Ум и большой талант
75 лет назад, в мае 1942 года, в cаратовской тюрьме завершилась жизнь архитектора и художника Николая Евгеньевича Лансере.
Он происходил из внесшей значительный вклад в русскую культуру семьи скульптора Евгения Александровича Лансере (1848–1886 гг.) – автора статуэток и групп, изображавших животных и сцены из народной жизни.
Старший брат Николая – Евгений Евгеньевич Лансере (1875–1946 гг.) – народный художник РСФСР, график и живописец, лауреат Государственной премии СССР. Сестра Зинаида Евгеньевна Лансере, в замужестве Серебрякова (1884–1967 гг.), входила в художественное объединение «Мир искусства», известна как автор жанровых картин и портретов.
Николай Евгеньевич Лансере получил известность своими историко-архитектурными исследованиями о творчестве Адреяна Захарова и Чарльза Камерона, о дворцах и парках Гатчины, о Летнем дворце в Петербурге, о «Фонтанном доме» графов Шереметевых и другими. Коллеги Николая Евгеньевича отмечали, что «в его исследованиях документальная точность сочеталась с глубоким пониманием специфики архитектурного творчества и тонким художественным чутьем».
Огромное положительное впечатление производила на окружающих сама личность Николая Лансере. Один из его учеников, Анатолий Николаевич Петров, вспоминал: «Я увидел в нем человека, близкого моему представлению об идеале человека. Ум, большой талант, сочетавшийся с предельной скромностью, моральное совершенство (нечто большее, чем только порядочность), эманация доброжелательства и внимания к окружающим и, наконец, широкая эрудированность ученого, историка искусств, органически связавшаяся с профессиональным мастерством художника и архитектора – сочетание исключительно редкое».
В 1925–1928 годах Николай Лансере на Северной верфи занимался совместно с французским архитектором Жесселем художественным оформлением интерьеров торговых судов. Будучи французом по происхождению, он, естественно, общался с коллегой на французском языке. Нашелся доносчик, увидевший в этом повод для обвинения Николая Евгеньевича в шпионаже в пользу Франции. Коллегия ОГПУ приговорила обоих архитекторов к высшей мере наказания. Но для Лансере расстрел заменили десятью годами лагерей. А в действительности его отправили в «архитектурную шарашку», являвшуюся структурой технического отдела наркомата внутренних дел.
Среди «секретных объектов», над которыми пришлось трудиться Николаю Евгеньевичу, значатся проекты отделки кабинета наркома внутренних дел, зала заседаний в Кремле, правительственной дачи на Каменном острове, проект реконструкции Конногвардейского манежа под гараж ОГПУ, проект здания горячего цеха алюминиевого завода в Волховстрое и еще множество других. Почти все его проекты были осуществлены.
Многие влиятельные и уважаемые деятели искусств и архитектуры ходатайствовали о пересмотре дела Лансере. В итоге Николая Евгеньевича освободили досрочно. Однако внимание к нему со стороны НКВД не ослабевало и выливалось в регулярные ночные обыски и временные аресты. Не прошло и трех лет, как Лансере вновь арестовали, приговорили к пяти годам заключения в одном из лагерей ГУЛАГа в Архангельской области.
По дороге к лагерю Николай Евгеньевич сумел бросить письмо-треугольник в щель в полу вагона. К счастью, письмо попало в руки какого-то отзывчивого человека, переписавшего адрес на обычный конверт и отправившего письмо в Ленинград. Благодаря этому жена и сын смогли увидеться с Николаем Евгеньевичем.
Когда началась война и появилась угроза захвата северных лагерей фашистами, заключенных пешим ходом погнали вглубь страны. Для Лансере с его больным сердцем такой поход стал гибельным. Некоторое время сочувствующие ему заключенные несли его на руках. Добравшуюся до окраин Москвы значительно поредевшую колонну зеков погрузили в товарные вагоны и отправили в Саратов. Здесь вскоре 63-летний Лансере скончался от сердечного приступа в тюремной больнице и был похоронен в отведенной для заключенных части Воскресенского кладбища. Спустя 15 лет Николая Евгеньевича реабилитировали посмертно.