинам остались без жилья и документов.

– Причины разные в анкетах указывают, – рассказывает директор Центра Марина Прокофьева. – Многие, вернувшись из мест лишения свободы, обнаруживают, что их выписали. Пишут, что при бракоразводном процессе оставили квартиру семье, самим жить стало негде. Погорельцы обращаются, у которых после пожара ни жилья, ни документов, или дом в настолько плохом состоянии, что там жить нельзя.

После обязательного медицинского обследования (если «клиент» здоров – он заселяется в Центр, если у человека обнаруживают какое-то заразное заболевание, отправляют на лечение, и уже потом – в Центр) начинается большая работа по восстановлению документов. Паспорт, регистрация, СНИЛС, медицинский полис. Пенсионерам оформляют пенсию, инвалиды и люди пенсионного возраста определяются в дома-интернаты. В прошлом году в дома-интернаты было направлено 20 человек.

Средний возраст «клиентов» Центра «БОМЖ» – 52 года и выше. Хотя в последнее время, отмечает Прокофьева, бездомность потихоньку «молодеет». Мужчин среди лиц без определенного места жительства значительно больше, чем женщин. Из 50 коек на Полярной женских – всего десять.

В Центре на Полярной можно проживать девяносто дней + десять дней срочных, срок пребывания в медико-социальном отделении Центра – полгода. При необходимости и там, и там его могут продлить.

Отследить дальнейшую судьбу своих подопечных сотрудники Центра могут не всегда. Реабилитируются, вливаются в общество далеко не все. И процент вернувшихся к нормальной жизни не очень высокий. Но один случай Марине Александровне запомнился особенно: двое ее подопечных познакомились прямо в Центре. Сначала на проживание на Полярную поступил мужчина, после женщина. Пока им восстанавливали документы, у них завязались отношения. Они давно живут вместе, обзавелись жильем, пусть и съемным, поженились, родили ребенка. Она воспитывает малыша, а он работает при монастыре. И теперь уже сам старается помогать Центру.

С волонтерскими организациями в данный момент Центр сотрудничества не ведет. Но ни от какой помощи не отказывается. Часто, особенно зимой, в Центр «БОМЖ» привозят людей в таких лохмотьях, что их нельзя ни отстирать, ни починить. Это всё сжигается. Так что одежда, обувь тут всегда к месту. Помимо одежды в Центре с радостью примут микроволновки, электрочайники, кулеры – для проживающих оборудована «общая кухня», а оборудование из-за частого использования быстро приходит в негодность.

75-02-12, 75-01-42

Лена из Заводского района Женская спальня в Центре меньше мужской. И уютнее. Тут картинки на подоконниках, репродукции икон на стенах, цветастая клеенка на тумбочках, еще нехитрый женский скарб – кремы, косметика, маникюрный набор. В комнате десять коек и всего две постоялицы, Таня и Лена. Таня заправляет свою постель, Лена сидит перед косметичкой и красится, глядя в маленькое зеркало. Таня с нами разговаривать отказывается. Лена, наоборот, горит желанием общаться. По образованию она инженер-энергетик, окончила саратовский политех, но работала всю свою жизнь продавцом. В центре «БОМЖ» оказалась потому, что стала жертвой «черного риелтора». – Это было полтора года назад, кажется. Конец 2015-го. Я паспорт потеряла, надо было быстро восстанавливать. Я тогда на Пролетарке жила, в Заводском. Мне соседка говорит – я человека знаю, который тебе его за день восстановит. Я одна, родители умерли, муж тоже. Без паспорта на работу не берут. Я и согласилась. Приводит соседка ко мне этого Игоря, а он мне бумажку сует – подпиши, Лена, это доверенность на меня, чтобы я твой паспорт забрал из паспортного стола. Я бумажку подписала, а это была дарственная на квартиру. Через несколько дней он меня из квартиры выселил и вывез в деревню в Калининский район, поселил в заброшенном доме, где еще двое таких же обманутых жили – мужчина и женщина. Паспорт он мне все-таки сделал. Но сразу забрал. В том доме на краю деревни Лена – без документов, без денег и без связи – прожила два месяца. Выручали ее и товарищей по несчастью соседки по селу – кто когда картошки принесет, кто хлеба. Через два месяца жизни впроголодь на отшибе Саратовской области к жертвам «черного риелтора» наконец пришло спасение. За мужчиной приехала его дочь. – Нашли папу, приехали за ним на машине, заодно и меня в Саратов забрали, – рассказывает Лена. В центре «БОМЖ» она живет уже второй срок подряд – восстановление документов, возвращение квартиры через суд, снятие ареста с квартиры – процесс длительный и требующий всего ее свободного времени. – Я даже на работу устроиться пока не могу, – вздыхает Лена. – Мне всё время надо быть готовой поехать по всем этим делам. Что ждет ее в будущем, Лена не знает. Но надеется на лучшее.

