Усталость

Оценить
Именно ее испытываешь после окончания почти четырехчасовой пресс-конференции Путина

И дело не только в том, что очень долго, – почти четыре часа. Дело в предсказуемости почти всего, что было спрошено и что было сказано в ответ. Понятно, что особняком стояло несколько вопросов, которые отличались от остальных поднятыми проблемами и остротой. Увы, то же самое нельзя сказать об ответах: президент давно уже умеет отвечать пространно, при этом не говоря ничего нового или интересного. Ну как пример – вопрос о самой его большой ошибке, надо понимать, во время руководства страной. И ответ: меня сколько раз уже об этом спрашивали, кто не ошибается? Все люди ошибаются, и так далее.

Или достаточно большая группа вопросов о судебных решениях. Спросили об Оксане Севастиди, которая получила семь лет за то, что в 2008 году отправила СМС-сообщение о воинском эшелоне, который стоял у перрона. Спросили и о решениях суда в пользу Игоря Сечина в его многочисленных разбирательствах со средствами массовой информации. Не спросили о Евгении Чудновец, которая помогла задержать садистов, издевавшихся над детьми, но была осуждена к лишению свободы за репост ролика с издевательствами. Благодаря этому ролику преступники и были арестованы. Но ролик признан порнографическим, и курганский суд отправил 23-летнюю Евгению в колонию. Не спросили про Варвару Караулову, которую лишили свободы на четыре с половиной года за намерение (!) уехать к жениху, воюющему на стороне террористов. Путин ответил традиционно, так, как отвечал сотни раз до этого: суды у нас самостоятельны и никакому давлению не поддаются, даже президентскому. В случаях с Сечиным – даже хорошо, что избрал цивилизованный способ, а журналисты должны знать меру. Но может, хоть Севастиди повезет: президент отметил, что если этот эшелон видели все, то ее вина не так очевидна.

Надо признать и тот факт, что журналисты в большинстве своем сделали всё возможное, чтобы пресс-конференция президента страны превратилась в скучное и никому не нужное мероприятие. БОльшую часть вопросов им следовало бы задать своим мэрам или губернаторам. Не задали – то ли побоялись, то ли знали, что мэры-губернаторы не в состоянии ответить.

Был достаточно представлен и реанимированный жанр вопроса-доноса. Например, вопрос о вреде экологических организаций, спонсируемых «оттуда». Из той же серии был вопрос и о ювенальной юстиции. Мэтры, как они сами считают, журналистики тоже соревновались в том, кто задаст вопрос поострее, но такой, чтобы дать возможность Владимиру Путину уйти от ответа, тем более что они – мэтры – прекрасно знают его манеру отвечать.

Андрей Колесников из «Коммерсанта» спросил, каковы доводы Путина за то, чтобы баллотироваться в 2018 году, и каковы доводы против. В ответ получили – и он, и аудитория – рассуждения о том, что еще не время, надо посмотреть, как пойдут дела. Какой будет ситуация.

Александр Гамов поинтересовался, почему губернаторами стали назначать людей из близкого окружения Путина. Ответ тоже не блистал конкретностью: «У нас 85 субъектов, а вы назвали троих человек. Они что, такую существенную роль играют в губернаторском корпусе? Доверяем ли мы местным кадрам? Конечно, доверяем. В подавляющем числе регионов работают люди местные, но бывает, нужна свежая кровь». То есть получается, что и так хорошо, и эдак хорошо, по-всякому хорошо. Впрочем, слова о свежей крови надо бы запомнить местной элите, а то некоторые господа уже стали делить шкуру неубитого медведя по имени Валерий Васильевич.

По традиции, было немало сказано и о наших отношениях со всем миром. Тренд тут такой: мы со всеми хотим сотрудничать и даже дружить, но вот они... Иногда президент обходился без прямых обвинений, но, что называется, не удерживался от того, чтобы не вставить шпильку. Комментируя иркутскую трагедию, сказал, что у нас пьют не так много, как в некоторых странах, в том числе Северной Европы. Однако об увлечении финнов жидкостью для ванн ничего пока не известно. Зато на пресс-конференции стало известно, что производство отравы было организовано в том числе и «гражданином другой страны». Страна указана не была. И остается гадать, были это, предположим, Узбекистан или Молдавия, а может, даже злокозненные Штаты времен Обамы. На самом деле – гражданин Сирии.

Другой момент. Говоря о допинговом скандале, Владимир Путин представил дело так, что это бывший глава РУСАДА Родченков, фамилию которого президент не смог вспомнить, привозил из Канады «всякую гадость». Получается, что российские спортивные функционеры вовсе не при делах, а это Родченков, по сути, и раскрывший детали допинговых афер, сам всё и организовал.

Еще было коротко сказано о вечном, о том, что государство, конечно, будет поддерживать патриотизм, ибо у нас нет никакого другого объединяющего начала. И о преходящем, но тоже очень важном – о президентских выборах. Конкретнее – о вероятности выборов в 2017 году. Они «возможны, но нецелесообразны».

Если же оставить претензии, то надо задаться вопросом: чего же вы хотели? Очень многие люди в том числе хотели понять: что мы делаем в Сирии, зачем мы в Сирии и как мы будем оттуда выбираться.

Год назад Владимиром Путиным было сказано: «Лучшего учения трудно себе представить. Мы, в принципе, достаточно долго можем там тренироваться без существенного ущерба для нашего бюджета». Как посчитано, к 1 октября затраты составили 58 миллиардов рублей (практически бюджет Саратовской области), погибли более двадцати военных, Сирия стала причиной убийства нашего посла в Турции Андрея Карлова. По пути в Сирию разбился Ту-154. Это по-прежнему «тренировка»?

Но никто этих вопросов не задал, и, стало быть, никто ответов не услышал.

Последнее, пожалуй, наблюдение: Владимир Путин на этой пресс-конференции шутил реже обычного. Может, реальное положение дел, а не то, о котором он говорил, не располагало к юмору. А может, и им овладела усталость: из года в год одни и те же мероприятия, одни и те же лица, практические одинаковые вопросы. Это была двенадцатая большая пресс-конференция. Впереди еще, как мы подсчитали, семь. Как тут не устанешь. И это не только мое мнение.


[кстати сказать]

Алексей Венедиктов, главный редактор «Эха Москвы»:

Действо дежурное, блюдо размазанное... Большинство российских журналистов метались между явным холуйством и правозащитными вопросами.

Михаил Ходорковский, политик:

Путину скучно врать, нам скучно не верить. Стагнация.

Леонид Гозман, политик:

Путину ничего было не надо – он не старался ни переубедить или убедить кого-либо в чем-либо, ни сообщить какую-то значимую информацию, которой у людей раньше не было, а вот теперь будет. Он отбывал номер, демонстрировал себя – сильный, мол, не в маразме. Так никто и не сомневался. Зачем приходил, что сказать хотел?

Максим Кононенко, журналист и блогер:

Откровенная искренняя неохота проводить эту пресс-конференцию.