Зеленка – оружие патриота

Оценить
А в качестве вспомогательных войск – мастера-организаторы «стихийных» бедствий коммунального масштаба

День выдался очень сложным для меня: я бдил, или бдел – как правильно? В смысле проявлял повышенную бдительность: отказался идти с мужиками к Арам Ашотычу выпить, хотя и хотелось очень. Сычом сидел на своей кухне, время от времени отдергивая шторку и поглядывая на улицу – нет ли кого чужого. Разум мне подсказывал, что чужие здесь не ходят, по крайней мере, до того времени, пока лужи не высохнут. Но я всё равно был настороже. Сходил до калитки, хотел запереть ее, но засов давно уже отвалился, и найти его никак нельзя было. Решил тогда подпереть калитку. Но подходящего дрына тоже не нашел. Решил – будь что будет. И еще с отчаянием подумал: если ворвутся ко мне – буду драться до последнего, а когда силы покинут меня – проглочу заветный предмет.

Сейчас, по прошествии времени, когда грозовые тучи над нами рассеялись, я могу кое-что рассказать. Вызвали меня в одно учреждение, которое я называть вам не буду, и говорят: «Ты, Евдоким – проверенный человек, шары урбанистические спас от вандалов, теперь тебе другое задание – еще большей важности». И вручили мне маленькую такую хреновинку. «Здесь, – говорят, – всё записано, если начнется мятеж и мы падем в бою, ты должен эту вещь сохранить до подхода наших. Еще скажешь, что мы бились как герои». Вот я и хранил ее, эту хреновину, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь – не началось ли.

 

Корабли НАТО на прудах горпарка

И тут стукнула калитка. Я машинально схватил эту штучку и накрыл ее ладонью. Однако это внук пришел ко мне – на вид нормальный, без оружия, улыбается. Руку протягивает: «Здорово, старый». И тут я допустил роковую ошибку – тоже протянул ему руку, а он глазами – шасть по столу и говорит:

– Опа, у тебя тут флешка откуда-то, дай-ка ее мне, она тебе без надобности.

И, стало быть, хватает эту штучку и сует себе в карман. Я закричал, конечно, мол, ложь на место, он поглядел на меня внимательно и отвечает:

– Ладно, дед, не бойся, верну, только посмотрю и верну. Я, ты же знаешь, с детства любопытный.

Пристроил эту штуковину к своему планшету, поводил пальцами и говорит:

– Ну всё, пользуйся, а мы сейчас посмотрим, что там. Ого, звуковой файл, музычка, небось. Послушаем, – и опять ткнул пальцем в свой планшет. Властный мужской голос заполнил комнату:

Мужской голос (МГ): – Ну что, Юлия Владимировна, докладывай обстановку.

Женский голос (ЖГ): – Всё выполнено, Валерий Николаевич. Я их вызвала и сказала: в сквере аварийные работы «Водоканалом» ведутся. Вчера произошла авария, мы связались с уведомителем. Он пришел, мы ему объяснили ситуацию. Авария «Водоканала» – это форс-мажорные обстоятельства. Мы действуем строго по выборному законодательству. Они, конечно, кричат, что в суд будут подавать.

МГ: – Суд – это не проблема, сама понимаешь, один звонок – и всё решено. Ну и мы, конечно, на всякий случай сквер этот перекопаем, кольца бетонные уже подвезли.

ЖГ: – У меня есть предложение: может, для пущей убедительности этот сквер водой залить?

МГ: – Умница! Маладца! Дай я тебя расцелую!

ЖГ: – Ой, ну что вы, ну не здесь хотя бы, ой, не сейчас. Можно лучше я вопрос задам?

МГ: – Валяй.

ЖГ: – Сквер не жалко, это же самый блеск нашей урбанистики? Вы его вместе с Валерием Васильевичем открывали. Там лавочки высокотехнологичные, урны инновационные, асфальт везде есть.

