Да всё замечательно. Весело и задорно катимся в агломерацию с урбанистикой.

Оценить
Весна обманутых ожиданий, но и новых политических надежд, пришла в Провальные тупики

Внук не заходил ко мне уже так долго, что я начал волноваться. Но справиться, что за причины у него, мне было недосуг: всё время был занят. Вы помните, наверное, что товарищ Радаев, который сейчас исполняет обязанности временно народного губернатора, провозгласил девиз нашей области? Нет? Тогда я напомню. Будучи гостем одного национального праздника, он сказал: «Народная татарская пословица гласит: «Голодный медведь не танцует». А мы пляшем и танцуем, танцуем и пляшем». Вот с тех пор и понеслось – сплошные танцы, аж каблуки стерли. То митинг против террористов, переходящий в народные гулянья. То День космонавтики, за ним следом Пасха, там и до Первомая недалеко, Победный день и как венец всего – великий день урбанизма с участием московских гостей. Словом, закрутился я и забыл о внуке своем.

 

Внук – сотрясатель основ

Когда он появился во дворе моей халупы – небритый, похудевший, сердце мое зашлось от нежности, неожиданно для самого себя я обнял его. И тут же почуял знакомый с юности запах. Запах тот незабываемый и неповторимый, объяснить его трудно, но «кто был – не забудет».

– Ты что, шконку мял? – изумленно спросил я. («Мять шконку» – лежать на нарах, жарг.) Так ты от хозяина? (Опять жаргон: «хозяин» – начальник колонии, «от хозяина» – из колонии. – Ред.)

– Пришлось, – невесело засмеялся он, – и шконку мял, и зону топтал. Да не пугайся ты так, недолго, всего десять суток.

– Хулиганил? – строго спросил я.– Какая статья, двести шестая?

(Всё-то позабыл Евдоким, 206-я статья «Хулиганство» была в Уголовном кодексе РСФСР. – Ред.).

– Нет, я политический, – с какой-то гордостью ответил внук, – статья у меня 20 точка 2. Плакат на улице развернул, что воровать стыдно. Вот меня и замели.

– Да как ты мог?! Ты же на устои покусился, основы всего сотрясаешь! Как же мы будем жить, если начальство воровать перестанет?! Ты на что руку поднял? И что ты сделать можешь? Перед тобой стена!

– Стена, да гнилая, ткни – развалится, – и перехватив мой испуганный взгляд, добавил:

– Это еще дедушка Ленин говорил. (Точно, говорил Ильич такое. В воспоминаниях А.И. Ульяновой-Елизаровой это описано. – Ред.)

 

Трампец

На улице царила весна. Теплый ветерок подгонял в ярко-голубом небе белые облачка, поднимал на непросохшей еще улице клубы пыли. У покосившегося дворового забора сквозь старый бурьян пробивались зеленые ростки крапивы и конопли. На ветке давно засохшей яблони – спилить ее я собирался который уж год – неожиданно набухли почки. Во дворе у Петровича выла собака, за какие-то провинности третьего дня посаженная на цепь.

– Хорошо, да?

– Хорошо, дед.

– Давай присядем, разговор есть, только на лавку не садись, развалится, вишь, скособочилась. Это надежнее будет, – подтолкнул ему ящик, позаимствованный в магазине Арам Ашотыча. На второй уселся сам.

– Тут дело такое, – осторожно начал я, – совет нужен.

Внук вопросительно посмотрел на меня.

– Как бы нам бумагу забрать назад?

– Какую бумагу и у кого забрать? – заинтересовался внук.

– Забрать бумагу надо у товарища Сараева Валерия Николаевича. А бумага такая – ходатайство мы с мужиками написали.

– Просили-то чего? – перебил внук.

– Как, ты не помнишь, сам же посоветовал, чтобы мы товарищу Сараеву написали, чтобы Третьему Тупиковому проезду у нас на районе присвоили имя Дональда Трампа.