«Пища жизни»...

для всех голодных

В половине первого во вторник они здесь – на лавочках под памятником Дзержинскому у железнодорожного вокзала – почти все – и бездомные, и те, у кого дом есть, но нечего в доме есть. Они ждут «Пищу жизни». Каждые вторник, пятницу и субботу в час дня волонтеры благотворительного фонда «Пища жизни» привозят к памятнику горячие обеды, чтобы накормить всех нуждающихся.

Было тепло и сухо. На двух лавках прямо под железным Феликсом сидела разношерстная компания. В основном пожилые, плохо одетые люди. Вид потрепанный. Речь отрывистая. У кого-то весь скарб с собой, в сумках, баулах. На ступеньки присела древняя старушка, закутанная в выцветший сиреневый плащ размера на два больше нее самой. Плащ еле сходился из-за обилия разной другой одежды под ним. Из одной сумки она достала кусок белой булки – старой и черствой. Стала крошить его непослушными пальцами, кидала голубям. Сама тревожно поглядывала на лавки, где уже собрались завсегдатаи бесплатной столовой. Ждала.

С внешней стороны огороженной зеленой зоны, от самой проезжей части, в ту же сторону смотрел благообразного вида сухонький старичок в больших очках с массивной оправой. Кепка, потертый, залатанный, но чистый синий пиджачок, под ним жилетка, рубашка. Он вытягивал шею, заглядываясь на это место, но близко не подходил: я не бездомный, я не такой – кричало всё его существо.

«Пища жизни» – это еще и попытка показать, что в мире есть не только конкурентная борьба, но и милосердие

В этот раз волонтеры опоздали на полчаса – обед готовили малыми силами, вот вовремя и не управились. Два человека в оранжевых фартуках и еще двое без униформы доставали из багажника складные столы, собирали их прямо на месте, устанавливали на столы и скамейки огромные термосы с супом, кашей и чаем. Рядом высилась стопка одноразовых тарелок, лежала упаковка одноразовых ложек. Вокруг стола уже началась толчея.

– Пожалуйста, не толпитесь, – просит Андрей, заведующий раздачей – невысокий коротко стриженый мужчина в оранжевом фартуке, ловко расстегивая застежки на термосе и погружая половник в густой ароматный суп.

За неделю «Пища жизни» раздает чуть больше 200 порций горячих обедов, на что уходит до четырех тысяч рублей.

У столов уже все – и типичные бездомные, которые ждали еду прямо тут, и благообразный старичок, наблюдавший из-за забора, и бабушка в сиреневом плаще, что кормила голубей. Всего человек двадцать или около того.

Одноразовые тарелки волонтеров требуются не многим – кто-то принес свою посуду, пластиковые банки, контейнеры. Одна хрупкая старушка крошит ломоть хлеба прямо в суп, перемешивает тюрю и сосредоточенно ест.