МГ: – Ты, Юлия Владимировна, понимаешь, что говоришь?! Урны она пожалела, урны-мурны! Это же дело большой государственной важности – если не перекопаем сквер, завтра там будет митинг, а послезавтра – стоять корабли НАТО.

ЖГ: – Вы человек военный, вам виднее. Ой, но ведь там же суша.

МГ: – Ты к мелочам не придирайся. Не в сквере, тогда там, где вода есть. Есть там поблизости водоемы?

ЖГ: – Пруды в городском парке.

МГ: – Вот, глазом не успеешь моргнуть, как там ихний флот будет стоять.

ЖГ: – Ой, мамочки! Страшно как!

МГ: – И вообще, ни к чему эти митинги, о коррупции они, понимаешь, собрались говорить. Не позволим!

ЖГ: – О нашей коррупции?

МГ: – Ты, Юлия Владимировна, думай, что говоришь! Какая у нас коррупция, так себе, мелочишка, детишкам на молочишко, ну, внукам что-то оставить. У нас, сама понимаешь, виноградников в Тасмании нет.

ЖГ: – В Тоскане.

МГ: – Что?

ЖГ: – Я говорю, виноградники не в Тасмании, это далеко очень, в Африке, кажется, а в Тоскане, в Италии.

МГ: – Вот умничать не надо, мальчик – девочка, – какая разница. Ты лучше скажи, откуда знаешь про виноградники, смотрела, выходит, этот фильм мерзкий?

ЖГ: – Так и вы, получается, смотрели, если о виноградниках знаете?

МГ: – Замнем. Ты лучше скажи, еще какие места они просят, эти навальные?

ЖГ: – Вот список, Валерий Николаевич, еще шесть мест просят, у памятника Вавилову…

МГ: – Всё перекопать. А памятник снести! Мутный этот ваш Вавилов, хорошие люди в тюрьмах не сидят.

ЖГ: – Валерий Николаевич, миленький, не надо памятник сносить, резонанс будет нехороший.

МГ: – Чего будет?

ЖГ: – Шума будет много.

МГ: – Ладно, уговорила, должна будешь. Но площади все перекопать!

ЖГ: – А когда закапывать будем?

МГ: – Не будем закапывать, у этой голытьбы всё время поводы находятся бузить. То пенсии маленькие, то тарифы высокие, то в новостройку левую вляпались. Пусть будет всё перерыто. И еще, скажи-ка мне, Юлия Владимировна, ты зеленку раздала?

ЖГ: – Как договаривались, Валерий Николаевич. Проверенным людям – по три литра.

МГ: – Всё. Иди, только дверь поплотнее закрой. Мне тут позвонить надо. Алло, это Саратов докладывает. Всё сделали в лучшем виде, как вы и приказывали.

 

Ответ на все вопросы мира

– Понял, кто эти разговоры разговаривал? – хмуро спросил меня внук.

– Понял, – так же невесело кивнул я в ответ. Очень пугало меня, что непутевый внук мой узнал главную тайну. И теперь от него можно было всего ожидать.

– Ты ничего никому не расскажешь? – взмолился я, а потом добавил: – А коли расскажешь, то ничего не докажешь.

– Еще как докажу, – расхохотался внук, – записи-то у меня тут, – он постучал по планшету. – И нет тут никакой тайны. По всей стране чиновники так поступают – митинги запрещают – кто в этом месте кабель закапывает, кто колодец чинит. Ты мне другое скажи: чего они так боятся – до дрожи, до мокрых штанишек? Если это всё неправда – чего трястись со страха? Значит – весь фильм правда. Хочешь, покажу, он у меня скачан, узнаешь, как люди живут. Один дом для уточки больше твоей хибары.

– Фильм твой я смотреть ни за какие деньги не буду, нам уже объяснили, что если посмотреть, то станешь зомби, человеком без скреп, а правда там, неправда – не нашего ума дела, – хотя на самом деле смутные подозрения не оставляли меня, еще минута-другая, и я бы попросил показать фильм. Но тут наваждение прошло, рассеялось, и я прямо в лоб спросил внука:

– Почему Юлию Самойлову на Украину не пустили?