– Так вы реально написали? – захохотал внук. – Я же, блин, пошутил. Ну народ у нас – ни хрена шуток не понимает. И чего случилось с товарищем Трампом, что вы передумали? «Оказался наш отец не отцом, а сукою…» – пропел он какую-то блатную песню, видно, поднабрался, пока срок тянул.

– Ладно, дед, не отчаивайся, не одни вы такие дураки, в Твери Трампу присвоили звание почетного гражданина, в Питере какие-то сказочные казаки его в есаулы приняли. Ну а письмо ваше давно уже выкинули за глупостью содержания. Я тебе, старый, говорил, рано вы на Трампа начали молиться, а ты как глухой – Донатушка, Донатушка. (История первых дней этой любви описана в
№ 409 именно под таким названием – «Донатушка». – Ред.)

– Может, он и не виноват, – попытался я оправдать недавнего нашего друга Дональда. – Вот товарищ сенатор Косачев Константин Иосифович намекнул, что Трамп оказался в ловушке и пытается угодить Вашингтону.

– Какому Вашингтону? Джорджу? Так он заложник? Тогда надо передать ему, чтобы, когда будет выступать в конгрессе, подмигнул нашим патриотам левым глазом.

– Ты смеешься, – обиделся я, – а тут дело серьезное – геополитика называется. Тебе не понять.

– Куда уж нам на нарах, – ухмыльнулся внук, – мы и понятия не имеем. Только вот скажи, может, лучше соберемся и забор починим, а то он скоро упадет и тебя ненароком придавит. Или вот сортир, – он указал на покосившуюся будку в углу двора, – тебе не страшно туда заходить? Не ровен час, зайдешь и не выйдешь, провалишься.

Я не стал обращать внимания на эти его слова, ибо думал о материях высоких, а он толковал о материях низких.

– Мы не поступимся нашими геополитическими интересами в угоду требованиям Вашингтона, – заявил я, но был бессовестно прерван внуком:

– Ты, дед, телевизор в голове выключи, давай забор чинить. Есть у тебя гвозди?

– Нет у меня гвоздей, – сурово отрезал я, – притязания Америки на мировое господство получат достойный ответ.

– Ну, значит, трампец забору, – покачал головой внук.

 

Территория первых и вторых

-Ладно, не хочешь чинить забор, тебе же хуже. Занимайся геополитикой, только не провались в отхожее место. Я тебя спасать не буду, – чувствовалось, что на зоне внук стал черствым, огрубел. – Лучше рассказывай, что творится в нашем благословенном крае.

– У нас всё замечательно, – обрадовался я смене темы нашего разговора. – Всё хорошо у нас, новое название у области появилось. Мы теперь называемся «территория первых».

– Ну-ка, – внук наморщил лоб, – дай вспомню, что до этого было: территория лидерства, территория развития, еще какая-то территория – и не вспомню уже. А почему территория первых? Это в каком направлении мы первые, расскажи.

Вопрос носил явно провокационный характер – ничему его тюрьма не научила, но я решил прояснить ситуацию.

– Так сказал наш временно народный губернатор товарищ Радаев на Дне космонавтики – раз первый космонавт у нас приземлился, значит, мы первые.

– Понятно, – протянул он, – кто первый встал, тому и тапки. Только у нас еще и второй космонавт Титов приземлялся, значит, мы еще и вторые. Территория вторых. Нет? Тогда скажи, какое отношение имеет твой Радаев к Гагарину? Его, по ходу, еще и на свете не было.

– Ты самых простых вещей не знаешь, – остановил я этого критика, – когда товарищ Гагарин полетел в космос, товарищу Радаеву было… – я стал считать вслух: один, два, пять… Десять! Товарищу Радаеву тогда было десять дней!

– Ценное открытие, – покивал внук головой, – а скажи, пожалуйста, встречал ли товарищ Радаев первого космонавта Земли, говорил ли ему приветственные речи? Похоже, нет у тебя ответа. А нет ли у тебя впечатления, что кое-кто примазывается к чужим подвигам? Молчишь. Ладно, другой вопрос: а кто еще первый есть на нашей земле, на этот вопрос ты сможешь ответить?