Полный мужчина в черном сидит на лавочке, тяжело опираясь на клюку. Замечая нашего фотографа, начинает рассказывать про то, как в молодости и он бегал с фотоаппаратом:

– Это сейчас я пенсионер, инвалид, а в молодости худенький был, ходил много, жизнь свою без фотографий представить не мог! – глаза его блестят воодушевлением. Это видно даже сквозь толстые стекла очков. – Чего только у меня не было – вся аппаратура российская и не только прошла через мои руки. Начинал с «Фотокорра», знаете такой фотоаппарат? Следующий был «Фоклэндер» (Voigtlander. – Авт.), немецкий. Потом «Москва», «Москва-2», «Москва-3», «Москва-5», «Искра». Был даже «Ленинград». Знаешь такой? Заводишь пружину, и он тебе чик-чик-чик – десять снимков. Репортажи им снимал. У него даже ножик внутри был, пленку отснял – раз! – и в обработку ее. Все «Зениты», которые наша промышленность выпускала.

– Идите тоже покушайте! – зовет моего собеседника девушка-волонтер.

Вначале мужчина отказывается, очевидно, ему тяжело ходить. Но когда ему приносят тарелку супа, он все-таки начинает есть.

«Пища жизни» – это крупнейшая в мире гуманитарная миссия по раздаче вегетарианской еды. В Саратове программа в таком формате существует чуть больше двух лет. Фонд «Пища жизни» работает на частные пожертвования, еду готовят волонтеры. По утрам, во вторник, пятницу и субботу, люди самого разного возраста собираются в центре востоковедения, чтобы приготовить горячий обед для нуждающихся. Волонтеры чистят и режут овощи, измельчают специи, а готовит профессиональный повар Пётр.

Возможностей небольшой кухни хватает на то, чтобы приготовить от 40 до 50 порций вегетарианского супа с рисом и машем (такой горох) и столько же каши. Сочетание зерновых и бобовых дает усвоение белка до 95 процентов, говорят волонтеры фонда.

– Одна часть миссии – это питание нуждающихся, – говорит координатор программы «Пища жизни» в Саратове Андрей Дмитрашко. – Вторая – это забота о тех, кто попал в сложное положение. Им не хватает внимания общества, включения в жизнь. Так что «Пища жизни» – это еще и попытка показать, что в мире есть не только конкурентная борьба, но и милосердие. Мы видим, как люди со временем меняются, в них появляется благодарность, а не только озлобленность.

Юрий Васильевич из Казани Бездомные – люди осторожные, от жизни и окружающих ничего хорошего не ждут. Я думала, что героя для публикации буду искать долго. Но тут герой сам нашел меня. Он подсел ко мне за столик в Макдональдсе – я как раз допивала свой кофе. – Девушка, помоги, а? Дай денежек! Почти беззубый рот, жидкая бороденка, короткие, кое-как обрезанные волосы, кислый запах давно немытого тела, свеженький перегар. Одна куртка надета поверх второй – на улице зябко, ледяной ветер, дождь. Середина апреля. Дядька сгребает с подноса в кулак два пакетика сахара: – Дай хоть сахарок у тебя возьму, а то чего ты такая равнодушная. – Ты есть хочешь? – спрашиваю. – Давай я тебе куплю что-нибудь, только, чур, ты мне расскажешь, как ты дошел до жизни такой. Я ставлю перед ним поднос с картошкой, гамбургером и горячим чаем. – Юрий Василич меня зовут. Из Казани я. Один я. На улице живу. Когда холодно, то в подъезде. Или на теплотрассе, на Сенном. Плохо живется, врать не буду. Но я не ворую, так и запиши, – он тычет пальцем в диктофон. – Не граблю. Я честный. Мне люди подают. Я вообще в Москву поехал, на заработки. У меня паспорт был и пять тысяч с собой. Уснул на Курском вокзале. Пьяный был, уставший. Проснулся – ни денег, ни паспорта. Там социальный патруль ходит, помогает. Центр милосердия там есть. Билет купили электронный до Саратова. В поезд посадили, а на станции Ожерелье высадили меня – я же без документов. А там храм есть и отец Сергий, тоже помогает. А потом я электричками до Саратова добирался. – Ты журналист, да? Я тоже писатель. Стихи пишу. Хочешь, прочитаю? (неразборчиво декламирует сильно искаженного Высоцкого). Выключи ты его уже, – беспокойно кивает на диктофон. Выключаю, убираю в карман. Юрий Васильевич сразу как-то расслабляется. – Я в монастырь уйду. Я в жизни своей всё видел, всё у меня было – машины были, квартира была, суд был, тюрьма. За кражу сел. Осень была. Я в легкой маечке, дождь шел. Ну замерз я, замерз. В магазин зашел и взял у них куртку или свитер, я не помню. Ну и пошел. Я ж говорю, я замерз, холодно мне было. А ярлычок оставил. Меня менты по ярлычку и срисовали. Ну, и приняли по 58-й. Так и сел. Да ни за что вообще посадили. – Почему не хочешь обратно в Казань? – Да кто меня там ждет? Мать у меня старенькая уже, что же, я приеду и на шею ей сяду? Она меня на свою пенсию не вытянет. Не поеду. – А дети есть у тебя? – Есть. Сыну 25 лет и дочери восемнадцать. – Скучаешь по ним? Машет рукой. – А в монастырь ты зачем собрался? – Мне Бог помогает. Я двадцать лет так живу, как нормальный человек неделю не протянет. Не знаю, зачем он это делает. Я плохой человек. Добрый, но плохой.

