Российская бюрократия страшнее войны

Оценить
Российская бюрократия страшнее войны
Август 2014-го. Прибытие очередной группы беженцев из Украины. Фото ИА «Свободные новости»
Украинских беженцев в Саратовской области встречали тепло, но постепенно забыли об их существовании

Многие жители Донбасса, спасая свои жизни, в спешке бежали в Россию после того, как три года назад, весной 2014 года, на востоке Украины разгорелся вооруженный конфликт, не стихающий и поныне. Несколько тысяч гостей приютила у себя и Саратовская земля. Часть из них сжилась с нашей действительностью, а другая вернулась домой, решив, что российская бюрократия страшнее линии фронта.

В едином порыве

28 июля 2014 года в календаре отметилось прибытием в Саратов первой организованной группы из 99 граждан Украины. Для беженцев в спешном порядке открыли первые пять пунктов временного размещения (ПВР) в Саратове, Ершове, Дергачах и Петровске. Всего на территории области в рамках «украинской приемной кампании» заработало 70 пунктов временного размещения – как правило, под них приспосабливали здания центров социального обслуживания. Как заверили чиновники, жить в них украинцы смогут столько, сколько им нужно.

Тогда вся наша область, начиная от властной верхушки, поднялась в едином порыве на волне донбасской риторики. В общественной палате региона и штабе «Единой России» включили круглосуточные горячие линии и раздавали направо и налево юридические консультации, а приемные общественных организаций и социальных учреждений переполнялись гуманитарной помощью для беженцев.

Тон задавали первые лица региона. Председатель ОП Александр Ландо признался, что выделил кое-что из своих ненужных вещей, а депутат облдумы Владимир Писарюк похвастался, что не пожалел несколько стиральных машин. Его коллега (теперь уже бывший) Александр Гайдук и вовсе призвал весь депутатский корпус взять шефство над семьями беженцев под персональную депутатскую ответственность. Правда, в беседе с корреспондентом нашего издания он не захотел рассказывать, исполняет ли сам это поручение (см. «Всем миром – беженцам «мирного» времени» № 31 (307) от 09.09.2014).

На обустройство беженцев выделили 91 миллион рублей из федерального бюджета. Рассчитали, что на содержание одного человека в пунктах временного размещения требуется 800 рублей в сутки – сумма эта не выдается на руки, а покрывает все расходы, от питания до коммунальных услуг. Однако некоторым местным жителям цифра показалась избыточной; распространились слухи о нежелании украинцев работать за зарплату в 20 тысяч рублей.

Как падал интерес

Прошли месяцы, война на Донбассе перешла в затяжное, бесконечное и бессмысленное противостояние. Российский телевизор всё чаще стал пугать зрителей кадрами сирийских операций. Донбасс почти сошел с общественно-политической повестки дня, и об украинских беженцах постепенно замолчали федеральные и региональные политики.

Одно из последних упоминаний в СМИ приходится на декабрь 2015 года – тогда на территории области отменили льготный режим пребывания для украинских беженцев. Попросту, сотни уроженцев Донецкой и Луганской областей «попросили» из пунктов временного размещения. В Балакове несколько мужчин вернулись вечером с работы и не смогли попасть в ПВР, а один выселенец провел ночи у Вечного огня («А вы уезжайте до дома, до хаты!» в № 46 (368) от 22.12.2015).

А что стало с подзабытыми гостями сегодня, спустя три года?

«На сегодняшний день все поставленные перед нами обязательства в плане обустройства украинских беженцев успешно выполнены», – заверяет заместитель министра социального развития области Евгений Бакаев.

«Пункты временного размещения перестали работать на территории области в связи с утратой актуальности и обустройством граждан, покинувших территорию Украины», – сообщает пресс-служба регионального ГУ МВД.

Руководитель региональной общественной организации помощи переселенцам «Саратовский источник» Александр Зуев согласен, что органы власти «сработали качественно: показали, что в случае экстренной ситуации могут сплотиться и предпринять эффективные меры».

С другой стороны, он указывает на увеличение количества людей, которые покидают Россию, не успев преодолеть психологический барьер. «Мы провозили много людей обратно на Украину, особенно в конце прошлого года и весной этого года. Они хотели остаться в России, но жесткость процедур они не выдержали. Вдобавок, учитывая то, что люди приехали с мест вооруженных конфликтов, средств на проживание и оформление документов у них просто не хватало, хотя они пытались искать жилье и работу. Приезд соотечественников в Саратовскую область и в Россию поставлен таким образом, что остаться могут только те, у кого есть деньги. Много преданных России людей вынуждены уехать обратно. Говорят, что под обстрелами находиться легче, чем получить разрешение на временное проживание», – отмечает Александр Пулатович.

Среди возможных причин, заставляющих миграционные органы более тщательно рассматривать заявления иностранных граждан о получении определенного статуса пребывания, он называет усиление антитеррористических мер и переход функции приема переселенцев в ведомство МВД после расформирования ФМС.

По данным ГУ МВД по Саратовской области, в 2014–2016 годах с заявлением о получении временного убежища на территории Саратовской области обратились 7955 граждан Украины (из них в 2014 году – 5195, в 2015 году – 2127, 2016 году – 633 человека). За этот период утратили статус временного убежища 3733 гражданина Украины.

Представляем вашему вниманию истории двух семей, оставшихся жить в Саратовской области: одна из них прибыла самостоятельно, а другая – централизованно.

Наталья Селиванова:

РАБОТЫ НЕ БОИМСЯ, ЗА ЗАРПЛАТОЙ НЕ ГОНИМСЯ, ЖИВЕМ ТИХО-МИРНО

Мы покинули наш родной город Краматорск Донецкой области в июне 2014 года. Два месяца жили в Крыму, но там было сложно с трудоустройством и детским садом.