Внук заинтересованно посмотрел на меня, почитал что-то в своем планшете и сказал с печалью:

– Так я и думал, сложный случай, ты, дед, похоже, заболел. Сейчас будем тебя проверять. В общем, так, пациент, я буду вам задавать вопросы, а вы будете мне быстро отвечать, что вы по этому поводу думаете. Главное – отвечать сразу, – и он напустил на себя умный вид, даже очки откуда-то достал и нацепил на нос. – И еще – если вы записываете свои мысли или ведете дневник, можете использовать свои записи.

Намек я понял, достал заветную тетрадь, открыл на предпоследней странице и кивком головы дал понять, что готов отвечать. И тут внук задал мне первый вопрос:

– Скажите, пациент, каково ваше отношение к тому, что в тюрьме зарезали бывшего директора Рос­космоса, по всей видимости, чтобы он не давал показаний?

– Пустое, – отмахнулся я, – лучше послушай, что сказал по поводу Самойловой Григорий Борисович Карасин, заместитель самого товарища Лаврова, – я высмотрел в тетрадке подчеркнутые строчки: – «Это очередной возмутительный, циничный и бесчеловечный акт киевских властей».

– Хорошо, – внук потер руки, – кажется, мы имеем дело с идеальной картиной заболевания. Посему продолжим. Вы можете выразить свое отношение (он отчего-то начал мне выкать) к тому факту, что при строительстве резиденции Путина украли двести двадцать пять миллионов рублей? Особо хочу подчеркнуть, что при пересчете на вашу семитысячную пенсию это тридцать четыре тысячи пенсий. Хватит примерно на двадцать пять веков.

Но меня на арапа не возьмешь, когда страна в опасности, нужно забывать о личном. И я продолжил гнуть свою линию:

– Зато Иосиф Давыдович Кобзон сурово заявил (снова пришлось заглянуть тетрадь): «Я предупреждал – не давайте возможность ерничать и русофобствовать. Меня никто не послушал». Вот не послушались народного певца и депутата, а что вышло…

– Тэк-с, – каким-то докторским тоном заявил внук (и что это он взял на себя такие полномочия?), – консилиуму всё ясно. Но всё же… С апреля вам, пациент, прибавят пенсию на 56 рублей. Вы сможете или три раза проехать на автобусе, или купить две буханки хлеба. Что выберете?

– Не хлебом единым, – ответил я, уже озлобившись, – это всё ерунда – деньги, хлеб, пенсии. Нам в лицо плюнули, и мы должны ответить. Так ответить, чтобы они навсегда запомнили. Товарищ Милонов Виталий Валентинович указывает, – я опять заглянул в тетрадь: – «Такие действия Украины не должны оставаться без ответа. Как депутат, член международного комитета, буду ходатайствовать о включении в российский санкционный список всех лиц, кто принимает участие в организации этого конкурса на территории Украины». – Тут я решился дополнить товарища Милонова: – Думаю, всех надо наказать, без исключения.

– Спокойно, пациент, спокойно, сказанного уже достаточно для стационарного лечения. Ты, дед дорогой, практически неизлечим.

Он встал, включил свет, посмотрел на болтавшуюся под потолком лампочку и сказал как бы про себя: «Всё забываю абажур тебе купить». Потом посмотрел на меня при свете и строго так спрашивает:

– Почему у тебя руки и шея в зеленке?!

Надо признаться, я огорошен был и сказал не подумавши:

– Так тренировались мы…

– Ты вступил в нижневолжское общество дебилов? – продолжал допрашивать внук.

– Куда? – не понял я.

– В НОД или как там это называется.

Внук стал быстро собираться и уже из дверей злорадным таким тоном сообщил:

– Там у тебя в сенях нашел банку с зеленкой. Так я ее вылил. В сортир!

В глазах у меня помутилось. Страшные мысли проносились в голове: «Кругом враги, а я, истинный патриот, в этот судьбоносный момент остался без оружия. Что же будет с нами?»