Люди не жертвуют на бездомных

Благополучные граждане не понимают, что путь вниз прост. А вот выбраться сложно

Служба помощи бездомным «Каритас» функционирует 15-й год, сама католическая благотворительная организация зарегистрирована в Саратове с 2000 года. Служба помощи ведет группы психологической поддержки людей, пребывающих в медико-социальном отделении Центра «БОМЖ», помогает бездомным на улице – едой, одеждой, консультациями, привлекает к этой работе волонтеров. И так далее.

Попасть на улицу – несложно, сложно выбраться оттуда в нормальную жизнь, уверена руководитель «Службы помощи бездомным людям» Элико Апхадзе.

– Есть идейные бездомные, которые выбрали себе такую жизнь в силу убеждений или каких-то ментальных изменений, – объясняет она. – Но это очень маленький процент.

Все-таки значительная часть бездомных другая: это трудовые мигранты, которые приехали из села на заработки, но тут их обманули, оставили без документов, а домой вернуться стыдно. Это жертвы разводов и прочих семейных драм. Это жертвы «черных риелторов». Еще одна важная группа – это те, кто не смог подтвердить свое гражданство Российской Федерации на момент 6 февраля 1992 года. Это группа самая сложная.

Чтобы бездомному снова адаптироваться к жизни в обществе, требуется в два раза больше времени, чем он прожил на улице

– Когда про людей на улицах говорят: они сами виноваты, я отвечаю: а вы попробуйте какую-нибудь проблему без паспорта решить, – говорит Элико. – Я для себя за годы работы поняла, что путь вниз достаточно простой. Выбраться сложно. Это удается единицам, тем, кто находит в себе внутренние ресурсы. Но одного желания выбраться мало: важно, чтобы человек понимал – он не безразличен государству и обществу. Ему помогут, его поймут.

По словам руководителя «Службы помощи бездомным», люди настолько привыкают к бездомной жизни, что даже теряют какие-то простые навыки – не могут, например, пользоваться клеем или ножницами. Приходится учить их заново.

– Чтобы бездомному снова адаптироваться к жизни в обществе, требуется в два раза больше времени, чем он прожил на улице, – говорит Апхадзе. – Год надо восстанавливаться, если прожил бездомным всего полгода.

На вопрос, хватает ли поддержки бездомным в нашем городе, Элико говорит категорическое «нет!».

– В Москве, Санкт-Петербурге ситуация уже лучше. Там больше волонтерских организаций, религиозных общин, НКО этим занимается. Кто-то кормит, кто-то предоставляет ночлег, где-то можно вымыться, где-то получить юридическую консультацию. Внутри Саратова что-то подобное найти сложно. Люди не жертвуют на бездомных. Поэтому в помощь своей работе мы проводим акции, выставки, семинары, кучу всяких мероприятий.

Какая польза от этого обществу? Волонтеры уверены – общество становится более здоровым в широком смысле слова: когда каждый человек представляет из себя ценность, в каком бы состоянии он ни находился, каким бы он ни казался деградирующим созданием. Это прежде всего человек, который нуждается в помощи.