В августе 2014-го самостоятельно прибыли в Саратов семьей из шести человек: муж, я, наш сын, а также родители и сестра мужа. Выбирали город по интернету, не было времени думать и взвешивать. Саратов, к слову, по приезде нам не понравился, не смогли там находиться даже летом. Тогда мы поселились в Энгельсе – этот город чище и чем-то напоминает наш Краматорск.

За помощью в какие-то инстанции мы не обращались, в пунктах временного размещения не проживали. Практически сразу мы оформили временное убежище, оно позволяет первое время довольно комфортную жизнь. Встали на очередь в детский сад, и через 3 месяца нас уже приняли – повезло, в садике открылась новая пристройка. Муж сразу же нашел работу по специальности (он производит корпусную мебель), я тоже пошла, куда взяли – продавцом в магазин. А вот у родителей мужа с работой сложнее – они почти пенсионеры, сами понимаете...

В целом Россия приняла довольно гостеприимно – может, повезло, может, это мы такие. Работы не боимся, за зарплатой не гонимся, живем тихо-мирно. Строим планы на будущее в России.

В УФМС примерно год я ходила как работу. Для меня бюрократические тонкости не казались чем-то непреодолимым, я с головой погрузилась в изучение российских законов. Основные сложности были связаны с тем, что в чужом городе найти прописку нереально, а без прописки не оформят документы. Но мы это преодолели!

Со второго раза получили «соотечественников» (программа переселения соотечественников. – Прим. ред.): у меня был официальный доход, а мужа никто не мог оформить на белую зарплату, поэтому он открыл ИП. В целом на оформление всех документов для трех человек у нас ушло больше 40 тысяч рублей. И вот буквально на прошлой неделе мы получили паспорта граждан РФ!

Некоторые наши знакомые вернулись в свои дома обратно – рассказывают, тяжело было дома снова найти работу. Много переселенцев из опасных районов – они живут хуже беженцев в своей стране. Ну а мы остаемся в России. Конечно, скучаем по родному городу и близким, но назад пути нет, только вперед!

Ирина Жабыко:

МЫ ДУМАЛИ, ВОТ ПЕРЕЖДЕМ МЕСЯЦ-ДРУГОЙ – И ВЕРНЕМСЯ

Мы приехали в Россию в конце августа 2014 года из Донецка – оттуда, где до сих пор идет война. Последние два с половиной месяца мы всей семьей жили в погребе. Погреб у нас был большой, вместительный – даже соседи, две семьи с детьми, приходили к нам прятаться от бомб.

Потом пришли войска ДНР и предложили нас эвакуировать из города. Меня, невестку и двух внучек вывозили через поля к границе с Россией, а муж и сын выбирались самостоятельно. С собой мы успели взять только документы. Денег с собой не было, зарплаты задерживали уже долго.

В Саратове прожили в пункте временного размещения три месяца. Нас хорошо кормили, добрые люди привезли вещи. Мы сразу же начали оформлять документы. В общем, всё это было организованно.

А потом нас бросили, как собачат, в Петровске. Условия проживания и питания в петровском пункте временного размещения оставляли желать лучшего, а сам он находился у черта на куличиках – хочется поскорее это забыть... Единственное, за что я благодарна – что меня бесплатно подлечили. Работы никакой не светило, а нам нужны были деньги для оформления документов и элементарно для оплаты детского сада второй внучке. Мы позвонили Бакаеву (замминистра социального развития области. – Прим. ред.) и попросили перевести нас в такое место, где мы могли бы найти работу.

Тогда нас направили в Балаковский ПВР. Спасибо, что продержали нас там целый год. Муж и сын устроились дворниками в отдел образования балаковской администрации, а я стала работать швеей в ателье. Но то, что я долгое время жила в погребе, к сожалению, дало о себе знать – зрение испортилось. И что бы я там заработала... Потом я полтора года проработала в бане за 6 тысяч рублей – до тех пор, пока не заболела. Врачи сказали избегать сырости.

Недавно я оформила себе и внукам гражданство и стала получать минималку. Муж подал документы на вид на жительство, и в мае, если заявку одобрят, мы начнем оформлять ему пенсию. Он всю жизнь проработал на шахте, там же был травмирован, и в Донецке смог бы получать хорошую пенсию с надбавкой за вредность.

У сына уже здесь, в Балакове, в январе 2016 года родился третий ребенок. Молодые пытаются подыскать какое-то жилье на материнский капитал, который им выдали (проблема в том, что в городе на полмиллиона рублей жилье не купить, а в деревне нет работы). Сейчас у них заканчивается срок временной регистрации. Хозяин, у которого мы снимаем квартиру за 8 тысяч рублей, отказывает. Слышала, есть здесь какой-то непонятный закон: если оформить детям временную регистрацию, то потом очень сложно будет их оттуда выписать. Жаль, что в этом плане ничего не предусмотрели для беженцев. Ну, выделили бы нам какое-нибудь нормальное жилье, мы бы жили и работали! Платили бы мы лучше государству, чем чужому дяденьке. Вообще, городские власти нам предлагали жилье, но это был просто ужас: там до нас умер от туберкулеза один молодой парень! И как туда с детьми?

Три года в России... Когда приезжали сюда, мы даже не подозревали, что останемся здесь так надолго! Мы думали, вот переждем месяц-другой, всё утихнет – и вернемся. Кто-то из наших знакомых вернулся обратно – сказали, что здесь «бардак похуже, чем у нас на родине». А мы вернуться не можем, ведь в Донецке продолжают стрелять.

P.S.: Мы позвонили другим семьям беженцев – героям прошлых публикаций, но их телефоны оказались недоступны. Возможно, в связи с переездом.