– Ну как же, – возразил я, – много первых людей есть на нашей земле. Товарищ Вячеслав Викторович – в первую очередь.

– Ну, он не совсем первый, – непочтительно прервал меня внук, – первый у нас совсем другой человек, семнадцать лет уже, и всё первый. Еще кто?

Пришлось задуматься, потом я все-таки решился и выпалил:

– Нельзя и Валерия Васильевича забывать.

Внук неожиданно не стал со мной спорить, можно сказать, даже согласился.

– Есть, дед, в этих словах сермяжная правда. Первый не первый, но то, что он один такой, это точно. Есть по соседству еще один деятель, но, говорят, собирает чемоданы. Может, слышал, Меркушкин такой?

– Про Николая Ивановича я слышал, конечно, – отчеканил я, – выдающий государственный деятель. Только у него и у нашего руководителя разные задачи. Товарищ Меркушкин стоит на страже и постоянно разоблачает происки. Товарищ Радаев, наоборот, делает всё, чтобы наша жизнь становилась лучше и веселее с каждым днем. И у него получается.

– Не поспоришь, – опять согласился внук, и это было в высшей степени подозрительно, – это ты правильно сказал – с каждым днем всё веселее и веселее. Скоро животики от смеха надорвем.

 

Он соколом рвалсяс таксистом на бой

Какое-то время мы сидели молча. Я думал о величии наших свершений. Внук смотрел то на забор, то на будку в углу двора и вздыхал. Потом встал, подошел к забору, пошатал кол. Забор заскрипел и наклонился еще больше. Внук сплюнул, выругался – видать, на зоне научили – и вернулся на ящик.

– Долго не протянет твой забор.

– И ладно, – вздохнул я, – забор этот и так простоял сто лет. Значит, пришло его время, – подумав, добавил я.

Внук посмотрел на меня, усмехнулся чему-то своему и спросил:

– Кстати о ветеранах-долгожителях. Как там поживает Александр Соломонович? Всё скрипит? Не пришло еще его время?

– Да как ты смеешь так говорить? Нам бы его умение всюду успевать, везде бывать и всё делать.

– Это точно, как говорят, в каждой бочке затычка.

– Не смей! За отчетный период товарищ Ландо совершил немало добрых дел для области. Вот дальнобойщики забастовали. Видный политолог товарищ Марков Серге­й Александрович всю подноготную вскрыл: водителей подучило ЦРУ. Так вот наш Соломоныч не побоялся и поехал в самое логово. Там и поговорил с этими мужиками, которых одурачили ЦРУ и Навальный, и добился нужного результата.

– Это какой такой результат, с этого места поподробнее, пожалуйста, – перебил меня внук, до того внимательно меня слушавший.

– Какой нужно – такой и результат, тебя эти подробности интересовать не должны. Если завтра дальнобои эту бузу прекратят, то заслуга будет исключительно Александра Соломоновича. Все пробовали, а смог только он один. И будет ему за это большая награда.

– И Ротенберги ему в пояс поклонятся.

На эту явно провокационную реплику я внимания обращать не стал, но продолжил свою сагу:

– Еще наш товарищ Ландо ездил к таксистам, которые тоже бузить задумали, и быстро поставил их на место.

– Как же, как же, – быстро откликнулся внук, – видел я видео. Твоего Ландо и еще юношу какого-то щекастого таксисты так встретили, что эти оба слились в один момент. Вроде тут стояли, речи говорили, и вдруг вжух! – и нету. Растворились со скоростью света.

И запел дурным голосом на мотив революционной песни:

«Гулял по району Ландо наш
герой,/ Он соколом рвался с таксистом на бой».

– Тьфу!– сплюнул я и подумал: «Таких, как он, и тюрьма ничему не научит».